Пока смерть не разлучит нас (СИ) - Unknown

— Брат, открой глаза, молю тебя, — просила она, отводя слипшиеся от пота и крови пряди с лица юноши, — посмотри на меня. Он не стоит того, чтобы ты так страдал!

На последних словах голос женщины утонул в глухих рыданиях. Прижав к себе брата, лишившегося сознания от боли, она убаюкивала его в объятиях, словно неразумное дитя. Когда-то, будучи ещё ребёнком, брат немало времени проводил в кольце её успокаивающих рук, а когда родители отдали их в храм, сестра заменила ему мать.

Смотреть на эту сцену было невыносимо.

Пристыжённые слуги, которые каких-то несколько мгновений смеялись, отводили глаза, чувствуя жалость к несчастному парню. И только их хозяин стоял на ступенях, с невозмутимым видом обозревая эту картину.

Бросив короткое «Убрать!», он, подхватив на руку полу плаща, скрылся в доме. Сострадание никогда не входило в число его достоинств, а получая редкие письма от брата, он больше всего гордился его успехами, с надеждой глядя в будущее. Его думы были заняты мечтой о том дне, когда Младший сможет занять достойное место в совете города, вернувшийся, овеянный славой ратных дел.

Кое-как приведя в чувство младшего брата, жрица Аполлона помогла тому встать на ноги и повела прочь со двора, посылая проклятия жестокосердным людям, обитающих под сенью этого дома. Надеясь, что этот жестокий урок поможет брату излечиться от пагубной страсти, она даже не подозревала, что тот уже сдался.

Она даже не задумывалась о том, что пылающая чувствами молодость не может трезво оценить все трудности, что предвещает жизненный путь. А уж когда дело касается безответной любви, так и вовсе лишается рассудка.

Это сестра жреца осознала гораздо позже, когда на песчаном берегу залива, помимо ракушек и гладких коряг, оказалось бездыханное тело её брата, которое исторгли из себя морские пучины — юноша бросился с горы Парнас прямо в мутные воды Ионического моря.

Всё, что она могла сделать — это обмыть тело и облачить его в чистые одежды, положив, согласно обычаю, в рот монету для перевозчика через реку Стикс Харона. Пока плакальщицы, нанятые для погребения, выражали скорбь по умершему криками и плачем, она не проронила ни слезинки — внутри всё окаменело, словно взгляд Медузы Горгоны настиг её душу.

И пусть ее брат не пал от руки убийцы, она все равно с силой воткнула в могильный холм копье, как напоминание об обещании преследовать причастных к его смерти.

Виновные должны будут понести наказание.

========== Глава 5 ==========

Инспектор Лестрейд возвращался домой, намеренно сдерживая шаг. Вечерний Лондон дышал прохладой, тихая улочка, по которой он шёл, призывно мигала вывесками мелких магазинчиков; изредка мимо пробегали спешащие к метро парочки.

Медленно переставляя ноги, Грегори вспоминал о том, как все начиналось: какими красками играла его молодость, какие грандиозные планы роились в голове, и к какому итогу пришла его жизнь на этот момент.

Расстояние между ним и домом стремительно сокращалось с каждым сделанным шагом, а настроение падало ниже ватерлинии с каждым витком новых воспоминаний и сожалений.

«Кризис среднего возраста, — решил Грег, — не иначе».

В школе Грегори Лестрейд был капитаном футбольной команды и, как следствие, пользовался популярностью среди сверстников. Тогда ему казалось, что перед ним открыты все двери, времени ещё достаточно, чтобы стать кем-то значимым. Возможно, именно из-за юношеского максимализма и желания принести пользу, Грегори поступил в полицейскую академию. Звёзд с неба не хватал, конечно, но числился на хорошем счету за исполнительность и последовательность.

Закончив академию, он женился на милой девушке по имени Джиллиан — тогда сердце сладко замирало от одного звука её имени. Джилл была умна и красива, прекрасно готовила, не говоря о том, что мать Грегори его избранница просто покорила.

Грег просто обожал ее улыбку, когда на щеках появлялись ямочки, делая девушку очаровательной до невозможности. Спустя некоторое время его полностью захватила навязчивая идея о дочке с такими же ямочками, локонами пшеничных волос и выразительными карими глазами, как у него, но для Джилл карьера была на первом месте, и он покорился её «давай через год». А там ещё через год, и ещё...

