Паутина. Книга 2 - Андрей Стоев

том, что жена меня действительно любит, они бы сейчас испарились без следа.

— Очень интересно посмотреть на тебя глазами Лены, — с улыбкой продолжала Алина. — Я, конечно, всегда знала, что она к тебе хорошо относится, но даже не подозревала насколько.

— Не смущай меня, Лина, — попросил я, — я и так смущён дальше некуда.

— Ещё и скромный, — хихикнула она. — Ну всё, всё, больше не буду.

— Как тебе выставка вообще? — немного неловко перевёл я тему.

— Неожиданно, — призналась Алина. — Нет, я помню, ты говорил, что Лена хорошо рисует, но вот это вот всё далеко выходит за рамки просто «хорошо рисует». Это талант без всякого преувеличения. И судя по количеству картин, рисует она очень давно. Почему же вы раньше ничего не выставляли?

— Разговоры про это шли уже несколько лет, но как-то всегда находились более срочные дела, а сама Лена никогда не настаивала, — повинился я. — Нехорошо, конечно, так относиться к жене, но почему-то мне и в голову не приходило, что это может быть для неё важным.

— Ну хоть сейчас об этом задумался, значит, всё-таки не безнадёжен, — одобрительно улыбнулась Алина. — Как у тебя вообще дела? Что-то давненько мы с тобой не виделись — может, заглянешь к нам как-нибудь?

— Может, и загляну при случае, — я не стал обещать ничего определённого. — Много дел сейчас навалилось, да и вообще время какое-то напряжённое.

— Греки, — понимающе кивнула она. — Да, чувствуется в воздухе напряжение. Рано или поздно либо у Греков нервы не выдержат, и они что-нибудь сотворят, либо кто-нибудь из шавок наберётся смелости и укусит первой. Впрочем, Гана вроде упоминала, что князь тебя тоже в это дело затянул.

— Тянул, но я отказался, — отрицательно покачал я головой.

— Почему? — удивлённо подняла бровь Алина.

— Не моё, — развёл руками я. — А ты участвуешь?

— Нет, — едва заметно улыбнулась она.

— Почему?

— Не моё, — она развела руками, копируя мой жест.

— Нет, в самом деле — можешь ответить, почему? — настаивал я. — Я к чему спрашиваю — всё же я в сомнениях насчёт того, правильно ли поступил, отказавшись от такого выгодного дела. Принципы принципами, но уместно ли это для главы семьи?

— Могу и ответить, — пожала плечами Алина. — Главная причина в том, что роды не лезут в конфликты дворян, и наоборот. Князь очень неодобрительно относится и к дружбе, и к вражде родов с дворянами.

— Использует вас как противовес дворянам? — догадался я. — Как независимый центр силы?

— Верно. Да на самом деле это ни для кого не секрет. Хотя ты, возможно, раньше этого не замечал, потому что никто не понимает, кто вы есть, и куда вас отнести, — она усмехнулась. — Вы вроде со всеми свои.

— Насчёт дружбы понятно, а почему нельзя враждовать? — я и в самом деле заинтересовался. — Казалось бы, наоборот, надо провоцировать вражду, чтобы разобщить.

— Потому что вражды не существует без дружбы, неужели непонятно? Если будут хоть какие-то отношения, пусть даже вражда, со временем обязательно возникнут связи. Например, семейство, которое враждует с родом, начнёт искать союзников среди других родов. Поэтому князь и старается держать нас подальше друг от друга.

— Никогда не задумывался о такой стороне вопроса, — признался я.

— И вторая причина состоит в том, что это и в самом деле не моё, — продолжала Алина. — Мы Грекам совсем не друзья, но без веского повода нападать на них не станем, тем более сейчас, когда их травить начинают. Ну а ты правильно сделал, что отказался.

— Мне кажется, Гана всё-таки считает, что я это сделал напрасно, — заметил я.

— Не пойми меня неправильно, пожалуйста, но я бы на твоём месте относилась к её советам осторожно. Нет, она искренне считает, что тебе помогает, вот только она по рождению мещанка, и просто не улавливает кое-какие тонкие моменты, которые понимаем мы. Некоторые вещи сложно понять, если не живёшь во всём этом с детства. Ну и ещё нужно учитывать, что она на многие вещи смотрит глазами князя.

— Ты сейчас сказала то, что я предполагал, но не мог для себя внятно сформулировать, — кивнул я. — Спасибо, Лина, ты очень помогла.

— Обращайся, — улыбнулась она. — Пойдём, поищем Лену?

— Пойдём, — с облегчением согласился я. В зале хватало посетителей, и все они с любопытством посматривали на меня, отчего я чувствовал себя ужасно неловко.

— Так значит, ты предпочитаешь потерять деньги, но сохранить репутацию семьи? — спросила Алина, с любопытством поглядывая на меня, пока мы двигались по переходам.

Опять какие-то проверки? Мне казалось, что Алина уже знает меня как облупленного, но похоже, что она не успокоится, пока не выпотрошит меня до конца.

— И то, и то неверно, — отозвался я.

— Поясни, — заинтересовалась она.

— Я предпочёл «не приобрести деньги». Это не то же самое, что «потерять деньги». А сохранять мне пока нечего, у нас нет никакой репутации.

Алина с любопытством смотрела на меня, ожидая пояснения. Я вздохнул и пояснил:

— Репутация семейства нарабатывается столетиями. Вот лет через сто и посмотрим, что за репутация у нас будет. А сейчас я всего лишь пытаюсь заявить, на какую репутацию претендую.

— Трудно с тобой общаться, Кеннер, — пожаловалась Алина. — Смотришь на тебя, видишь юнца, и совершенно не ожидаешь речей и поступков взрослого и пожившего человека. Даже я периодически на это ловлюсь. Знаешь, а ведь если ты станешь вести себя в соответствии с возрастом, то легко сможешь дурить людей.

— Это тоже будет работать на репутацию, — усмехнулся в ответ я, — только совсем не на ту, которую я хочу заработать. А что касается юнца — посмотри в зеркало и спроси себя: что умного можно ожидать от этой юной девицы, у которой на уме явно только мальчики и тряпки?

— Уел, — захихикала Алина.

Ленка нашлась через два зала. Она общалась с корреспондентами, и на удивление неплохо общалась — уверенно, с юмором, не давая ввести себя в смущение или сбить с толку. Сегодня просто день неожиданных открытий — вот уж никак не предполагал узнать столько нового о жене, которую знаю с младенчества.

Заметила она нас не сразу, а заметив, с облегчением улыбнулась и заявила корреспондентам:

— Думаю, мы с вами всё обсудили, уважаемые. Если у вас есть ещё вопросы, вы можете задать их моему мужу Кеннеру Арди.

Корреспонденты немедленно навелись на меня.

— Господин Кеннер, как вы относитесь к тому, что ваша жена пишет картины? — сразу же последовал вопрос.

— Горжусь, разумеется, — ответил я, с недоумением посмотрев на спрашивающего. — Как ещё можно к этому относиться?

— То есть вы не возражаете против её увлечения? — настаивал корреспондент.

Не совсем понял, куда он клонит, но