Хроника событий местного значения (дни «совка») - Игорь Ильич Шарапов

скоро приедет.

— У меня больше нет денег… — промямлил я.

— Деньги всегда найдутся, — прогудел Яша. — Нужно только все время думать, где их достать. И деньги — не самое главное в жизни.

При этих словах Рита посмотрела на него с восхищением.

Я настолько устал от событий и переживаний дня, что после чая сразу уснул. Проснулся от нервного разговора Риты и Яши.

— И есть еще верблюжье одеяло… — задумчиво говорил он.

— Яша, одеяло мальчику купила мама.

— Подумай — зачем мальчику верблюжье одеяло летом? Купим осенью ему ватное, оно даже теплее, потому что — тяжелое.

Наверно, Яша всю ночь размышлял, где достать деньги, и я понял, что нужно срочно покинуть этот гостеприимный дом. К счастью, на следующий день приехала мама. У нее было хорошее настроение. Шверник уделил ей пять минут разговора, сказал «у нас бывают перегибы», и что он поручил разобраться в деле папы.

— Хороши перегибы! — воскликнула Рита. — Человек два года сидит!

Но вскоре от папы пришло письмо о том, что он теперь — поселенец, в зону ходит на работу как инженер и лишь должен где-то отмечаться.

* * *

Мама часто ходила с отчетами в городской отдел здравоохранения. Там она понравилась начальнице отдела и та предложила ей работу с заметным повышением оклада. Но главное — влиятельная заведующая помогла обменять наше убогое жилье на комнату в престижном доме на набережной реки. Дом называли «рафанда», он находился недалеко от Народной Рады, в нем были все удобства, как и в особняке Вайса. Мы поселились в комнате квартиры, где жила приятная пожилая пара венгров. Мама быстро нашла общий язык с соседкой, тетей Мартой. Ее муж, молчаливый замкнутый человек, с нами не общался, у него был хронический бронхит, он надсадно кашлял, часто ходил в туалет.

На новом месте жительства я вернулся в школу № 3. Прошло почти четыре года, она стала другой по составу учеников и преподавателей. Тон в классе задавала признанные отличники — Ефименко, Ауслендер, Бренер, Белоусов. Они имели авторитет у одноклассников и учителей. Мне, выходцу из захудалой школы, нашлось место в последних рядах класса. За мной сидел лишь почему-то попавший в эту школу бездарь и хулиган Тимофеев. Первое время он говорил мне много гадостей.

Я переживал эти обиды, а на одном из уроков показал и свои скудные знания. Борис Хрисанфович Пономарчук, учитель химии, попросил меня назвать формулу соляной кислоты. Не зная латинских букв, я обреченно вычитал из учебника: «эн, эс-е». Среди учеников раздались отдельные смешки. Я сгорал от стыда. Но Пономарчук, строго оглядев класс, лишь тихо сказал:

— Прекратить шум… Подойдешь ко мне после урока.

При его добром отношении я быстро восполнил пробелы в знании по химии. Она мне даже понравилась, особенно неорганическая химия. Борис Хрисанфович творчески вел урок. Так, объясняя вывод формул химических соединений по не очень понятной теории валентности, он обучил нас делать это значительно проще, используя эмпирическую зависимость, придуманную еще в ХIХ веке.

Учителя по математике в школе почему-то менялись часто, никто из них не оставил о себе воспоминания. Я по-прежнему проявлял особый интерес к геометрическим построениям и расчетам.

А любимым моим предметом стал русский язык. Его преподавала Белла Григорьевна Галинская, отличавшаяся обаятельной улыбкой и почти фанатичной строгостью к усвоению нами правил письма и речи. Она организовала семинар, где мы делали тематические доклады.

Доклад по объемистой книге «Жизнь Клима Самгина», сделанный мной в девятом классе, вызвал интерес даже у педсовета школы.

Особо отмечу учителя английского языка Александра Маврикиевича Рота. Всегда модно одетый, остроумный и ироничный, он вызывал у нас уважение и желание подражать. Были слухи о его повышенном внимании к женщинам. Но почти все признавали умение Александра Маврикиевича интересно вовлекать учеников в изучение английского языка. Его урок начинался с обсуждения событий прошедшего дня в виде вопросов и ответов по-английски. Тот, кто ошибался в произношении или построении фраз, должен был десять раз писать на классной доске правильный вариант с транскрипцией слов.

Затем Александр Маврикиевич объяснял новые разделы грамматики английского языка. Приводя примеры правильного построения фраз, он использовал английские поговорки, по смыслу схожие с русскими. Например: «To carry coal in Newcastle» («Ездить в Тулу с самоваром»), «Charity begins at home» («Своя рубашка ближе к телу»). Это очень повышало наш интерес к тому, что он рассказывал.

А в оставшееся время урока лучшие ученики класса читали отрывки книг на английском языке. Мне показалось, что книга «Трое в лодке, не считая собаки» на языке оригинала вызывает большее понимание юмористических ситуаций, чем в переводе на русский.

В то время Александр Маврикиевич владел уже многими языками, включая индийский. Позже я узнал, что он работал переводчиком на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Так что школа № 3 города Ужгорода была совсем не средней, и я приложил много усилий, чтобы занять достойное место среди учеников нашего класса.

Угнетающие события в детстве вызвали у меня чувство стыдливости перед активными и уверенными людьми. В разговоре с ними я краснел и не мог собраться с мыслями, которые пытался высказать. Когда позже обдумывал — как следовало бы говорить достойно, в голове почему-то возникала цифра 12. Произнося про себя эту цифру, я успокаивался. Комплекс неуверенности у меня стал проходить после возникшей дружбы с одним из лучших учеников класса, Володей Бренером. Володя хорошо разбирался в радиотехнике, водил поезд на детской железной дороге, отличался чувством юмора и много читал. Они с мамой жили весьма скромно, это еще больше сближало нас.

Вскоре образовался круг общения и по месту нашего нового жилья. Я подружился с Аликом Бутенко, Юрой Клименко, Толей Лебзоном, они жили в соседних подъездах «рафанды». Сестра Алика, Рита, была постарше нас, ее загадочные фразы и принимаемые позы вызывали у меня чувство еще непонятного, волнующего влечения. Рите, видимо, нравилось мое внимание к ее выпуклостям под школьным платьем. Как-то, чтобы еще больше смутить меня, она сказала:

— Знаешь, как они растут? Сначала одна, за ней — вторая. Я испугалась, но мама объяснила, что это нормально.

Я был горд тем, что она доверительно и просто поделилась со мной своими девичьими тайнами.

Толя Лебзон был сын известных в городе врачей. Дома у них была большая библиотека. Тайком от родителей он принес мне прочитать веселые рассказы Чехова, книгу пародий Архангельского, усилившие мою склонность к юмористическому изложению своих историй.

А Юра Клименко был добрым, надежным другом. Его мама — веселая, гостеприимная, всегда угощала чем-нибудь вкусным. А папа —