Правила боя - Борис Седов

Меньше всего говорили о читинской катастрофе, ее даже не показывали. Подробности о ней мне рассказал Сергачев уже после окончания аналитической программы. Когда в заключение еще раз показали кадры горящей берлинской мечети, Сергачев указал на экран и сказал:

– Эти вот – самые страшные, у них сейчас экспансия, пассионарность, их ничто не остановит. Плохо иметь врагов, которые не боятся смерти.

Он выключил телевизор, встал, открыл балконную дверь, постоял в ее проеме, обратив лицо к небу и солнцу, потом вернулся в номер и снова включил телевизор.

– Лешенька, организуй кофе, побольше да погорячее. За кофе и поговорим.

И принялся бездумно переключать каналы.

На многих мелькали те же кадры разрушения и смерти – дымящиеся камни мечети, муфтий, взывающий к небу и людям, горсточка нищих, смотрящих не на мечеть, а в сторону от камеры, не прикрывая лиц, но и не показывая их, мужчина с ключами от автомобиля что-то спрашивает у полицейского, тот пожимает плечами… …желтая лента полицейского ограждения, за которой – раскрытая дверь итальянского ресторанчика в Чикаго, трупы, битая посуда, лужи вина и крови, полицейское «No comment», раскрытая ладонь в объектив телекамеры, итальянцы, стоящие за полосой ограждения, гитарист в длинном, до земли, плаще, с гитарой за спиной, смуглое, безразличное к виду смерти лицо… …сад камней, клочки одежды и человеческой плоти на причудливо изогнутых кустах, растерянные лица японских полицейских – один из погибших оказался высоким чином полицейской префектуры Токио… …снова – масляное пятно и спасательный круг с надписью «Каналья», теперь снятые с вертолета…

Попили кофе, который принесла горничная, другая, не та, что ночью, но с таким же добротным немецким выменем, живущим своей особой жизнью под форменным платьем.

Там, где был нашит вензель «Саксонского двора», под материей блузки торчал большой, с кнопку дверного звонка, сосок, вызывая мысли о детстве и колыбели, а вовсе не те, что ожидала горничная. Поэтому ушла она с обиженным видом, и изо всех сил старалась не раскачивать бедрами…

– А приличная вроде бы гостиница, – сказал Петр Петрович, проводив ее жадным взглядом, и, словно одернув себя, продолжил уже другим голосом, скучным, даже мрачным:

– Сейчас кино немножко посмотрим, а потом уже будем разговоры разговаривать.

Он встал, вынул из кармана плаща, брошенного на кресло у входа, видеокассету, вставил в магнитофонную щель. Вспыхнул телевизионный экран, прошли полосы и рябь, и на экране появился мужчина, сидевший за столом на фоне какой-то безликой декорации, какие в наших фотосалонах ставят для съемок на паспорта.

Мужчина был неуловимо похож на меня, хотя его лицо было замаскировано мозаикой, которую телевизионщики делают, когда хотят скрыть лицо преступника или свидетеля, которому угрожают смертью.

– Господа мировое сообщество, – начал говорить моим голосом мужчина, глядя в бумажку, – я, известный вам Голова, уполномочен российской братвой заявить, что нам надоел тот бардак и беспредел, который устроил Бен Ладен и ему подобные отморозки. Мы не хотим видеть на святой русской земле посланцев колумбийской наркомафии и эмиссаров «Золотого треугольника». Нам не нужны китайские крестьяне и рабочие, сажающие коноплю на нашем Дальнем Востоке и шьющие свои тряпичные куртки и штаны в подвалах наших домов. «Россия – для русских!» – так решил Большой сход Великой России. Потому я официально заявляю, что мы, российская братва, объявляем войну коррупции, наркоте и беспределу во всем мире. Отдельное слово для господина Бен Ладена – твои дни сочтены, Беня, распорядись копать себе могилу, если будет что хоронить, конечно.

Мужчина сделал глоток воды из стоящего перед ним стакана, сложил листочки и, уже не глядя в них, добавил:

– А предъява на деньги – это конкретно. Номера счетов мы укажем в нужное время. Готовьте бабки, господа!

Экран на мгновение погас, потом на нем появился двуглавый орел на фоне российского флага и зазвучал царский гимн «Боже, Царя храни…».

– Это что? – ошарашенно спросил я Сергачева, когда экран погас окончательно.

– Это – начало твоей Большой Войны…

И Петр Петрович рассказал мне такие вещи, от которых мои коротко остриженные волосы начали шевелиться.

