Неживая - Ника Светлая

пара российских сторублевок, фишки, которые он не успел обналичить, потому что его вышвырнули из казино за пьяный дебош, книга по физике, справочник и учебник углубленного изучения английского.

Каждый раз, когда уголок одной из книг или, того хуже, название выглядывали из-под груды хлама, юношу передергивало. На дне коробки лежала его мечта, мечта матери и Игоря, который перестал писать старому другу, полагая, что тот слишком высоко взлетел. Леша особо не вел соцсети, выложил только четыре фотографии: с океаном, коктейлями и пальмами, – далекие от его повседневности.

«Какого черта я здесь делаю?» – задавался он вопросом каждый вечер, когда бар закрывался и зал, который еще час назад казался тесным, внезапно становился огромным. Он переворачивал стулья, и те громко стучали по дубовым столам. Звук отражался от гладких черных стен, деревянного потолка цвета корицы, пустых углов, стеклянных бутылок, рюмок и тонких бокалов. Бармен мочил грязную тряпку в ведре, протирал полы, на которые никто и никогда не обращал внимания, и прокручивал в голове разные мысли. Даже лучший скотч не мог их заглушить. Алекс старался быстрее закончить все дела, закрыть бар, выйти на улицу и закурить.

Прогулка перед сном создавала иллюзию возвращения с работы домой. Бармен шел с окраины к сердцу технопарка – зданию завода, который тянулся на десятки километров. Он останавливался неподалеку, докуривал первую сигарету, поглядывая на огромную вывеску, подъездные дорожки, рабочих и технику. Ночью на заводе кипела работа. К одной стороне здания подъезжали машины с запчастями и прочими деталями для будущих роботов. У другой готовый товар аккуратно загружали в большие грузовики.

Леша бесцельно блуждал по ровным черным дорожкам технопарка и с грустью разглядывал мобильные дома, напоминавшие серебристые космические корабли. Казалось, будто капсулы-дома еще вчера ровным строем бороздили бескрайнее пространство вселенной, а сегодня приземлились здесь. Днем металлические корпуса бликовали, отражая яркое солнце, и весь жилой поселок был залит светом. Ровные линии узких пешеходных дорожек между домами тянулись направо и налево. Бескрайнее море припаркованных кораблей, будто в фильме про нашествие инопланетян, ночью, в свете фонарей, выглядело пугающе.

Обратно Алекс шел разными путями, петляя между домов-капсул. Технопарк за эти годы разросся, стал центром притяжения для бизнеса. Пейзаж на окраине города запестрел яркими неоновыми вывесками новых заведений. Выросли дома с мансардами, просторными беседками, гаражами и имитацией садов из камней и колючек. Туристы приезжали сюда, чтобы посетить музей технопарка; для развлечения гостей открылись новый бар и гостиница, в которых весь обслуживающий персонал состоял из роботов. Парень не понимал, что туристы нашли в пустыне. Вид бескрайнего бурого океана осточертел.

Алекс жадно втягивал дым и тяжело выдыхал. Он не любил новомодные электронные сигареты, не затягивался ароматным вейпом, куда больше ему нравились старые добрые сигареты с фильтром. И хотя парень часто делал перекуры на работе, только ночная прогулка с тлеющей сигаретой, зажатой между указательным и средним пальцами, приносила истинное удовольствие. Курение было его первой любовью.

Второй любовью была музыка. Алекс надевал наушники, включал плейлист и растворялся в мелодии. В эти минуты он забывал все тревоги, чувствовал момент, жил здесь и сейчас. То, что играло в баре, музыкой он не считал. Парень трепетно составлял каждую подборку, и выбор песни был очень ответственным делом. Важен был порядок, по которому они располагались, композиции должны были перекликаться между собой. Однако самой большой папкой на телефоне Алекса стала та, которая хранила песни и мелодии, не прошедшие отбор в остальные плейлисты. И музыку отсюда в произвольном порядке он слушал чаще других. Заглавной песней стал саундтрек из старого фильм «Завтрак у Тиффани». Алекс добавил ее по ошибке, а потом не стал удалять, и в итоге аватаркой стало фото Одри Хепберн.

