Принц Густав. Выжить и победить (СИ) - Полякова Маргарита Сергеевна

Ну и, конечно, с отработкой ударов возникли проблемы. Подушки для этой цели не годились, а как сделать макивару я не очень представлял. В принципе, можно обойтись обычным мешком. Только ткань поплотнее подобрать, да сухое зерно насыпать. Вот только шить вручную толстую парусину — полный геморрой. Лучше заказать. И руки не забыть правильно обмотать.

Да, я знаю, что 16 век — это не то время, когда принцу (пусть и не очень законному) можно было идти врукопашную. Но ситуации бывают разные. И лучше перебдеть, чем недобдеть. Выносливость и дыхалка мне точно не помешают. И да. Учителя фехтования я тоже нанял. Только не приличного паркетного шаркуна, а прожженного бретера по кличке Витр. Больше похожего на помойного кота. Выглядел мужик совершенно непрезентабельно, но дело свое знал хорошо. А с первой зарплаты и приоделся. Пестровато, как на мой взгляд, но это его проблемы.

— Зачем? — недоумевал Густав, не желая просыпаться и тащиться на тренировку.

— Чтобы у наших недругов было меньше шансов нас убить.

— Ты серьезно полагаешь, что наступит такой момент, когда мне придется драться руками и ногами?

— Вряд ли, — признал я. — Но лишними эти упражнения не будут. Если ты до сих пор жив, значит, на тебя есть какие-то планы. Так что лучше подстраховаться.

Колек

Две толстых свечи тихо потрескивали, освещая солидный стол и разложенное на нем письмо. Бумага дрянная, но где в их деревеньке найти лучше? Отец, поди, и без того немало священнику заплатил, поскольку читать их семейство еще с горем пополам умело, а вот писать нет. Батя степенно, как положено справному хозяину и главе семейства, отчитывался, что деньги получил, и что потрачены они были наилучшим образом.

Принц и правда платил щедро. И вовремя. И не сказать, вроде бы, что деньгами кидался… не жадничал, как многие другие. И это приносило свои плоды. Торговцы чуть не дрались, чтоб стать его поставщиками. И получал его высочество только самое свежее и лучшее. Ибо в долги не влезал, а вот наградить монеткой за старание вполне мог.

Были у него, конечно, и свои странности, а как же без этого. Не любил принц посторонний народ. Кроме самого Колека в доме постоянно жили только повар с женой, которая посудомойкой подрабатывала, конюх, да мальчишка на должности подай-принеси-открой дверь. Остальные слуги (прачки да уборщицы) были приходящими.

Сам Колек управлял всем домом. Строил слуг, следил за хозяйством и даже вел отчетные книги. А еще постепенно учился. Сначала, конечно, не хотел. На кой ему все это? Но принц только глянул на него с недоумением и подал плечами.

— Твоя жизнь. Не хочешь подняться выше слуги — оставайся неучем.

И как-то так Густав это сказал, что Колека пробрало. В самом деле. Чего это он? Пусть даже добился того, о чем мечтать не смел, но если можно подняться выше? В конце концов, если не выйдет, управляющим он так и останется. Колек даже отцу отписал, прося совета. Ну и денег послал, не без этого. А куда ему больно тратить-то было? Жил на всем готовом. Жилье, еда, да даже одежда — все за счет принца.

Иезуиты, как раз ехавшие в те края, согласились доставить послание. Ну а их собратья привезли ответ. И, как оказалось, присланные деньги стали буквально спасением для семьи. Отец никогда столь не хвалил его и не желал «спаси тя бог», как в этом письме. Засуха в начале лета 1588 буквально выжгла поля. Цены, естественно, подскочили.

Прочитав о том, сколь народу уже умерло, Колек кинулся в ноги принцу. Знал, что не любит этого Густав, но не видел иного пути. И его высочество принял мудрое решение. Послать не деньги, а продукты.

— Цены и дальше будут расти, — рассуждал он. — Но засуха прошла не по всем деревням. Твоей семье надо пережить только лето. Скорее всего, к осени ситуация хоть немного выправится. Если нет — пошлешь еще им пропитания.

