Грешник - Гауф Юлия

– Едем… постой-ка, ты плачешь? Саша, что случилось?

– К маме скорая приезжала, – всхлипнула я, чувствуя стыд, ведь плачу я не только из-за мамы. – Поехали скорее, пожалуйста!

Телефон я смогла включить в машине Дениса, подсоединив его к пауэрбанку. Оказывается, он не сломался, а просто разрядился. И вот, я уже в седьмой раз звоню домой, но никто не отвечает: ни мама, ни папа, ни даже бабушка.

– Я уверен, что все хорошо.

– Правда? – повернулась к парню, и он уверенно кивнул, не глядя на меня.

– Да. Мы скоро приедем, и ты сама убедишься.

– Ну да, все хорошо, Денис, – горько повторила я за ним. – Люди не болеют, не умирают, и с ними все хорошо лишь потому, что мы этого хотим. Мир полон добра, справедливости, и розовых пони.

– Мир полон дерьма, Саша, – усмехнулся он. – Но все будет хорошо. Отложи телефон, ты ничего не изменишь, бесконечно набирая их, мы ведь скоро приедем.

– А если бы с твоей мамой что-то случилось, ты бы тоже был так спокоен?

– Мама умерла, – тихо ответил Денис.

И я затихла. Отложила телефон, и попыталась унять дрожь. Даже руки сложила под бедра – так я с детства привыкла сидеть, когда переживаю. И когда не знаю, куда деть саму себя, чтобы успокоиться.

– Прости. Сочувствую, я не знала.

– Я успел ее увидеть. Не сразу сюда вернулся, как вышел. Домой поехал, к родителям… ладно, забудь.

– Нет, расскажи мне, – потребовала, и только потом поняла, до чего грубо это – просить рассказать Дениса о том, как он потерял маму. – Если хочешь, расскажи, – поправилась я смущенно. – Мне нравилась Марина Николаевна.

Вот только я ей не нравилась.

Никогда. И понять ее можно: ее сын увивался за мной, за девушкой, намного старше его самого. Мне бы, будь у меня дети, такое тоже не понравилось.

И я бы тоже прокляла себя на ее месте.

– Нечего рассказывать, правда. Она болела, а от меня это скрывали, да и не сделал бы я ничего, – Денис продолжил смотреть на дорогу, ко мне даже не поворачивался, хотя мы ехали по пустой трассе. – И мама, и папа навещали меня, а я ничего не замечал. Да, бледная. Да, похудела. Думал, от нервов, а оказалось, что болела. Хорошо, что успел ее увидеть, и попрощаться.

– Мне жаль, – я несмело потянулась к нему, а затем плюнула на все, и прикоснулась к плечу Дениса. – Она любила тебя.

– Только она и любила. Отец тоже, но, – он передернул плечами, и я убрала ладонь, подумав, что Денису неприятны мои прикосновения, – ему легче справляться с горем в одиночку. Без меня. Я понял это, и съехал, как раз квартира от съемщиков освободилась.

– Как это твоему папе проще в одиночку?

– Он прямо не говорит, но винит меня в смерти мамы. В том, что заболела, и занималась не своим здоровьем, а мной. Черт, – Денис рассмеялся нервно, и ударил по рулю, – думаю, отец считает, что я и правда виноват. Мама поверила мне, папа вроде тоже, но я постоянно видел в его глазах боязнь, что я – гребаный маньяк и насильник. Пусть и несостоявшийся.

Еще неделю назад я бы спросила: «А разве это не так?», но сейчас… сейчас я сама не знаю, ЧТО бы увидел Денис в моих глазах. Я ведь помню тот вечер семилетней давности. Помню в мельчайших подробностях, я столько раз рассказывала обо всех этих событиях – следователям, адвокатам, прокурору, родным.

И практически ото всех я слышала заключение: «Он – чудовище». Насильник. Несостоявшийся, но что это меняет?! И убийца – вполне состоявшийся.

Но вот она я, еду с ним в машине по пустой трассе, и ни капельки не боюсь.

– Подъезжаем, – заметил Денис.

– Спасибо, что помог, – запоздало поблагодарила я. – Я ворвалась вот так, без предупреждения, а ты согласился подвезти. Я даже не ожидала. Разумеется, я оплачу дорогу. Правда, спасибо, телефон вырубился, запасной черт знает где, и я не знала, как вызвать такси.

Вы въехали в Дубровку, и буквально через минуту я показала Денису, где остановить машину.

– Так вот, где ты выросла!

