Лондон. Прогулки по столице мира - Генри Мортон

Чипсайд — та улица, послевоенная судьба которой вызывает во мне чувство горького сожаления.

Мне всегда казалось, что она в большей степени, нежели любая другая лондонская улица, обладает неистребимым средневековым колоритом. Она, вне всяких сомнений, была главной улицей Сити. Толпы клерков и машинисток заполняли ее тротуары, когда в обеденный перерыв выходили из офисов, чтобы сделать покупки и поглазеть на витрины. В Лондоне настолько сильны традиции, что даже сегодня, хотя Чипсайд серьезно пострадала от взрывов и пожаров, в результате которых многие магазины исчезли, а в тех, которые остались, не так уж много можно купить, — даже сегодня по-прежнему живет традиция довоенного Лондона прогуливаться по Чипсайд в обеденный перерыв.

Это была торговая улица старого Лондона. Если у Английского банка видишь перед собой мысленным взором образы римлян, то, прогуливаясь по Чипсайд, представляешь себе лондонцев Средневековья и эпохи царствования Елизаветы. Это одна из немногих улиц Лондона, которые сегодня стали уже, нежели раньше. В старину Чипсайд, должно быть, напоминала улицы знаменитых фламандских торговых городов, таких как Брюгге или Гент. В те времена она была вдвое шире и на ней стояли выкрашенные в черный и белый цвет пятиэтажные деревянные дома. Каждый последующий этаж выступал над нижним, что придавало домам сходство с галеонами. В течение столетий в районе Чипсайд возникли Пиккадилли, Бонд-стрит и Оксфорд-стрит, а из ее лавок и мастерских выросли могучие торговые гильдии Лондона. Вплоть до пятнадцатого столетия северная сторона Чипсайд становилась местом проведения турниров, а на южной стороне возводились подмостки, откуда король, королева и придворные наблюдали за рыцарскими поединками. По Чипсайд проходили все знаменитые процессии — к примеру, шествие будущего монарха из Тауэра в Вестминстер на коронацию. По ней проезжали иностранные короли и послы, вернувшиеся на родину герои, как Черный принц, который после победы при Пуатье проскакал по Чипсайд в помятых в сражении латах. Его приветствовали толпы народа, а лондонские купцы и их домочадцы в одеждах, расшитых золотом и серебром и увитых гирляндами свежих весенних цветов, высовывались из окон, украшенных гобеленами.

Здесь было самое людное место в Лондоне, и поэтому именно здесь наказывали преступников и был установлен позорный столб. Булочника, испекшего плохой хлеб, приговаривали к «провозу на телеге от Гилдхолла через центр Чипсайда, где самые грязные улицы. К его шее надлежит подвесить мерзкий каравай». Скверно изготовленные товары и «другие некачественные и фальшивые предметы потребления» публично сжигались на Чипсайд.

Характерной приметой района был Чипсайдский крест, который стоял посреди дороги и был обращен в сторону Вуд-стрит. Это предпоследний (последним был Чарингский) из двенадцати крестов, воздвигнутых Эдуардом I в знак скорби по своей супруге Элеоноре в тех местах, где останавливался на ночлег траурный кортеж, перевозивший тело королевы из городка Хэнби в Линкольншире, где она умерла, в Вестминстерское аббатство. Большой источник Чипсайд находился в самом центре района, неподалеку от Полтри-стрит, а Малый источник располагался со стороны Фостер-лейн. По большим праздникам воду перекрывали и вместо нее подавали вино.

Как и во всех европейских городах, рынок Чипсайд находился посреди проезжей части. Именно он был пращуром торговых улиц современного Лондона. Возможно, его современным эквивалентом является Петтикоут-лейн в том виде, в каком она бывает воскресными утрами.

Гордостью района Чипсайд была улица Голдсмит-роу. С эпохи раннего Средневековья и вплоть до правления Карла I предпринимались неоднократные попытки загнать всех ювелиров на эту улицу. Зимой 1563 года один писатель назвал ее «лондонской красавицей», а спустя всего лишь шестьдесят лет другой писатель сокрушался по поводу нашествия «жалких торгашей», которые наводнили Голдсмит-роу. Этими «торгашами» были модистки, торговцы полотном и книготорговцы.

Какие сентиментальные чувства вызывает лондонская церковь Святой Марии-ле-Боу, которая теперь, увы, являет собой голый остов без крыши! Хотя ее знаменитые колокола исчезли[2], но шпиль сохранился. К счастью, сохранился и норманнский склеп, самая интересная деталь этой церкви. Я полагаю, что эта церковь является предметом гордости всех лондонцев, включая даже тех, кто никогда в ней не был, и соперничать с ней в привязанности горожан способен только собор Святого Павла. Похоже, что любовь, с которой горожане относились к звону ее колоколов, лежит в основе старой пословицы: истинным кокни может считаться лишь тот, кто родился под звон этих колоколов.

Интересно, многие ли лондонцы сумеют объяснить происхождение слова «кокни»? На самом деле оно означает «сопляк» или «маменькин сынок» и в давние времена отнюдь не было комплиментом, напротив, его использовали, когда хотели посмеяться над человеком. В основе этого слова лежит устаревший глагол to cocker, что означает «ласкать», «баловать», «потворствовать». Следовательно, кокни — лондонец, которого «избаловали» или вырастили в таких тепличных условиях, что он оказался ни на что не годен. Поэтому в шестнадцатом и семнадцатом столетиях лондонцы, которые, как считалось, выделялись среди прочих англичан своими «столичными повадками», стали объектом постоянных подшучиваний, отнюдь не всегда беззлобных. В наши дни слово «кокни», разумеется, напрочь лишено былой остроты.

Что касается района Чипсайд, то лично для меня стало тяжелой утратой исчезновение «дежурной» рыбной таверны Симпсона, которая находилась в замечательной тихой заводи Берд-ин-Хенд-корт. После немецких бомбардировок от нее остались лишь отвратительного вида груды кирпича. Я уверен, она была последней настоящей таверной в Лондоне. Словосочетание «дежурный врач его величества» (physician in ordinary to His Majesty) употребляется в отношении практикующего врача, а «дежурный посол» (an Ambassador in ordinary) — в отношении наделенного полномочиями дипломата, который живет и работает за рубежом. Я привел два примера использования слова, которое наши предки употребляли, чтобы описать любое явление постоянного свойства. В старину большинство лондонских таверн специализировалось на приготовлении «дежурных блюд», которые были каждому по карману. В эпоху королевы Анны мы столкнулись бы с выражением Twopenny Ordinary, которое означало набор повседневных блюд, или, как мы сказали бы сегодня, table d' hote.

Даже перед последней войной я считал, что набор рыбных блюд стоимостью в два шиллинга, который подавали в таверне Симпсона, является самой дешевой едой в Лондоне. Мне частенько хотелось выяснить, за счет чего эта таверна продолжает существовать. К слову, тут я должен заметить, что былые времена отличались изяществом манер. Не соглашаясь со многими из тех, кто утверждает, что мы стали слишком лаконичными и грубыми, я ничуть не сомневаюсь в том, что мы утратили изящество хороших манер. Те из нас, кто до сих пор носит шляпы, еще могут приподнять их в знак приветствия, но уже никто не умеет отдавать поклоны.