Том 15. Сестра милосердная - Лидия Чарская

— Но ты уж не очень, Валя… — с притворным беспокойством останавливала брата молодая женщина.

— Да, я и так не очень… но тсс! Вот и она, легка на помине! Идет.

— M-lle Katrine, m-elle Katrine, — хотите я очищу вам грушу? — бросился он с видом непритворной любезности навстречу Кате.

— Грушу? Ха-ха-ха! — смеялась та, — ах, нет, не надо груши, я не хочу груши. Я ничего не хочу… У меня болит голова. Вот если бы можно было выйти сейчас же на крыльцо подышать свежим воздухом!.. Но этого нельзя!

— Voila une idee! (Вот идея!) Почему нельзя! Какой вздор!.. И не только на крыльцо, но и прокатиться можно… Хотите я привезу мотор, и мы все прокатимся, — предложил Валерьян.

— Идея! Идея! Отлично, отлично мы все поедем! — весело захлопали в ладоши обе барышни Завьяловы и Нетти.

— А как же Ира? Она будет недовольна! — засомневалась Катя.

— Бэби, маленькая бэбичка какая, подумаешь, — возразила Нина Завьялова — без спросу у сестры шагу ступить не смеет! Однако же и держит вас в руках ваша Ира! Стыдитесь, m-elle Katrine, так слепо повиноваться сестре, которая немногим старше вас.

— Она заметно командует вами! — подтвердила вторая Завьялова, Ольга.

— Возмутительно, — вмешалась в разговор Нетти… Ира до сих пор, вообразите, считает Катю ребенком, из личных соображений, конечно. Ведь, согласитесь, однако, mesdames, неприятно иметь около себя сестру, которая и моложе, и свежее, и красивее ее. Ха-ха! А наша Ирочка далеко не так глупа, чтобы не сознавать этого.

— Однако, mille diables, mesdames, едем мы кататься или нет? — нетерпеливо спросил Валерьян.

— Едем, едем! Только мы одни поедем, больше не возьмем никого… А то пойдут охи, вздохи, ахи и причитания, — возбужденно говорила Нетти, — и даже Andre не возьмем. Мне надоели его вечные страхи: Нетти, ты простудишься, Неттичка, заболеешь, не ходи туда, не езди сюда! От тоски с ума сойти можно! Нет, уж я лучше предпочитаю остаться дома, нежели выносить все это.

— Разумеется, разумеется. Поездка без старших куда лучше! — вторил ей Пестольский, веселый арлекин.

— Чудесно, бесподобно, божественно! — пищали барышни Завьяловы.

— В таком случае addio, исчезаю за мотором, — и на ходу срывая маску и косу китайца, Валерьян бросился через кухню и черный ход, исполнять поручения расходившейся молодежи.

А получасом позже маленькая группа заговорщиков, уже одетая в добытые Лушей из передней шубы и шинели, высыпала на заднее крыльцо.

Морозный воздух сразу отрезвил Катю. Холодный крещенский вечер щипал лицо, щеки, нос.

Автомобиль, раздобытый Валерьяном, несся стрелою по снежной дороге.

— Как хорошо, как чудесно! — то и дело восторгались барышни.

— Таинственное романтическое похищение четырех граций! — смеясь говорил Дима Николаев. — А вы, Екатерина Аркадьевна, любите кататься на автомобиле? — обратился он к Кате, сидевшей на коленях у Нетти, поместившейся между сестрицами Завьяловыми.

Девочка никогда еще не ездила на машине, и Катя предпочла обойти молчанием этот вопрос.

— Куда же мы едем, однако? — поинтересовалась Нетти.

— Прямо все, прямо на край света, где он держится на одном из китов, — шутил Дима.

Его и без того маленькие глазки стали еще меньше и казались щелочками. Катя увидела, что он задорно и насмешливо поглядывал на нее… От Димы пахло вином, и он внушал Кате отвращение.

"Какой противный! Пьет вино и говорит глупости", — подумала она, стараясь не смотреть на Диму и других его спутников, которые теперь казались ей не лучше подвыпившего Димы.

Мимо мелькали дома, фонари, улицы… Проехали тихую окраину, вылетели стрелою в более шумную часть города и снова помчались в тишину. У Кати дух захватывало от быстрой езды. Голова прояснилась, теперь перед нею предстал весь ужас ее ночного приключения. Уехать не спросясь у брата, у Иры! Ей уже не хотелось слушать болтовню соседей, не хотелось отвечать на их вопросы. И самая поездка не представляла уже больше никакого удовольствия. Ее спутники между тем трещали без умолку. Говорили громко, спорили о чем-то…

— Боитесь, боитесь, mesdames, ничего и говорить, боитесь! — кричал Пестольский.

— Нет, нет, вот глупости, волков бояться, в лес не ходить, — надрывались барышни Завьяловы, перекрикивая молоденького корнета.

— Да мы в лес и не пойдем, мы поедем только на кладбище, — загоготал Дима Николаев, широко разевая рот.

Валерьян склонился к лицу Кати.