Только поженившись, молодожёны подыскали себе для съёма крошечную квартирку на верхнем этаже многоэтажного дома; в ней было так тесно, что, перемещаясь в пространстве, они то и дело задевали друг друга — сталкивались локтями и руками, стукались коленями и шутливо пихались, что рано или поздно превращалось в шумную возню. Которая заканчивалась вполне ожидаемо — не выдерживая наэлектризованного напряжения, что проскальзывало между ними, молодые супруги притягивались как магнит и железо, неотвратимо, бесконтрольно, бессознательно.

Зачастую прелестно раскрасневшаяся Джилл уже бежала в душ, а Грег лежал на смятых простынях, приходя в сознание, и никак не мог перевести дух, оглушённый яркостью ощущений и нежностью, скручивающейся в груди тугим пульсирующим комком.

Когда карьера обоих супругов пошла в гору, они перебрались в более престижный район, оставив в той квартирке и свое счастье. Грегори не помнил, как так вышло, что постепенно они отдалялись друг от друга, прикрываясь служебными обязанностями, зато остро помнились погасшие, уставшие глаза жены и её недовольно поджатые губы. Джилл что-то говорила и говорила, а накрашенные тёмно-розовой помадой губы неприятно кривились, уже не вызывая в душе Грегори никакого отклика.

Ту ночь он провёл на диване.

Им так и не хватило смелости ликвидировать трещину, что медленно разрасталась, оставляя их по разные стороны обрыва.

В итоге, к тридцати пяти годам, дослужившись до звания детектива-инспектора Скотленд— Ярда и поседев от бесконечных стрессов, Грег пришел к неутешительному выводу – его семейная жизнь не удалась.

Джилл все чаще встречала его не горячим ужином, как когда-то, а горой книг, вроде «Женщина – не домохозяйка!», «Мужчины с Марса, женщины – с Венеры» или «Азы феминизма: как поставить мужчину на место». О детях теперь никто даже и не заикался.

До недавнего времени жизнь инспектора Грегори Лестрейда подчинялась привычному и до зубовного скрежета скучному распорядку: работа, дом, опостылевший кофе из автомата и пончики, иногда — походы в бар с сослуживцами и очень, очень много бумажной волокиты. Джилл давно уже не говорила ничего важнее «Передай соль» или «Выброси мусор»: по сути, они превратились в совершенно чужих людей, по какой-то причине все еще живущих под одной крышей.

Последние несколько месяцев Лестрейда преследовал навязчивый сон, в котором маленькая девочка с ямочками на щеках и грустными карими глазами, протягивая к нему пухлые ладошки, звала «Папа!». Осознание того, что этот сон так никогда и не станет явью, наполняло его такой тоской, что даже природный оптимизм не спасал — Грег заявлялся на работу, заведённый с самого утра.

В такие дни подчиненные старались держаться подальше, не приближаясь к нему без особой надобности. А когда по почте пришли документы на развод, Лестрейд, оглушив себя изрядным количеством спиртного, провалился в тяжелое небытие, где снова увидел свою мечту о дочке, которую, несмотря на все его мольбы, он так и не выпросил у Джилл.

Его чудное сокровище, которое так и не довелось подержать на руках, для которой он давно уже выбрал имя — Софи -, таяло, растворяясь как утренний туман. Просыпаясь в холодном поту и чувствуя, в каком бешеном ритме бьется сердце, ощущая спазм, перехвативший горло, не давая вздохнуть, он понимал — пришло время проститься со своей мечтой.

Очнувшись от погружения в невеселые мысли, Грег не заметил, как подошел к своему дому. Мельком взглянув на темные окна, он поморщился, представив, как зайдет в полупустую пыльную квартиру, будет цепляться взглядом за темные пятна на выгоревших обоях — там, где раньше висели фотографии, запечатлевшие счастливые мгновения их с Джилл семейной жизни. Желание спрятаться, не видеть и не чувствовать стало практически осязаемым.

Лестрейд ухватился за лестничные перила, когда в кармане зазвучал звонок телефона, оглашая окрестности развеселой мелодией. Сердце снова сжалось — эту песню когда-то выбрала Джилл, а он и не менял её, сентиментальный дурак. Кляня на чем свет стоит свою забывчивость, и обещая сегодня же изменить настройки рингтона, Грег поднес телефон к уху:

— Лестрейд, слушаю.

— Инспектор, — раздался в трубке приятный мужской голос, — вас ждут для приватного разговора в клубе «Диоген». Будьте любезны принять приглашение. Это касается вашей работы.