Красиво жить не запретишь - Иван Мотринец

— Так уж и тяжкий.

— Именно. К нам по повестке никто с радостью не спешит. Пусть и трижды невиновный. Она с чувством поблагодарила меня.

— А как выглядит та, кого мы ждем? — поинтересовался Петя.

— Я тебе сразу покажу. Внимание, появились первые ласточки!

Из проходной уже лился человеческий поток, но наблюдать было удобно: почти каждый из выходящих на какое-то мгновение задерживался под козырьком проходной, открывая зонт, поднимая воротник плаща.

— Улетела наша птичка, выпустил ты ее, Виталий, на волю.

— Ожидание — отличная тренировка для характера. Бросай в воздух кепку — она! Петя, бди! Вон ту, в голубом плаще, с серой сумкой, вправо свернула.

— Походка красивая, легкая. Наверное, гимнастикой занималась, — бывший спортсмен Петя желал участвовать в слежке на равных.

Пройдя полквартала, Зинаида вошла в телефонную будку, повесила сумку на крюк. В бинокль Ткач видел, как она набирает номер, что-то говорит. Две-три фразы, не более. Выбежала из будки, на лице слезы, вероятно, — ладошкой вытерла их, ловит машину. У бровки тротуара остановилась серая «Волга». Девушка села.

— Петя, давай за «Волгой», не упусти!

Через пару минут Петя успокоил:

— Не упустим. Водитель пожилой, не лихач.

«Волга» остановилась на улице Толстого. Опять им повезло: все трое видели, в какой подъезд вошла Зинаида. «Ну, а дальше?» — Вознюк продолжал считать напрасной эту детскую затею.

— Постоим, поглядим, подумаем.

Через десять минут Виталий решил действовать:

— Петр, давай в подъезд. Нам нельзя, нас знают в лицо. По звонку на этаж, авось…

— Что-то надо говорить…

— Приятеля ищешь. Такой, с усами. Приехал за ним, по им же указанному адресу, а его все нет.

— Ладно, соображу.

Внештатник Петя оказался удачлив. В сыске удачливость признают как реальность. Логика, наблюдательность, терпение, опыт — безусловно, необходимы в сыскной работе, но если этому сопутствует удачливость, рождается настоящий сыщик. Конечно, в конкретном случае удачу следовало отнести на счет Ткача, его идея, «его» Петя.

Открывшая дверь на втором этаже аккуратная, доброжелательная старушка объяснила, что в этом подъезде живут люди пожилые, солидные, молодого человека с усами не знает, не встречала здесь. Но тут же добавила:

— Вы на всякий случай узнайте на четвертом этаже, в девятнадцатой квартире. Там молодая женщина живет, Людмилочка.

Позвонил в девятнадцатую. Открыли тотчас. Лицо женщины было красным, похоже, заплаканным. В передней Петя заметил голубой плащ, яркий, открытый для сушки зонт. На его вопрос об усатом приятеле женщина отрубила:

— Пить меньше надо, тогда не будете забывать адрес!

И захлопнула дверь. Петя расстроился, понимая, что сделал далеко не все возможное, что голубой плащ приобрел очертания вопросительного знака и что-то надо делать, немедленно. Он позвонил в ту же дверь. Открыла та же женщина, настроение ее явно не улучшилось:

— Вы что хулиганите? Я милицию сейчас вызову.

— Извините, я вообще-то сегодня не пил даже компота. Может, у вас есть телефон? Я бы перезвонил, уточнил номер квартиры.

— Уходите немедленно! Шляются тут всякие! Зина, звони в милицию.

Зина, без сомнения та, кого они сопровождали до этого дома, выглянула из комнаты. Петя еще раз извинился и с неожиданной для его грузного тела быстротой сбежал вниз.

— Две зареванные женщины — это уже что-то, — неопределенно прокомментировал пространную информацию Пети Виталий. — Посидим, подождем. Только отгони машину вперед метров на триста и развернись.

Ждали недолго. Зинаида быстро, нервно вышла из подъезда, не открывая зонт, будто не замечая усилившегося дождя.

— Едем?

— Пожалуй, нет. Меня теперь больше интересует девятнадцатая квартира.

— Ну, и кого же ты тут стеречь собираешься? — не удержался от ухмылки Вознюк.

— А мы через пять минут наведаемся к этой Людмиле.

— И что ты ей скажешь? По какой причине вы тут слезы дуэтом проливаете?

— Там видно будет. Как ты не чувствуешь: что-то произошло! Ты же видел, она совсем не истеричка, а тут…

— Любовник бросил — вот и слезы. По братцу, как помнишь, не пролила ни одной.

— При нас. Нет, в ее возрасте, с ее характером не идут к подруге оплакивать мужика. Да и мало она там пробыла — для такой процедуры. Пошли!

