Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Владимир Борисович Айзенштадт

не писал к тебе, потому что переезжал на новую квартиру и живу теперь в доме Балабина, возле Императорской библиотеки, напротив Гостиного двора… Квартира моя очень хороша; я купил мебелей и цветов и теперь живу барином» [т. 2, с. 218].

Дом Балабина – это перестроенный в 1874 году дом № 18 на Садовой улице (ныне – здание Российской национальной библиотеки).

В новой квартире Батюшкову долго прожить было не суждено. 12 июня Наполеон перешел границу России.

Батюшков лучше многих понимал опасность и последствия начавшейся войны. Как раз в это время он подхватил лихорадку, которая больше чем на месяц приковала его к постели. Из Москвы пишет Е. Ф. Муравьёва: она в беде. Незадолго до войны она продала дом, живет а подмосковной даче. Французы близко. Она больна. Оба ее сына, будущие декабристы, еще очень молоды.

«Катерина Федоровна, – пишет он сестре 9 августа, – ожидает меня в Москве, больная, без защиты, без друзей: как ее оставить?» Батюшков превозмогает все болезни, получает у Оленина отпуск и едет к Муравьёвым.

Он приехал в Москву за несколько дней до Бородинского сражения.

Я видел сонмы богачей,

Бегущих в рубищах издранных;

Я видел бледных матерей,

Из милой родины изгнанных! [т. 1, с. 190].

Батюшков – П. А. Вяземскому, около 20 августа 1812 года: «Я приехал несколько часов после твоего отъезда в армию. Представь себе мое огорчение… Сию минуту я поскакал бы в армию и умер с тобою под знаменами отечества, если б Муравьёва не имела во мне нужды. В нынешних обстоятельствах я ее оставить не могу… Из Володимира я прилечу в армию, если будет возможность. Дай Бог, чтоб ты был жив, мой милый друг! Дай Бог, чтоб мы еще увиделись! Теперь, когда ты под пулями, я чувствую вполне, сколько тебя люблю. Не забывай меня. Где Жуковский? Батюшков».

В Москве у Екатерины Федоровны Муравьёвой случился переполох. Пятнадцатилетний Никита бежал из дома.

Из записок Александра Муравьёва: «Успехи, одержанные над нами врагом, отступление нашей армии до сердца России раздирали душу моего брата. Он ежедневно досаждал матушке, чтобы добиться от нее дозволения поступить на военную службу. Он стал грустным, молчаливым, отерял сон. Матушка, хотя и встревоженная его состоянием, не могла дать ему столь желанное разрешение… Однажды утром, когда мы собрались за чайным столом, моего брата не оказалось. Его ищут повсюду. День проходит в томительной тревоге. Брат скрылся рано утром, чтобы присоединиться к нашей армии, приближавшейся к стенам Москвы. Он прошел несколько десятков верст, когда его задержали крестьяне. Без паспорта, хорошо одетый – и у него находят карту театра войны и бумагу, на которой написано расположение армий противников! С ним обращаются худо, его связывают; возвращенный в Москву, он брошен в городскую тюрьму. Генерал-губернатор граф Ростопчин призывает его, подвергает его допросу…». Ростопчин сам было принял его за шпиона. Большого труда стоило Батюшкову выручить Никиту Муравьёва. Через девять месяцев, в мае 1813 года, Никита все-таки уйдет в армию прапорщиком.

П. А. Вяземский, воспоминания 1812 года: «Милорадович ввел в дело дивизию Алексея Николаевича Бахметева, находившуюся под его командою. Под Бахметевым была убита лошадь. Он сел на другую. Спустя несколько времени ядро раздробило ногу ему. Мы остановились. Ядро, упав на землю, зашипело, завертелось, взвилось и разорвало мою лошадь. Я остался при Бахметеве. С трудом уложили мы его на мой плащ и с несколькими рядовыми понесли его подалее от огня. Но и тут, путем, сопровождали нас ядра, которые падали направо и налево, перед нами и позади нас. Жестоко страдая от раны, генерал изъявил желание, чтобы меткое ядро окончательно добило его. Но мы благополучно донесли его до места перевязки. Это тот самый Бахметев, при котором позднее Батюшков находился адъютантом».

Батюшков – родным, 7 сентября 1812 года, Владимир: «Сколько слез! – Два моих благотворителя, Оленин и г. Татищев, лишились вдруг детей своих. Оленина старший сын убит одним ядром вместе с Татищевым. Меньшой Оленин так ранен, что мы отчаиваемся до сих пор!.. Рука не поднимается описывать вам то, что я видел и слышал. Простите» [т. 2, с. 229].

Вяземскому, 3 октября 1812 года, Нижний Новгород: «Может быть, штык или пуля лишит тебя товарища веселых дней юности… Но я пишу письмо, а не элегию; надеюсь на Бога и вручаю себя Провидению. Не забывай меня и люби, как прежде…» [т. 2, с. 233].

Однако после оставления Москвы попасть в армию статскому человеку было непросто. Раненый генерал А. Н. Бахметев выразил готовность взять Батюшкова к себе в адъютанты и обещал при первой возможности отправить в действующую армию. Все бумаги были отправлены в Петербург. Оставалось только ждать.

10 декабря 1812 года М. И. Кутузов доложил царю: «Война окончилась за полным истреблением неприятеля»[30].

16 февраля 1813 года прусское правительство заключило союз с Россией о войне за освобождение Германии от наполеоновского ига.

Батюшков возвращается из Нижнего Новгорода, куда отвозил семейство Муравьёвых, в Петербург и поселяется «на Владимирском, в доме Баташова». Как указано у В. Шубина, по современной нумерации это дом № 4, несколько изменивший свой облик при перестройке в 1879 году.

Он был тепло принят Олениными, благодарными ему за заботу о раненном в Бородинском сражении сыне Петре.

Возвращаясь из Нижнего Новгорода, он снова, в третий раз, проезжал через развалины Москвы.

Трикраты с ужасом потом

Бродил в Москве опустошенной

Среди развалин и могил;

Трикраты прах ее священной

Слезами скорби омочил.

29 марта 1813 года высочайшим приказом Батюшков принят в военную службу с назначением в адъютанты к генералу А. Н. Бахметеву. Но Бахметев еще не оправился от ран. Батюшкова гнетет ожидание. Он снова сменил квартиру. Новый адрес: «Дом Сиверса в Почтамском» (современный адрес: ул. Союза Связи, 10). Бахметев все не едет.

Батюшков – Вяземскому, 10 июня 1813 года, из Петербурга в Москву: «В карты я не играю – в большом свете бываю по крайней необходимости и в ожидании моего генерала зеваю, сплю, читаю „Историю Семилетней войны“, прекрасный перевод Гомера на италианском языке… денег имею на месяц и более, имею двух-трех приятелей, с которыми часто говорю о тебе, хожу по вечерам к одной любезной женщине, которая меня прозвала сумасшедшим, чудаком, и зеваю; сидя возле нее, зеваю, так, мой друг; зеваю в ожидании моего генерала, который, надеюсь, пошлет меня зевать на биваки, если война еще продолжится; и глупею, как