– Нет, не здесь я росла. Мы из Новосибирска, сюда переехали так как бабушка плохо переносит морозы. Мне пятнадцать было, когда здесь поселились, – непонятно зачем начала я рассказывать, открыла калитку, и шикнула на нашего лабрадора Барона, вздумавшего лаять. – Дэн, ты ведь подождешь меня? Вдруг маму придется везти в больницу, соседи все спят, да и выпить большинство любит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Разумеется. Я буду рядом, – кивнул парень, и мне стало спокойнее.

Именно эти слова и позволили мне выдохнуть: «Я буду рядом». Пусть спать он предпочитает с двадцатилетними девчонками, что вполне логично, но, быть может, мы и правда сможем стать если не друзьями, то приятелями?!

– Спасибо, – прошептала я, достала ключ из-под знакомого камня, и открыла дверь в дом. – Проходи.

– Думаю, рады мне не будут. Но мне не привыкать, – с этими, еле слышными словами Денис вошел в дом моих родителей.

***

– Мама, как ты могла?! – я, не стесняясь, банально кричала. – Это что, шутки? Да я чуть с ума не сошла, думала, что наша ссора тебя довела. А ты притворялась! И папа, – обернулась к нему, не на шутку разбушевавшись, – ты-то чем думал? У вас вообще совесть есть?

Денис спокойно стоял у двери, отказавшись сесть за стол рядом с моей, вполне здоровой и бодрой мамой. К которой не приезжала никакая скорая!

– Не кричи. Прошлая ссора не довела, так эта доведет. И получится, что ты не зря тащилась ночью сюда, успеешь мать в могилу свести, – возмутилась она. – И, Александра, совести нет у тебя! Я всего лишь показала тебе, что будет, если ты посмеешь испортить отношения с Ильей. Меня погубишь, сердце у меня слабое, ты знаешь! А лет через двадцать, когда до тебя дойдет, какую ошибку ты совершила, тебя и саму инфаркт настигнет, помяни мое слово!

– Боже мой, какой бред! Ты бы слышала саму себя, мама! – я топнула ногой, и даже взвизгнула от отчаянной ярости. – Даже не думай меня шантажировать, я на это не куплюсь! Тебя я люблю, но потакать тебе не стану. И твое сердце, как оказалось, не такое уж и слабое, посильнее моего будет. Все, визит окончен, я домой!

Иначе наговорю такого, что мама не простит.

В последние дни я на взводе, а сейчас и вовсе взбешена до пелены в глазах. Злости добавляет и эта картина маслом – мама, спокойно сидит за кухонным столом над чашкой чая, зачерпывает из розетки варенье, и с аппетитом уплетает его с хлебом. А рядом понурившийся папа.

Хоть кому-то стыдно!

– Стой, Саша. Так вот из-за кого ты с Ильей расстаешься? – она встала со стула, поднесла ладонь ко лбу, загораживаясь от желтого света, и ахнула – Дениса разглядела, наконец. – Ийсусе! Ты кого в мой дом притащила, а? Убирайся вон, мерзавец! Толя, – прикрикнула мама на отца, – неси вилы!

– Не торопитесь, мы оба уходим.

– Ты останешься. Александра, как ты могла? Боже мой, как я людям в глаза смотреть буду? – схватилась мама за голову.

А мне стало дико неудобно перед Денисом, который стал свидетелем этого шапито. Не знаю, испанский ли это стыд, или обычный, русский, но смотреть в глаза парню катастрофически неудобно.

– Идем отсюда, – сказала, взяла его за руку, и мы оба вышли из кухни под крики мамы:

– А ну вернись, негодная! Ты что творишь… Саша, вернись немедля!

– Быстрее, – попросила, и побежала, едва мы оказались на крыльце. Побежала по двору, за калитку, но все равно до машины первым добежал Денис. И мы оба рассмеялись, едва оказались внутри теплого авто.

Первое хорошее событие за день – эти наши догонялки.

– Весело у тебя… Александра, – передразнил Денис маму, заводя машину. – Надеюсь, твой батя с вилами за нами гнаться не станет?

– Давай не проверять, – я искренне и весело рассмеялась в ответ, выплескивая скопившееся за день напряжение.

Ну и семейка!

– Черт, правда, прости, – я все никак не могла прекратить смеяться, хотя мы уже выехали из Дубровки. – Мама раньше исполняла роль умирающей, но не так часто, чтобы я привыкла. Поверить не могу, что они с папой устроили мне такую ночку!

– Так ты и правда решила развестись?