Паровоз - Андрей Клепаков

но побоялся.

Я по пояс высунулся в окно, посмотреть за отъезжающим такси, было интересно, как Иван справится со шлагбаумом. Справился, безо всякого моего вмешательства. Контора, однако.

– Чего не раздевшись по квартире бегаешь? – недовольно спросила жена.

– Да такси надо было выпустить, – оправдался я.

– Проходи на кухню, я пирог испекла.

– О, супер!

Мы обнялись и поцеловались.

– Как фестиваль? – спросила жена, отрезая большой кусок пирога. – Не жалеешь, что съездил?

– Нет. Забавно было, даже очень, – я усмехнулся.

Я вспомнил про небольшую подборку книг, заботливо уложенную мне в чемодан комитетчиками. – Книжки кое-какие привез, посмотри. Что-то может быть интересным.

– Семенова есть?

– Семеновой нет.

А на следующий день я заболел. Грипп.

Контора забеспокоилась. Через день перепуганная врачиха прибежала из поликлиники сама. Сказала, что активный выход.

Жена удивилась, я посмеялся. Ценят ценный материал суки.

Ни жене, ни дочери, конечно, ничего не рассказал. Зачем девочек пугать?

Но температура ползла вверх, голова болела и проснулись суставы.

Еще через день пришел врач – мужик, хотя мы никого не вызывали. Выбрал момент, когда жены не было дома. Настоятельно рекомендовал госпитализацию, сообщил по секрету, что это новый штамм гриппа, болезнь протекает атипично, возможны серьезные осложнения, пугал сволочь. Передал привет от Марии Ивановны и предупредил, если жена заболеет, увезем обоих без разговоров.

Что за маразм? – удивлялся я. Что я гриппом не болел? Да раз в год обязательно, то я, то жена, иногда вместе. В общем, я налил чаю с медом и послал контору в жопу.

Ночью заложило нос.

Отек слизистой это не грипп, – сказал я, и космический луч уперся в переносицу. Через тридцать секунд я дышал как младенец.

Утром я понял, что луч перестарался, вместе с отеком полностью убрал обоняние. И начался кашель. Жена включила подаренную на какой-то день рождения ультрафиолетовую лампу. Я перебрался в гостиную. Улегся на диване, уснул. Приснились вирусы в моем кровотоке, суки летели по сосудам на эритроцитах как сёрфингисты на досках и исчезали за гематоэнцефалическим барьером. Я обозлился, куда смотрит иммунная система? Иммунная система смотрела в оба, лейкоциты объедали белковые оболочки, мозг жрал РНК. Обкусывал концевые фрагменты, середину молекулы достраивал до ДНК и ловко встраивал в геном. Нейроны бугрились новой генетической мускулатурой, нейроглия обеспечивала интенсификацию метаболизма.

Я проснулся с головной болью и пляской цветных пятен перед глазами. Что за бред? Какая вирусемия, какой гематоэнцефалический барьер? Какой геном?

Я прокашлялся, облако вирусов разлетелось по комнате. Перенес лампу из спальни. Ушел на кухню, заварил чай, добавил лимон и имбирь. В ожидании пока остынет, углубился в поиски болеутоляющего, нашел нурофен, выпил две капсулы, голова не прошла. Выпил чай – ноль эффекта. Вернулась из магазина жена, принесла ананас, грейпы и манго.

Сказала, что мне нужны фрукты. Я покивал и съел манго. Внезапно прошла голова, еще через полчаса вернулось обоняние, и проснулся голод.

– А что у нас на обед? – поинтересовался я.

– Есть хочешь? Это хорошо, могу заказать пиццу.

К вечеру упала температура, и позвонила дочь. Спрашивала, как мы, не нужно ли чего. Предложила приехать. Жена не пустила.

На следующее утро я был здоров, но свалилась жена. Теперь я ходил в магазин, пылесосил, готовил и таскал по квартире бактерицидную лампу. Жена лежала в кровати, я сидел рядом, держал за руку и травил ее вирусов излучением то ли из Хум, то ли из Анахаты. Чувствовал, что получалось, жена тоже чувствовала.

Позвонила Мария Ивановна, я отчитался, не забыв спросить про камеры. Демидова посмеялась и ответила, что ездить я должен аккуратно в связи со свой ценностью для страны. А буду капризничать, вообще права отнимет и под стеклянный колпак посадит.

Я обозлился и решил не говорить, что понял, где лежит мой сбитый корабль. И это совсем не в Египте. Правда, вопрос, что осталось от обгорелых остатков за десять тысяч лет? Но что-то ведь осталось? Неожиданно нарисовался джокер в рукаве.

На следующий день жена поправилась, и мы отметили это в «Моремании» по соседству. Комитетчики рядом за столиком вычислялись легко. Вот ведь попал под гласный надзор полиции!

Ночью приснилась Анастасия Петровна. В каком виде вспомнить не смог, но точно не в голом.

Днем позвонила следователь, сказала, что надо встретиться.

Мы сидели за кофе в демократичной «Шоколаднице». Я заполнял бумаги. Меня брали на работу в риелтерское агентство, занимавшееся недвижимостью за рубежом. Хорошая зарплата, частые командировки.

– Загар, если потребуется, обеспечим в солярии, – успокоила Мария.

Я безразлично пожал плечами. Спросил про бабку, сказав, что видел ее во сне.

– Все в порядке, – успокоила фройляйн, – нога заживает. И как же вы ее видели?

Я объяснил, что помню только, что снилась, без подробностей.

На прощание Мария Ивановна рекомендовала попутешествовать по известным мирам, не дожидаясь командировки.

Вернувшись домой, открыл докторский кляссер, посмотрел на марки. Самому было интересно, какими-такими энергиями владел? И почему сейчас ничем не владею, блин.

Позвонил дочке, сказал, что уже не контагиозен, и что собираюсь «на каникулы», но мама не знает. Договорились на завтра, пока ее муж на работе. С дочкой у нас взаимопонимание.

Жене наврал, что поехал по делам, она отъезды «на каникулы» не одобряет. А как иначе? В сухую трудно, не всегда получается, да и под кислотой-то не знаешь, куда попадешь, но все же письмо с маркой идет быстрее, чем без марки.

Египет. Я наблюдаю за строительством пирамиды. Многотонные блоки перемещают подъемники вроде колодезного журавля. Со ступеньки на ступеньку. Жрец, подняв руки, стоит рядом, два раба тянут за веревку, поднимая каменный блок размером приблизительно метр на метр на высоту метров в восемь. Судя по их усилиям блок весит килограммов тридцать, вряд ли больше. Оказывается, пирамиды строили жрецы. Я всегда ждал чего-то подобного. Еще бы узнать зачем, фараонов-то там точно не хоронили.

Я смотрю на стройку сверху, словно с вертолета, но никакой тени на земле нет. И я не просто смотрю, я корректирую работу жрецов. Движение всех подъемников должно быть строго синхронизировано словно вдох-выдох шагающих в ногу сотен солдат, словно дыхание огромного оркестра. Я дирижёр. Я управляю гигантской стройкой нарушающей закон тяготения, управляю своим дыханием. Это легко, это приятно, это опьяняет и дарит эйфорию. Раскинув крылья, я парю в воздухе, ловлю восходящие потоки и дышу медленно, чтобы жрецы успели произнести слова, рабы прицепить блоки, «журавли» задрать в небо деревянные клювы. Я Сокол, я Хор, я Бог.

– Твою мать! – говорю я, вынырнув из Египта.