Девять ворот - Филлип Бругелитт

Он посчитал руки дэвы. Их было восемь, каждая держала свое оружие. Лесная растительность не позволяла ясно его увидеть, но он различил очертание трезубца и стрелы; что-то похожее на цветок — возможно, лотос; щит; части диена; топор; кажется, там был и огонь. Был и меч, его смертоносное лезвие было сломано там, где скала давала приют камням растущего на ней дерева баньлы. Его верхние ветви исчезали в облаках, проплывающих, как корабли, в океане неба.

Гигантский рельеф потрескался и покрылся пятнами, состарившись под дождями Индры и ветрами Вайу. Он нависал над развалинами храма, пристально глядя на входящих, на него, мальчишку, стоящего с детской флейтой в полуоткрытом рту.

Понимая глупость своей причуды, Гопал медленно заткнул инструмент за пояс, всматриваясь и пытаясь понять, какие существа могли быть в пределах слышимости его пения. Он достал стрелу и прислушался. В отсутствие мелодии флейты тревожная тишина накрыла джунгли. Ни птица, ни животные, которых обычно много было в таких местах, не нарушали неподвижной тяжести воздуха. Или он их распугал? Может, что еще их напугало?

Его стрела поворачивалась вслед за ним. Джунгли не тратили время зря в завоевании жизненного пространства. Это некогда прекрасное место было ныне покрыто деревьями и переплетенными лианами. Хотя храм ныне стоял в руинах, Гопал мог оценить его величие.

Высокий крик раздался за одной из приземистых колонн храма. Лук выскользнул из руки Гопала. Он боялся взглянуть. Был ли это павлин или мучившиеся души подданных Дурги, оплакивающих свои преступления. Холодок пробежал у него по спине. Стряхнув его, он осторожно нагнулся, чтобы спасти свое оружие. Он боялся оторвать взор от джунглей. Он вслепую ощупывал землю под ногами пальцами, просящими встречи с луком, и наконец наткнулся на него. Слава Богу, стрела тоже была здесь. Он вложил стрелу в лук, ища в уме ответ. Может быть, вернулся демон Вирабхадра, не насытившись кровью.

Гопал осознал, что он смертен. Он посмотрел назад, на тропинку, которая завела его так далеко. Он мог уйти. Он мог присоединиться к какому-нибудь каравану или… он мог действовать, а не противодействовать.

— Не теряй головы, — вот что сказал бы Падма.

Медленно он взбирался по массивным каменным ступеням, ведущим к оскверненному алтарю, стараясь идти ровно. Каждый шаг становился битвой, а каждая битва — завоеванием. Он глубоко дышал. Подъем был утомителен. Лестница была слишком велика для ног смертного. Только ноги великана могли делать такие шаги. Он старался удержать равновесие во время своего неуклюжего восхождения, все время не сводя настороженного взгляда с окрестностей.

Крутые ступени были огорожены массивными каменными стенами и покрыты ветками и островками травы. Он не мог смотреть поверх стены. Здесь его могло ожидать все, что угодно.

Только сумасшедший мог прийти сюда. Нарушение Законов Ману ранее никогда не волновало его. Но сейчас у него не было выбора. Ведь так было всегда. Он хотел приключений, но только не таких. Это был не его выбор. Однако сейчас это не имело значения; ничто не имело значения, кроме совершения видхи и возвращения домой. Если ему суждено когда-либо увидеть рынок, он должен сконцентрироваться. Мраморные ящерицы агашуры сновали по широким трещинам в каменной стене, изучая его своими выпуклыми глазами. Они не сомневались, что он сумасшедший. Гопал сосчитал ступени. На сто восьмой он достиг вершины и остановился, нагнувшись, чтобы перевести дух. Он положил лук на колени.

Алтарь Дурги был окружен двенадцатью двенадцатифутовыми гранитными колоннами, которые стояли, как солдаты, усыпленные чарами мистика. Некоторые в своем очарованном сне были увиты виноградными лозами, а другие позволили проникнуть сюда джунглям, окружившим руины, и лежали рассыпанные, как кости, лишенные плоти. Высокие и толстые побеги бамбука пробивались сквозь трещины этих павших гранитных солдат. Потолок храма был разбросан по земле, развалив мраморный пол, который теперь поднялся или опустился на другой уровень под разрушительным действием лопнувшей крыши. Дикие травы росли теперь в нишах.

Он осторожно пошел по самым большим кускам, с луком наготове. Гопал пытался удержать равновесие на наклонной поверхности, держась одной рукой за скалу, но поскользнулся. Вот оно, подумал он. Он уже наверняка мертв. Скользя вниз, он цеплялся за твердую поверхность, ломал себе ногти. Забывшись от боли, он упустил свое оружие и приземлился в грязную траву куша. Насекомые, которых он никогда не видел в Голоке, вспархивали, уползали и скользили прочь из своих разворошенных гнезд. Он быстро схватил лук и выбрался из небольшой расщелины на ровную поверхность. Он уставился вверх, в безоблачное небо, то же небо, что и над Голокой, в любой момент ожидая появления наги. Все было слишком тихо.

Медленно и очень осторожно Гопал приближался к алтарю, поднимаясь по небольшим ступеням, ведущим к мраморной поверхности. Он представил себе храм в его первозданном виде, и ему показалось, что он слышит духов, преданных Дурги, танцующих и воспевающих своего дэву. Ему показалось, что он видит испуганного пленника, вырывавшегося, пока его тащили на алтарь, и слышал его предсмертный крик. Это было ужасно. Гопала передернуло, и он отбросил видение.

Стоя на цыпочках, он смотрел на оскверненную поверхность. Он провел пальцем по закопченной крышке алтаря, обнюхивая порошкообразное вещество. Он не различал запаха и стер слой пепла, обнажая нечто. Ужаснувшись своего открытия, он отпрянул, вытирая о рубашку липкие пальцы и спотыкаясь о поваленные колонны. Страх заставил его проверить оружие. Он положил древко стрелы на тетиву, возвращая себе силу. Он тяжело вздохнул. Запах дикой тулси напомнил ему базилик, который его мать использовала для приготовления пищи.

Гопал осторожно встал на ноги. Он медленно передвигался к задней части алтаря, прижимаясь спиной к камню. Стрела указывала ему путь. Что-то выскочило из-под алтаря прямо ему под ноги. Стрела нашла свою цель, и большая грязно-коричневая лесная крыса упала в судорогах, ее предсмертный крик сотряс стены.

— Это остаток спокойствия, — пробормотал он. И его самоирония исчезла с неожиданными порывами ветра.

Он должен держать себя в руках, или все это не закончится, как планировалось. Но было уже слишком поздно для каких-либо планов. Если звуки его флейты и не объявили о его прибытии, то это сделали крики крысы.

Дикие обезьяны ванекара карабкались по веткам и, ссорясь, занимали места; их глаза мерцали, как окна в небесах.

Даже ящерицы вскарабкивались по трещинами повыше, чтобы получше все рассмотреть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});