Цирк доктора Лао - Джек Финней

Он затолкал служащего конторы и его семью в шатер с яйцом птицы Рух и побежал дальше по своим делам.

– Он тут у них главный, – смущенно объяснил Эд жене. – По-моему, он обиделся, услышав, что я обозвал его цирк надувательством. Ну, что тут за штуковина?

– Написано, что это – яйцо птицы Рух, – ответила Марта.

Яйцо возвышалось над ними подобно скале. Поры в скорлупе были величиной с мяч для гольфа. Они выделяли прозрачную водянистую жидкость.

– Действительно, похоже на яйцо, – согласился Эд. – Но таких больших яиц не бывает.

– Но ты ведь сам видишь, что бывает! – воскликнул Ховард.

– Возможно-возможно, мой мальчик.

– Ну и что мы будем делать? Стоять и смотреть на него? – спросил Эд-младший.

– Не будь таким нетерпеливым, мой дорогой, – сказала мама.

– Вот что я вам скажу, – произнес наконец Эд-старший. – Кажется, я понял, в чем дело. Это вовсе не яйцо. Эта штуковина сделана из чего-то вроде бетона. Это подделка. Не может быть яйца такой величины.

– Но ведь оно есть, папа, – настаивал Ховард.

– Ховард! – прикрикнула мать.

– Хорошо, а почему тогда из него течет вода? – спросил Эд-младший.

– О, бетон очень часто течет в жаркую погоду, особенно если плохо сделан, – сказал папа. – Видишь ли, он пористый, и за ночь в нем скапливается влага. Когда становится жарко, как сегодня, влага собирается и вытекает наружу. Это называется капиллярным эффектом.

– Ух, папа, чего ты только не знаешь! – восторженно проговорил Ховард.

– Ну, уж глыбу бетона от яйца отличить могу, – признался отец.

Яйцо вдруг издало странный потрескивающий звук. Оно слегка покачнулось и. послышалось постукивание.

– Это оно от жары расширяется, – пояснил папа.

Постукивание стало громче. Теперь оно сопровождалось отвратительным скрежетом. Яйцо вздрогнуло и закачалось.

– Отойдите назад, – посоветовал отец, – похоже, эта штука собирается падать.

Раздался резкий звук разбиваемой скорлупы, и большой осколок шлепнулся прямо им под ноги. Из яйца показался желтый клюв величиной с плужный лемех.

– Господи, да он вылупляется, – сказала мама.

– Все назад, – скомандовал отец.

Вслед за клювом появилась мерзкая голова птенца птицы Pyx. Пух торчал на ней в разные стороны, каждая пушинка была величиной со страусиное перо. Последовало еще одно усилие, и яйцо раскололось на две половинки. Изумленным зрителям предстал птенец птицы Рух. Он раскрыл свой огромный клюв и закричал от голода.

– Вот что, давайте-ка выбираться отсюда, – сказал отец.

– Это оказался не бетон, правда, папа? – наивно спросил Ховард.

– Ховард, пожалуйста, не задавай больше вопросов, – строго сказала мать.

– Пойдем домой, Марта. Не нравится мне это место, – пробурчал отец семейства.

– Хорошо, – согласилась Марта, пряча улыбку.

На мостовой у входа в цирк им преградила дорогу большая машина. Несколько грубоватого вида мужчин грузили на нее большую каменную глыбу. Эд узнал одного из них и окликнул:

– Привет, Лютер! Ты что, статую в цирке купил?

Лютер мрачно посмотрел на него.

– Это не статуя, – рявкнул он, – это Кейт.

– Олицетворяя благоухание заливных лугов, полян и лесных зарослей, это чудо – гончая – занимает уникальное положение в таинственном лексиконе жизни. К моему глубокому сожалению, большинство обитателей нашего цирка несут на себе печать зла, но только не эта удивительная гончая. Она нежна, как свежескошенное сено, в котором еще не увяли цветки клевера. Она светла, как росистое утро, которое приносит радость травам, давшим ей жизнь. Она – великолепный зверь, если только можно назвать ее зверем. К тому же, хотя я и отношу ее к женскому роду, это определение весьма условно, ибо понятие пола применимо к ней не в большей степени, чем к водяной лилии. Она единственная в своем роде: у нее нет предков и не может быть потомства. Эта гончая – не более мужчина, чем конский щавель, не более женщина, чем капуста, не менее чувственна, чем тигровая лилия, и так же похотлива, как розовый куст.

Мы обнаружили ее в Северном Китае, на берегу канала, орошавшего рисовые поля, среди трав и невысоких живых изгородей. Долгие годы там не росло ничего, но вот прорыли каналы, пришла вода, и сухая бурая равнина зазеленела. То, что казалось бесплодным, ожило и стало плодоносить. И вот, как олицетворение великой животворящей силы, травы и кустарники, цветы и деревца создали эту гончую, вложив в нее частицу себя.

Мы впервые заметили ее в сумерках. Она играла среди живых изгородей, прыгала через кусты, каталась по траве. Наше приближение испугало ее, и она бросилась прочь, почти сливаясь с кустами в надвигающейся темноте; ее красота поразила нас, ибо никто никогда не видел такой прекрасной гончей.

Мы поймали ее; при ближайшем рассмотрении она оказалась еще прекраснее. Гончая стояла, опутанная петлями ловушки, и смотрела на нас. Она была совершенно спокойна, лишь папоротниковый хвост слегка бил по ее бокам из ярко-зеленой травы. Из раскрытого рта капал хлорофилл. Вокруг шеи обвился уж, а на ушах копошились кузнечики.

Она стояла, наполовину скрытая в свежей зеленой траве, ее родной, любимой траве. Трава ласкала ее своими зелеными пальцами, пытаясь укрыть от нас, спрятать, защитить свое любимое дитя. Говорю вам, ничто в мире не потрясло меня так, как гончая живых изгородей, хотя я много повидал на своем веку. И я сказал себе: «Вот величайшее творение жизни, воплощенное в теле не животного и не растения, возникшее благодаря их слиянию. Эта масса живых клеток настолько самодостаточна, что ни воспроизведение, ни эволюционные изменения в череде поколений не смогут внести ничего нового в ее победоносное совершенство».

Наибольшее удивление вызывает ее непорочное зачатие. Вытаптываемые, пожираемые, уничтожаемые растения и травы продолжают жить, сохраняя красоту и нежность и не питая ненависти к своим обидчикам. И вот однажды великая страсть охватила их, страсть, в которой был бунт и другие чувства, чуждые травам; эта страсть и дала жизнь гончей живых изгородей.

Жизнь поет песню секса; секс – это вопль жизни, возбуждение и размножение – основа жизни; споры, семена, яйца, почки – носители жизни; оплодотворение – ее цель. Такова жизнь, думал я, и таковы средства, с помощью которых когда-нибудь, по истечении многих веков проб и ошибок, будет создано совершенное живое существо.

Но для того, чтобы эта гончая появилась на свет, не понадобилось процесса проб и ошибок. Она не похотлива и не отягощена наследственными страхами и инстинктами. И я подумал, не в ней ли заключена та великая истина, к постижению которой стремится жизнь; ибо перед нами красота, нежность и грация, в то время как свирепость, похоть и коварство отсутствуют.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});