По слову Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

Парень в халате подошел к нам.

— Пусть день ваш хорошим будет, — по-осетински поздоровался. — Я доктор. Больной где?

Мои гости не отрываясь смотрели на девушку в скудном халате. Ей, конечно, импонировало столь откровенное внимание, но, приятно помахав бедрами, она остановилась рядом с врачом и скромно опустила глазки, не забывая, впрочем, регулярно постреливать взором по территории.

— Больной где? — повторил вопрос доктор.

— Вот, — указал я пальцем на спящего Никиту. Тот бодро выводил рулады.

— Почему спит?

— Заснул.

— А что с ним?

— Ножом два раза ударили. Вот видишь. И здесь.

— Когда ударили?

— Полчаса назад.

— Его раны выглядят, как будто им месяц. Но если хочешь, в больницу заберу.

— Да нет, пусть лучше здесь лежит.

— А вызывали зачем?

— Так ведь ранен был.

Доктор плохо на меня посмотрел. Поймал взгляды синих и еще сильнее помрачнел.

— Или ты нас из-за нее вызвал? — вперил он обличающий перст в свою ассистентку. Причины невыспанности становились все понятнее.

— Ты, доктор, сам больной, что ли? Вот познакомься — это жена моя. — Супруга протянула ему руку. — Девушки, — закричал я, а на веранде показались теща, две дочери, четыре сестры и троюродная сестра Сократа.

— Извини, брат. Совсем ночью замотался. Еще и из-за этой красавицы в каждом доме за стол норовят усадить.

— Ах, да. Может посидите?

— Нет, спасибо. Поедем. Экипажей не хватает, а вызовов много.

За воротами мягко прошелестели по асфальту колеса, и в двери влетел круглый шустрый мужчина в ослепительно белом халате со стетоскопом на шее.

— Измаил Константинович, — придушенно сказал доктор. Наверное, бывший его студент.

Да, Измаил Константинович. Наше местечковое медицинское светило. Хотя и широко известное далеко за пределами нашей родины. Мой шестиюродный брат. По нашим понятиям — практически родной.

Он обнял Сократа, ткнулся мощным черепом мне в солнечное сплетение, стиснул руку в костоломном пожатии, хлопнул по плечу.

— Живым ходи, брат.

Профессор сурово глянул на доктора, отчего тот подтянул и без того впалый живот, одобрительно приподнял взглядом скудный подол халатика медсестры, ткнул пальцем в Никиту.

— Что с больным? — строго спросил у доктора.

— Ножевые ранения, — отрапортовал тот.

— В «скорую» и быстро ко мне. — Отдав распоряжение, он быстро повернулся, еще раз одобрительно раздел взглядом медсестру и, бросив мне на прощание «Вечером перезвоню», умчался.

Похоже у милой барышни в коротком халатике вскоре появится новый наставник.

Ребята потащили в «скорую» лежанку с Никитой, а меня кто-то затеребил за штанину. Моя старшенькая. Большеглазая сказка. Переполненная ответственностью кроха протягивала мне трубку.

— Дедушка Миша звонит.

Грехи мои, мы же уезжаем!

— Да, дядя Миша.

— Вы собрались?

— Нет, собираемся. Нам помешали слегка.

— Я к тебе Толика посылаю. Он вас ко мне в домик привезет. И быстрее собирайся.

— Да.

Послушал гудящую трубку и успокоенно понял, что сойти с ума не смогу, потому как, похоже, крыша моя уже давно уехала.

— Быстро собирайтесь. Мы едем в гости к дяде Мише.

Дамы радостно загомонили. К дяде Мише в гости ездить любили все.

Гомон я пресек.

— Девочки и Сократ дома остаются.

Шум слегка приутих, однако лишь слегка, потому что мои дочери немедленно завыли, не желая расставаться со своими няньками. Но магическое словосочетание «дядя Миша» успокоило и этих скандальных барышень. Ведь было связано с горами конфет, водопадами «сладкой водички» и обязательными огромными игрушками. Очень любит старик этих двух маленьких паршивок и абсолютно не может им отказать в их просьбах. Ну а те, как и положено представительницам слабого пола, правильно оценив ситуацию, активно злоупотребляют создавшимся положением.

— Папуля, тебе дедуля звонит, — проинформировали меня снизу. Чудо мое сероглазое.

Если вы не расслышали, то в голосе у меня суровая слезливость мелькнула. Ну люблю я своих дочерей. Но соберемся. Ведь нам звонит дедуля. Дедуля — это серьезно. Это мой папуля. И его сердить никак нельзя. Он обидится.

— Как ты там? — прохладно поинтересовался отец.

Он никогда не считал, что формы проявления чувств как-то влияют на их силу. Меня, я думаю, он любит больше всего на свете, но, с тех пор как я стал взрослым, женился, то есть, отец ведет себя Подчеркнуто корректно. Но, слава богу, иногда не сдерживается. Я его тоже очень люблю. Тоже больше всех на свете. Но традиции наши предполагают сдержанность в проявлении эмоций. Потому как горцы мы суровые.

— Все нормально, папа.

— Дети как?

— Пищат.

— В семье нормально все?

— Конечно.

— Ты к Мише в гости собрался? — Они с дядей Мишей друзья.

— Да. Он считает, что мне лучше уехать пока.

Папа помолчал. Он, конечно, понимал все, что я хотел ему сказать.

— Может быть, вы лучше в горы поедете?

То, что вокруг города, папа горами не считает. Горы — это там, где расположено наше родовое село, гнездо, так сказать. Туда даже автобусы не ходят. Заехать, конечно, можно, но проблемно. А вот оттуда выковырять кого-либо из нашего рода почти невозможно. Целую армейскую операцию разворачивать надо.

— Нет, ничего серьезного, папа. Просто погостим.

— Хорошо, езжай. Мы вечером подъедем. Детей поцелуй.

— Да, папа.

— Пока.

— На ручки, — требовательно сообщила кроха, вскинув свои ручки наверх. Я поднял ее.

— Мяса хочу, — озвучило потребности нежное дитя.

— Нет мяса. Сейчас к дяде Мише приедем, там тебе мяса дадут.

— Есть, — обиженно раздула губя дщерь, — Сократ дядей в кунацкую увел. Он их там аракой поит и мясом кормит, — наябедничал ребенок.

Я встревожился. Дело в том, что арака — напиток специфический и мгновенного эффекта не дает. Однако, собравшись в организме в размере критической массы, одномоментно наносит массированный алкогольный удар. На жителей других регионов наш национальный напиток производит забойнейшее действие.

И сейчас я озаботился, не вызовет ли у наших гостей печальных последствий гипертрофированное гостеприимство Сократа.

Но опасения мои оказались напрасны. Когда я вошел с младшенькой на шее, все трое с рогами в руках стояли вокруг низенького трехногого стола, заставленного нашими народными закусками. Поломанный хлеб, резаное мясо, порубленный кусок сыра, соленья, зелень живописной грудой громоздились на небольшой поверхности стола.

Сократ как раз договорил тост, и трое дружно влили в себя содержимое рогов. Дружно стали закусывать.

— Ему налейте, — величественно указал в мою сторону.

— Мяса хочу, — потребовал с шеи ребенок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});