Дзэн-буддизм и психоанализ - Эрих Фромм

Требование быть независимым от какого бы то ни было авторитета представляет собой еще один общий для психоанализа и дзэна аспект. Именно он служил для Фрейда главным основанием для критики религии. Религия, по его мнению, вводит человека в заблуждение, навязывая ему представление о благе, исходящем от Бога в противовес истинной зависимости от отеческой опеки и наказания. По Фрейду, вера в Бога является проявлением человеческой инфантильности. Человек не может обрести независимость, пока он не станет вполне зрелым. Однако каково было бы мнение Фрейда о «религии», наставляющей человека очистить свои уста при упоминании слова «Будда»? Как бы он отнесся к религии, в которой не существует ни Бога, ни слепого подчинения какому‑либо авторитету; религии, ставящей перед человеком цель освобождения от какой бы то ни было зависимости и пробуждения в нем активности; религии, стремящейся утвердить человека в мысли, что ответ за свою судьбу должен держать лишь он сам?

Может возникнуть предположение, что подобное отрицание какого‑либо авторитарного начала в дзэне входит в противоречие с ролью, отводящейся в психоанализе фигуре аналитика. В этом аспекте вновь прослеживается глубокая близость подходов в дзэне и психоанализе: в обоих случаях пациент, или ученик, получает знания от своего наставника. Но попадает ли при этом ученик (пациент) в зависимость от своего руководителя и является ли для него истиной все, что тот ему сообщает? Бесспорно, в психоанализе подобный феномен зависимости, трактуемый как перенос, существует и способен в значительной мере влиять на пациента. Однако психоанализ стремится освободить пациента от подобной зависимости от аналитика, выявив ее и по возможности устранив. Слова наставника в дзэне, равно как и аналитика в психоанализе, являются для ученика (пациента) значимыми, ибо в рамках дзэна наставник обладает априори большими знаниями, чем ученик; такое же положение дел существует и в психоанализе. Вследствие этого слово учителя является всегда убедительным для ученика. Наставник никогда не навязывает ученику своего мнения; ученик пришел к нему по собственной воле и также свободно может уйти. Наставник готов принять добровольно пришедшего к нему ученика, желающего пройти сложный путь к просветлению под его руководством. Но лишь такого ученика, который отдает себе отчет в том, что как бы наставник ни стремился ему помочь, судьба его находится лишь в его собственных руках. Никому не под силу спасти душу человека; только сам он может обрести спасение. В силах наставника лишь взять на себя роль повивальной бабки или проводника в горах. Как сказал один наставник дзэна, «я действительно ничего не могу поведать тебе. Если бы я попробовал это сделать, ты поднял бы меня на смех. Все, что я мог бы тебе сказать, принадлежит лишь мне, и оно никогда не смогло бы стать твоим».

Книга Херригела, повествующая об искусстве стрельбы из лука, дает яркий и наглядный анализ подхода наставника в рамках дзэна. Наставник в дзэне руководствуется принципом утверждения разумного авторитета. Он настаивает на своем методе изучения искусства стрельбы из лука, так как исходит из того, что лучше, чем ученик, знает, как его можно постичь. В то же время наставник не стремится навязать ученику свой авторитет, обрести над ним власть или сделать его постоянно зависимым от себя. Он лишь желал бы, чтобы ученик демонстрировал ему время от времени свои успехи; когда же тот сам станет наставником, он будет искать свой собственный метод в обучении. Наставник любит своего ученика любовью зрелой, проникнутой духом реального восприятия действительности. Он старается помочь ему, в то же время полностью отдавая себе отчет в том, что на пути к достижению цели не способен сделать за ученика того, что тот должен сделать сам. Любовь наставника к ученику лишена какой бы то ни было сентиментальности, она основывается на реалистичном отношении к человеческой судьбе, на осознании того, что ни один человек не способен спасти другого, но должен сделать все для того, чтобы помочь ему спасти себя самому. Любовь, отрицающая подобное утверждение и претендующая на «спасение» души другого, является в действительности лишь проявлением спеси и тщеславия.