Людмила открыла, не спрашивая, кто.

— Добрый вечер. Мы из угрозыска. Можно пройти? — Виталий держался уверенно.

— Пожалуйста, — молодая женщина в длинном шелковом халате казалась растерянной, лицо ее, действительно, было заплаканным.

— Можно сесть?

— Садитесь. Что вам нужно?

— Давайте для начала познакомимся. Вот мое удостоверение. Товарищ тоже из угрозыска, Вознюк Николай Алексеевич.

— Воронова, Людмила Владимировна. Вот паспорт. Слушаю вас.

— Когда и куда исчез Вячеслав Жукровский? — спокойно спросил Ткач. Николай далее подскочил: ничего себе занесло парня!

Но в следующую секунду лицо Вознюка выразило крайнее изумление, ибо женщина расплакалась, всхлипывая, прикрыла глаза руками.

Около часа пробыли молодые сыщики в квартире Вороновой. Не сразу, под вежливым, но настойчивым напором Виталия женщина рассказала грустную историю краткосрочной любви — она же история пропажи «Жигулей». В Киев Людмила вернулась вечером в воскресенье автобусом. Ждала всю ночь, утром. Не пошла на работу. Звонила Зине, но той тоже не было на работе. Попросила передать, чтобы перезвонила ей. Зина совсем недавно ушла отсюда.

Попросила ничего пока не предпринимать, но объяснить как-то происшедшее не могла, расплакалась. Нет, писать заявление в милицию она, Людмила, не станет, подождет до следующего утра. Все документы на машину — там же, в машине, в «бардачке».

Виталий неожиданно легко согласился:

— Завтра так завтра.

Спустившись вниз, перебежав под дождем к «Жигулям», Виталий на вопросительный взгляд Пети ответил вполне определенно:

— Какой все же молодец наш внештатный инспектор Петр Борисович Никулин!

8

«Молодец все-таки Вознюк», — заключил Скворцов после телефонного разговора с Киевом. Теперь Жукровского отловить легче, имеет опознавательные знаки понадежнее родинки на лбу. День не прошел зря. Хотя здесь, во Львове, просеивание сквозь сито сотен людей ничего пока не дало. Ходили, как выяснилось, к Черноусовой многие. Странный, разношерстный контингент. Вот тебе и мнение о профессорских домах как своеобразных крепостях. Непонятная, необъяснимая общительность. Женщина, которая трижды в неделю приходила убирать в квартире, как в рот воды набрала и держит скоро неделю. Не знаю, не видела, не слышала.

Вечер был чудный: тепло, ветра нет, небо подмигивает звездами. Захотелось увидеть Инну. Поздно по общепринятым понятиям, десятый час. Но очень хочется увидеть распахнутые, ласковые глаза, милые гримаски. Конечно, обижается, два выходных прошло, а Валентин даже не позвонил. Не мог, волчком, который разогнали на всю катушку, крутился. Да и не стремился урвать часок, пока след горячий. По давно остывшему идти — вероятность успеха с каждым днем ниже, да и тоскливое занятие — прошлогодний пепел разгребать.

Все же рискнет позвонить девушке, может, сама догадается заговорить о встрече.

Инна догадалась:

— Ты из автомата? Где он находится?

— В десяти минутах от тебя, если на машине.

— А ты разве с машиной?

— Машины тут толпой бегают, сплошной зеленый огонек.

Через полчаса Валентин уже звонил в хорошо знакомую дверь, удивляясь, что ему позволили столь поздний визит. Инна открыла со словами:

— Обманщик, бедную девушку заставляешь ждать.

— Виноват, исправлюсь.

Инна повела Валентина на кухню, засуетилась:

— Кормить тебя буду, скоро весь ремень продырявишь.

— Ужин отдают врагу.

— Наилучший враг — вчерашний друг.

— Лучшая девушка та, что умеет прощать.

Удивительная была эта ночь, очень короткая и очень добрая к ним обоим. Родители Инны еще в субботу уехали в Кобрин, что в Белоруссии, к родственникам. Никто не смущал их долго сдерживаемую нежность, их молодую, несмелую и не очень умелую плоть. Они сами еще не понимали, насколько добра оказалась к ним их первая ночь — в близости они одновременно достигли вершины напряжения, безумия, освобождения и одновременно ощутили друг к другу некую иную — благородную, свободную от недавних внутренних запретов нежность.

Удивительным было утро, пробуждение, родное, милое лицо Инны, ее сияющие, но и смущающиеся глаза, припухлый, детский рот. Они позавтракали вместе, и этот совместный завтрак тоже волновал и радовал обоих. Решили: завтра отнесут заявление в загс, ибо Валентин не знал, как сложится у него наступивший день, а Инна хотела вечером сообщить матери и отцу об этом важном, она знала, и для них событии.