– Вот ты, Леша, живешь тут в вольном городе Гамбурге и ничего не знаешь. Газет не читаешь, потому что языка не знаешь, а это великий язык между прочим, на нем писали Гете, Гейне, Кант, Шиллер…

– Кант в Калининграде родился, он русский, – поправил я Сергачева.

Он странно посмотрел на меня, сказал «ну-ну» и продолжил:

– А в газетах интересные вещи пишутся, да и газеты всякие бывают левые, правые, центристские… И если первый теракт, здесь, в Берлине, вызвал однозначно отрицательную реакцию, что и понятно, то чуть позже, в процессе следствия, обнаружились всякие интересные вещи, которые изменили отношение общества. Знаешь, как в калькуляторе нажал кнопку, и там, где был минус, стал плюс, или наоборот. Так и тут: в подвале мечети нашли наркотики, и много наркотиков, так много, что даже после взрыва их оттуда увозили мешками, а сколько еще было «унесено ветром», говоря «по-американски», никому не известно. При взрыве погибла вся верхушка мусульманской общины Берлина, а надо тебе сказать, что это совсем не те люди, которые посвятили свою жизнь изучению и толкованию Корана. Кстати, Леша, тебе не приходилось читать Коран? Это книга, в которой можно найти оправдание всему. Если тебе нужно убить врага, открой Коран, и найдешь там аят, где благословляется убийство врага. Если кого-то нужно одарить милостью – есть стихи, призывающие быть щедрым и милосердным. Но это так, к слову. Эти ребята, старейшины мусульманской общины Берлина, держали под собой все Восточные Земли, доставшиеся от бывшей ГДР, и очень много всякого грязного по всей Германии. А что такое коррупция, ты и по России знаешь. Можно поймать карманника, грабителя и даже убийцу, а преступников такого уровня не ловят и не сажают. Получился вроде как подарок немецкой юстиции: был преступник и нет преступника. И никакого тебе Хабеас корпус или презумпции невиновности. Очень удобно, между прочим. Вот после этого общественное мнение начало меняться. Печатные СМИ, которых ты не читаешь, более гибко реагируют на такие колебания во взглядах общества, и теперь большинство изданий, в том числе такие уважаемые, как «Штерн» в Германии или американский «Нью-Йорк Джорнал», относятся ко всему происходящему благосклонно. В Чикаго уничтожена верхушка итальянской мафии северо-востока Америки, в Мексиканском заливе взорвана яхта с главарями Западного картеля Колумбии и заодно конгрессмен, с этим самым картелем крепко повязанный. В Токио гибнет господин Мацумото, один из лидеров якудзы, а в Японии якудза что-то вроде священной коровы, их и критиковать-то не принято, а уж изобразить какие-то полицейские телодвижения в их сторону – вообще немыслимо. Якудза – это отдельная, большая и интересная, история, может быть, когда-нибудь об этом поговорим. Только, боюсь, что не скоро. Что там еще осталось? Читинский поезд это прямой удар по «триадам», по китайской мафии в Москве и по нелегальным мигрантам, то есть те проблемы, которые стоят даже не перед правительством, или силовыми структурами, а перед простыми людьми, которые не могут устроиться на работу, потому что на их место приняли китайца, чьи дети начинают курить анашу, а потом и колоться, потому что опий и производные идут из «Золотого треугольника» и много еще чего, что не так лежит на поверхности. Итак, вывод первый – мировое сообщество сейчас склонно акцептировать подобный способ борьбы с мировым злом.

– Чего склонно делать? – переспросил я.

– Поддерживать, – усмехнулся Сергачев. – Людям нравится, что делает с мафиями господин Голова. И сейчас важно не упустить это настроение… Теперь второй момент всей этой истории. Господина Голову в мире не знают, он известен только в России. И известен, в основном, в двух стыкующихся кругах – уголовном и правоохранительном. И в том, и в другом случае это некая полумифическая личность, устроившая Большой шухер в Большом Городе накануне Большого Праздника. Уркам такие вещи вообще нравятся, эти люди по своей натуре склонны к эпатажу…

Тут Сергачев сделал паузу, с подозрением посмотрел на меня и добавил:

– Эпатаж, Леша, это слово иностранное, оно означает…

– Я знаю, – перебил я Сергачева и без разрешения взял карамельку.

– Теперь главное. Так как в роли Господина Головы выступал ты, то ты и должен стать тем Господином Головой, который встанет во главе всемирной борьбы со всемирной гадостью. Я с братвой в России говорил, теперь они согласны, осознали свою всемирно-исторческую миссию…

– Погодите, Петр Петрович, что значит теперь? Они что, против были?

– А ты за?

– Нет, я этого не говорил, я слушаю пока…