По всей видимости, дополнительные аргументы будут для психоаналитика излишними, чтобы убедить его в том, что все сказанное о наставнике в рамках дзэна в равной степени относится (или во всяком случае должно относиться) к нему самому. По Фрейду, аналитик во взаимоотношениях с пациентом является как бы его зеркальным отражением; его отношение к нему должно быть лишено какой‑либо личностной окраски. Это, по его мнению, должно обеспечить независимость пациента от аналитика. Однако такие аналитики, как Ференци, Салливан, я и ряд других, рассматривают сотрудничество между аналитиком и пациентом как необходимое условие обеспечения взаимопонимания между ними. Мы полностью разделяем мнение о том, что подобное сотрудничество исключает какую бы то ни было сентиментальность, искажение действительности и, главное, всякое, даже самое осторожное и опосредованное, вторжение аналитика в жизнь пациента, пусть даже это и могло бы способствовать его излечению. Аналитик всегда готов помочь пациенту и всегда поддерживает его стремление победить болезнь и изменить свою жизнь. Однако он не может нести ответственность за свой неуспех, если сопротивление к жизненным переменам окажется у пациента непреодолимым. Долг аналитика заключается в том, чтобы сделать все от него зависящее, не пожалеть своих сил и знаний для достижения пациентом цели, к которой он стремится. В этом также проявляется близость позиций психоанализа и дзэна.

В дзэн — буддизме существует обучающий принцип постановки ученика в затруднительную ситуацию, именуемый коан. Являясь чем‑то вроде делающего невозможным побег препятствия, коан не позволяет ученику прибегнуть к традиционному мышлению с целью решения поставленной перед ним задачи. Дабы не пойти по ложному пути, заставляя пациента внимать объяснениям и наставлениям и тем самым лишь препятствуя ему осуществить переход от осмысления к подлинному переживанию, аналитик поступает или по крайней мере должен был бы поступать в некотором смысле таким же образом. Какие бы то ни было рационалистические обоснования, т. е. все, на что пациент опирается в своих иллюзиях, аналитик должен поэтапно устранять. В конце концов пациент лишится всех своих аргументов, вырвавшись тем самым из плена заблуждений, что позволит ему осознать то, что он не осознавал ранее. Другими словами, он начнет переживать реальность. Важную роль при этом играет моральная поддержка пациента, так как аналитик нередко испытывает беспокойство, что могло бы стать препятствием на пути к достижению поставленной цели. Однако эта поддержка ограничивается лишь тем, что аналитик находится рядом с пациентом, не пытаясь ободрить его при помощи слов, чтобы не помешать пациенту испытать одному ему доступное переживание.

Итак, сопоставление дзэн — буддизма и психоанализа непосредственно высвечивает некоторые аспекты их сходства, тождественности. Однако состоятельным оно может быть признано, если мы найдем точки соприкосновения между идеей просветления, являющейся главной в дзэне, и преодолением вытеснения, трансформацией бессознательного в сознательное, представляющих собой основной принцип психоанализа.

Вначале обобщим сказанное о психоанализе. Цель его — трансформировать бессознательное в сознательное. При этом необходимо иметь в виду, что сознательное и бессознательное являются функциями, а не содержанием психического процесса. Точнее: речь может вестись лишь о той или иной степени вытесненности, о состоянии, когда человек осознает только те переживания, которые сумели пройти через обусловленный реалиями конкретного социума фильтр языка, логики и других критериев. Перед человеком открываются самые потаенные глубины его натуры, а следовательно, его человеческая суть, освобожденная от искажений на всех уровнях фильтра. Если человек полностью преодолевает вытеснение, он тем самым разрешает конфликт между своим сознанием и бессознательным. При этом, преодолевая самоотчуждение и оторванность от окружающего мира во всех его проявлениях, он оказывается способным испытывать неопосредованное переживание. Кроме того, как уже отмечено, восприятие мира зависит от степени обособленности его бессознательного от его сознательного; иными словами, в какой мере его «я» как целостной личности отделено от его «я» как личности социальной. Это проявляется, с одной стороны, в виде паратаксических искажений, или эффекта переноса, когда другой индивид видится не тем, чем он является в действительности, а предстает в образе важного лица, имевшего влияние на него в детстве. Это происходит в силу того, что он способен воспринимать другого индивида не как целостная личность, а лишь посредством своего сформированного в детстве «я».