Сам Густав и организовал обоз. Опять же, в сопровождении иезуитов. Были у него с Орденом свои дела, в которые Колек не вникал. Он вообще довольно быстро научился закрывать глаза на вещи, которые его не касались. И принц, похоже, очень ценил такую избирательную слепоту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Колек не сомневался, что отец сумеет распорядиться присланным наилучшим образом. Но раз за разом перечитывал письмо, упиваясь недополученной в детстве отцовской гордостью.

Густав

Сегодня, наконец, я иду к его величеству императору Рудольфу. Расчет оказался верным. Посторонним принцем он, может, и не особо заинтересовался бы, а вот увлечение алхимией стало поводом. Ну и я не подкачал — выяснил, что в библиотеке императора нет ни одной из принадлежащих мне книг. То есть, одну вполне можно подарить. С дальним прицелом, разумеется.

Сколько я живу в этом мире, столько благодарю свою прошлую работу. Прежде всего, она очень помогает понять людей. Надавить на их слабые стороны. Польстить самолюбию вроде бы не произнося ничего существенного. И, главное, получить нужный результат. Меня, как и многих других моих коллег, натаскивали очень жестко, но вбивали в головы нужные истины и вырабатывали необходимые поведенческие характеристики.

Да, я умел выкручиваться из нестандартных ситуаций. Этому тоже учили. Но предпочитал действовать по плану. Четко продуманному. Структурированному, с некоторым количеством допущений. И визита к императору я добивался не просто так. Не только для того, чтобы засветиться как шведский принц (хотя это тоже было полезно). У меня были планы, и я не простил бы себе, если бы не попробовал решить их за чужой счет.

Рудольф II принял меня камерно, без особой помпы. Типа, родственная встреча царственных особ. И поинтересовался, что это у меня за алхимик такой служит. Я к вопросу был готов, а потому оценил Бендера не лучшим образом. Дескать, философского камня и золота он не обещает мне вообще. Ну а на фига мне надо, чтоб император заинтересовался моей второй ипостасью?

Ему бы здоровьем заняться, пользы было бы больше. Император оказался грузным мужчиной с огромными мешками под глазами, усами-бородкой в стиле Николая II и явно нездоровым цветом одутловатого лица. Причем наряд черного цвета недостатки только подчеркивал. Одна шляпа, похожая на перевернутое ведро с узкими полями чего стоила! Не спасали положение ни шикарное перо на этой самой шляпе, ни золотые пуговицы на камзоле. А украшавшая выдающийся живот толстая золотая цепь с круглой подвеской напоминала о братках из «лихих 90-х».

— Алхимик, неспособный принести золота, недостоин выделяемого на него содержания, — наставлял меня Рудольф.

— Положение мое не позволяет нанять истинного ученого, способного принести пользу, — жаловался я. — Но алхимику моему открылись иные тайны. Обещал он создать стекло, кое превзойдет венецианские поделки. Но на то мне нужно благоволение вашего величества, ибо многие стекольных дел мастера работают во благо короны.

— Денег, — вздохнул император. — Все требуют денег…

— Я прошу только возможность использовать труд мастеров. Оплачу их работу я сам. А в качестве благодарности в казну государства пойдет двадцатая часть от прибыли нового продукта…

— Двадцатая? Да не менее пятой! — тут же всколыхнулся Рудольф.

Вот тебе и император. Вот тебе и далекий от жизни человек. Торговался так, что на Привозе позавидовали бы. Доторговались, собственно, до того, чего я изначально прикидывал — до десятой части. Да уж… Десятина в данное время — это, похоже, святое…

Но зато, после того, как мы договорились, Рудольф показал мне свою святыню — лабораторию. Как я и предполагал, работали там совершенно другие люди, а император просто контролировал происходящее. Хотя контроль был, по-моему, так себе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я, разумеется, захотел произвести на императора впечатление. (и вовсе не затем, чтобы самоутвердиться, и показать, какой я весь их себя Марти Сью, а ради получения дальнейших преференций). И решил показать ему элементарный химический фокус. Ингредиенты, понятное дело, были у меня с собой.

Я взял два стакана. В один насыпал соду, залил ее уксусом, и получившийся углекислый газ «вылил» в другой стакан. Ну а потом, этот стакан (на взгляд постороннего человека совершенно пустой, между прочим) «опрокинул» над свечой. Пламя, предсказуемо, погасло. Рудольф (тоже, в общем-то, предсказуемо) был впечатлен.