— О чем задумались, очаровательные глазки? — спросил он сладенько.

От Валерьяна тоже пахло вином, и язык юноши плохо ему повиновался.

Кате стало еще противнее. Еще сильнее и настойчивее зашевелилось в глубине души раскаяние в своем поступке.

В это время Пестольский с увлечением рассказывал о последних скачках, о каком-то «божественном» жеребце Снобе, который «схватил» всемирное Дерби, — но никто уже не слушал его. Заметно охмелевший Дима Николаев чуть ли не во весь голос кричал, стараясь обратить на себя внимание всей компании.

— Это будет очаровательно… прелестно!..

— Все ездят на Стрелку, на острова, в парки, а мы покатим на самый край Петербурга, на дальнее кладбище и посмотрим, что запоют наши храбрые барышни, очутившись в компании мертвецов. Я вижу, как глаза Анастасии Юрьевны расширились от страха, ха-ха-ха! — заключил Дима.

— Ложь, ложь! — протестовала Нетти, — ничего я не боюсь! Неправда.

— Значит, я ошибаюсь, и вы храбры, как рыцарь Средневековья?

— Разумеется, а вы думали как?

— Шофер, возьмите направо. Прямо к кладбищу, — скомандовал Валерьян.

— Мы, кажется, действительно, поворачиваем на кладбище, зачем? — испуганно спросила Катя. Но никто не ответил ей. Никто даже не расслышал ее вопроса. Все говорили и смеялись одновременно, заглушая один другого.

Мотор повернул уже в какой-то темный переулок и понесся снова вперед со сказочной быстротой. Вдруг он остановился…

— Приехали, дети мои, mille diables, как говорит Дима… Но что это? Ворота кладбища закрыты? По-видимому, они не очень-то любезные хозяева, господа покойнички, и совсем не намерены нас принимать, — первым соскакивая на землю, сказал Валерьян.

— Можно в обход, если главные ворота закрыты… Там у речки есть калитка, — посоветовал шофер.

— Вот неудача-то, но все равно! Поедем к речке.

— Катим на речку!

— Нет, сударь, этого, пожалуй, нельзя, машину испортим, дорога там худая, — возразил шофер.

— В таком случае отправимся туда пешком. Mesdames, не правда ли?… Докажем свою храбрость! — предложил Дима, тяжело соскакивая с подножки и падая в снег.

— Ловкость не порок! — сострил Валерьян под общий хохот, вызванный видом беспомощно барахтавшегося в сугробе юнкера.

— Mesdames et messieurs! Я предлагаю вам обойти ограду кладбища и проникнуть внутрь его с другой стороны, — предложил Пестольский.

— Очаровательно! — не совсем, однако, искренно обрадовались дамы.

— Господа, я предлагаю идти попарно, ваши руки, mesdamoiselles, — и Дима Николаев, поднявшись, наконец, на ноги, подставил свернутые калачиком руки обоим барышням Завьяловым. Корнет Пестольский подошел к Нетти.

— Очаровательная княжна… вашу прелестную ручку, — дразнил он ее по привычке.

На этот раз Нетти не обижалась на молодого человека, именовавшего ее княжною. Она звонко смеялась и торопила всех:

— Скорее, господа, скорее, докажем же нашу храбрость, побываем на кладбище, а там быстрым аллюром домой. Наверное, котильон уже кончился, сели ужинать, и нас могут хватиться.

— Alljns, mes enfants! Раз-два, раз-два! — и Валерьян замаршировал по-солдатски, увлекая за собою Катю, опиравшуюся на его руку.

— Дядя Дима, дядя Дима, — кричал Пестольский Николаеву, — а ты револьвер с собою не захватил?

— Ммм! Зачем он мне?

— На всякий случай не мешало бы! У меня есть. А то, знаешь, всякие могут произойти случайности на кладбище… Там ведь и пошаливают иногда.

Тут начались рассказы о восставших из гробов мертвецах, которые оказывались потом разбойниками.

В это время Валерьян нашептывал Кате:

— Какие у вас прелестные глазки, madmoiselle Katrine, в темноте, как две маленькие звездочки, они сверкают. Не мудрено, что ваша старшая сестрица завидует вам. Кстати, ваша сестрица совсем забрала вас в руки и смотрит на вас, как на маленькую девочку, которую можно наказывать… Вот, вы увидите, когда она узнает, что вы без спроса поехали с нами, то поставит вас в угол, а может быть, еще и на колени, ха-ха-ха, а может, и на горох?… Что вы на это скажете, ха-ха-ха-ха-ха!

— Голос Валерьяна звучал обидной насмешкой. Было очевидно, что ему во что бы то ни стало хотелось раздразнить Катю до слез.

— Это неправда! Это ложь! Меня никто не смеет наказывать, я не ребенок, — возмутилась Катя:

— Та-та-та, — не унимался юнкер, замечая с удовольствием, что слова его упали на благодатную почву, и ему удалось царапнуть самолюбие девочки, — а я все-таки утверждаю, что вас поставят в угол да еще высекут, пожалуй, как провинившуюся девочку…