Алекс закуривал вторую сигарету, долго держал ее в зубах и разглядывал звезды. В ночных прогулках он находил что-то родное. Подростком он любил бродить по темным зимним улочкам Норильска, слушать музыку и мечтать о будущем. Не глядя на мусор под ногами, подняв голову к небу, он, дрожа от мороза, долго ходил меж высоких разноцветных домов на сваях. Полярная ночь и зима – то, чего не хватало ему больше всего. Он пытался стереть воспоминания о родине, но часть их не поддавалась. Невозможно не помнить заснеженного города, затерянного в глухой тундре, пронзительного ветра, такого же колючего, как в пустыне, где вместо песка в лицо впиваются мелкие ледяные снежинки. Ему не хватало ярких огней северного сияния и дикого холода, при котором столбик термометра едва виднелся.

Когда сердце Алекса особенно тосковало по родному городу, по черной пурге, ему хотелось бросить все и вернуться домой. Он мечтал в одночасье оказаться у матери на кухне, где на плите готовилась картошка с мясом, а запах от бурлящей кастрюли стоял на всю квартиру и даже подъезд. Он знал, что всегда был недостаточно хорош, но в минуты ночного одиночества память подводила юношу. Плохие воспоминания исчезали, он будто забывал, как мать читала нравоучения, сравнивала с братом-спортсменом и сестрой-отличницей. Он слышал ее протяжный уставший голос. «Ну, сына, ну, Леша», – тянула она букву «е» в имени.

В ночь, когда исчезла Вита, Алекс никак не мог уснуть, ворочался с бока на бок. Ему было то жарко, то вдруг бросало в дрожь. Ближе к рассвету он сдался и снова вышел на улицу. Заря нежным золотым сиянием освещала небо над чернеющим горизонтом. Длились заветные секунды тишины и волшебства, когда все стихает, ветер ослабевает, воздух прогревается, а на улице ни души. Он особенно любил эти мгновения затишья и безветрия. Еще немного, еще минута, и ярко-оранжевое пламя восходящего солнца загорится над пустыней, опаляя кожу и нагревая бездушные камни. И тогда атмосфера полного спокойствия и сказочная прозрачность воздуха в одно мгновение исчезнут. Время – как ускользающая тень, как тлеющая в руках сигарета.

Алекс бросил взгляд на солнце. Днем он не выходил на улицу, спал тревожным сном, а когда наступало время открывать бар, солнце уже клонилось к закату. Но привычный порядок сегодня будет нарушен.

Издалека Алекс разглядел женский силуэт. По черной тротуарной дорожке быстро бежала босая девушка в белом халате.

– Что за чертовщина! – поразился Алекс. На секунду ему показалось, что перед ним мираж или что он наконец допился до белой горячки. Но девушка стремительно приближалась, ее длинные волосы маятником раскачивались из стороны в сторону, она оглядывалась, а завидя незнакомца, стала звать на помощь.

– За мной гонятся, помогите мне! Я умоляю вас.

Алекс не раздумывая скинул куртку и набросил на плечи девушки. Он оставался тем же неравнодушным парнем из Норильска. Бармен огляделся по сторонам. Не видно ни погони, ни сумасшедшего маньяка, ни подозрительных типов. Утро по-прежнему безмятежно и свежо.

– Пожалуйста, – молила девушка.

Парень решил увести незнакомку с улицы, а потом уже разобраться, что к чему.

Внутри тускло горели светильники, стулья стояли на столах вверх ножками, полы блестели после уборки. Здесь было сыро, прохладно и все пропитано сигаретным дымом; даже после проветривания едкий запах продолжал витать в воздухе. В полумраке бара казалось, что утро еще не наступило.

Девушка стояла посреди безлюдного помещения, вцепившись в кожаную куртку. Бар не казался ей безопасным, она то и дело озиралась по сторонам и поглядывала на дверь, оценивая свои шансы на очередной побег. Что привнесет новый человек в ее жизнь: спасение или новые муки?

– Меня зовут Алекс, я работаю в этом баре. Здесь, кроме меня, никого нет, поэтому можешь не переживать. – Парень чуть отошел от девушки, чтобы дать ей пространство, в котором она нуждалась. – А как тебя зовут?

– Меня зовут Ви. – Новая знакомая не сдвинулась с места.

– Кто за тобой гонится? Может, вызвать полицию? – Алекс надеялся, что до полиции дело не дойдет, он не хотел подставляться. Один вопрос офицера – и он полетит на родину первым же рейсом.

– Не надо полицию. Они вернут меня обратно. – Девушка обреченно опустила руки. Мир стал меньше, чем