Вор: Пришествие Трикстера - Артемис Деник

на «пение». Он читал молитву, пока первый служитель выводил красной краской молот на груди бездвижного человека.

— Вот и пора в путь. Твое наказание — один час. Выживешь, значит повезло, и Создатель на твоей стороне. Нет… ты искупишь свою вину и попадешь в светлое место. Да благословит тебя Создатель!

Второй служитель вложил заключенному в руку четки.

И они оба просунули его через дверь. А точнее вытолкали потому, как черноволосый не хотел умирать, упирался ногами. В этот момент спящие силы вдруг проснулись в нем, хоть ненадолго.

«Накликал я беду, они пришли за мной!» — подумал он, когда почувствовал мягкое тело, на которое приземлился.

3

Только я собирался заглянуть в проем, как меня сбили с ног и прижали к полу. Черт! Они знают, что я здесь! Я выхватил из ножен кинжал, но затем заметил интересную особенность. У меня в ушах стоял звон. Я откинул то, что навалилось на меня, и сразу заметил оборванного парня, который все еще кричал, выставив четки вперед. Я подскочил и закрыл ему рот перчаткой.

— Что ты, мать твою, здесь делаешь?

Оборвыш все еще вырывался, а глаза были круглые как у кота. Я отпустил перчатку.

— Ты чего уставился?

— Т-ты к-кт… Ты что здесь д-дыелаешь? Меня привели умирать вообще-то.

Но я уже не слушал его, так как понял, что произошло. Я встал и поспешил к двери. Ее могли закрыть в любую минуту. Человек сзади не отставал, он то и дело терся об меня.

— Нам не по пути! Сколько их?

— Д-двое, двое да! Спаси!

Он ухватил меня за рукав, что просто взбесило меня. Он срывал операцию. Дверь!

— Да отцепись ты! Жди здесь!

Он отпустил рукав и прижался к стене, судорожно поглядывая в темноту. Кстати, о двери. Я прекрасно слышал разговоры, которые исходили оттуда.

«Где засов?».

«Возле той бочки».

«Нет его там, я уже смотрел».

Через проем просвечивался зад, прикрытый красным плащом, на рукавах белые вышивки. Что-либо предпринимать было слишком опасно: их было двое, а я один. Один… Да, один: то, что стояло позади меня, тряслось и перебирало руками четки. Бесполезный человек. Я всунул голову внутрь. Все стало понятно. Выхватил дубинку. Огрел ее первого. К моему сожалению, второй заметил меня. Он заорал так, что аж стены затрещали. У него в руке сверкнул молот. Я увернулся от грозящего удара. Зашел за спину, но получил молотом в живот.

Преодолевая рвотные позывы, я откатился от еще одного удара, и зарядил ногой по голени. Не получилось.

— Ай, сейчас ты поплатишься!

Я с силой удержал последний удар, но моя дубинка, кажется, треснула. У меня больше не было защиты. Так бы и закончилась эта история, но когда я моргнул, тот оборвыш уже душил служителя своими кандалами. Вот теперь я смог вложить всю силу в удар ногами и Молот повалился на каменный пол.

— Тише, тише, ты его задушишь! — я откинул готовящегося убийцу в сторону и стукнул остатком блэк-джека по темечку стражника. Блестящий шлем валялся в углу, покачиваясь, как корабль на волнах.

— Ты что делаешь?!

— Спасаю твою совесть.

4

Это был вовсе не парень, а старик. Такой же старик, как и Хранители. Он все еще стоял, не понимая, что произошло. Я видел, как он пялится на дверь, но по-настоящему думал только о том, не услышал ли кто вопли. Наконец, молчание прервал он.

— Кто ты?

— Я вор.

— О… тебе здесь самое место…, - без эмоций пробормотал он, — тем не менее, ты… зачем ты здесь?

— Не твое дело. Мне надо спешить. Пойдешь туда?

— Нет! Нет, только не туда. Там мертвые.

— Да, они самые. Бери молот.

— Что?

— Бери молот и топай отсюда, — это был приказ.

— Но я, — он взглянул мне в глаза, наклонился и обеими руками поднял молот, — Что мне с ним делать?

— Защищаться, — этот разговор мне все больше надоедал, я был так близок.

Черноволосый старик покрутил в руках молот, сделал выпад и полетел вслед за молотом.

— Держать крепче надо.

— Да, да, думаю да.

Он же был заключенным, верно? Почему бы мне его не использовать?

— Ты не слышал ничего о неком заключенном, Катти?

— Катти, — пока он думал, я шарил руками по карманам, ища ключ от кандалов, старик видел это, в предвкушении облизывался, — Да, кажется, я слышал такое имя…

— И?

— Новенький, да? — старик ухмыльнулся.

Я молчал.

— В Блоке С его нет. Слышал, его пытали в газовой камере.

— Что?

— Хе, хе. Запирают в комнате с костром на несколько мгновений. Чтобы дух очистить, так сказать.

— Черт!

— Да, чертей изгоняют. Так что, ты меня отправишь к мертвякам? Я… я туда не пойду, — старик выставил молот, хотя и понимал, что ключ от кандалов находится в моих руках.

— Ты пойдешь туда.

Я снял кандалы и повернулся спиной. Впереди во тьме поднималась лестница, склизкая и противная. Мне в лицо дунул запах сырости, как я уже говорил, мне не привыкать.

— Вор, — я обернулся.

Старик стоял в растерянности. Желтая кожа блестела при свете факела.

— Спасибо, что помог, — он ковырял молотом красный плащ одного из ребят Создателя, — Я слышал еще кое-что: «Хранильня».

— Что?

— Хранильня. Меня туда отвели сортировать эти… как их… конфиксованные вещи. Вели с повязкой. Помню ступени, тепло… прекрасные голоса ужасных людей… удары мечей, такие громкие и близкие… какой-то ни то шепот, ни то молитва, и пол, мягкий пол. Большой зал… очень большой, с картинками и буквами на стенах, — мямлил старик.

— Что?

— Что, что! Спасаю себя от совести.

5

Я не верил, что он мог выбраться из того места тем путем, что для него избрали Молоты. В глубине той жидкой субстанции, что зовется душа, я понимал — с ним было покончено. Он мне был никем, так что я лишь пожал плечами и пошел своей дорогой — темной. И тут даже непонятно, чья дорога была темнее, и в каком смысле.

Лестница все шла и шла вверх. Как же глубоко засели фанатики! Впереди слышались ритмичные звуки тысячи кузнецов. Молоты отбивали и отбивали свои мрачные, но до неприятности восхваляющие их бога гимны. Меня принесло в нечто типо завода. Жар сразу ударил в лицо. Я уже не был уверен, что вынесу его в своем обмундировании и плаще. Со лба капал пот. Звук машин, станков превращался в белый шум, и казалось, мои уши потеряли способность слышать. Только отбойные молотки, и шипение. Помимо этого, чем выше я поднимался, тем кучнее становился пар. Я лишился уже двух органов чувств. «Теперь