Россия на Западе: странные сближения - Александр Цыпкин

Фермор пробыл недолго, и хотя был облечен должностью генерал-губернатора Восточной Пруссии, но фактическое управление провинцией после его отбытия с армией на Запад передали просто губернатору, неотлучно находившемуся на берегах Прегеля.

Первым русским губернатором области и новым хозяином Королевского замка стал остзейский барон Николай Андреевич Корф, родственник самой императрицы, женатый на ее двоюродной сестре по материнской линии. Самый яркий эпизод в его политической биографии – перевоз арестованной семьи свергнутого Иоанна VI в холмогорское заточение. С этим кузен царицы справился образцово и бесстрастно, за что был пожалован сенатором. В Кенигсберге он правил мягко и не слишком утруждаясь, поскольку, по словам Болотова, «был к тому не слишком способен». Корф много веселился и, поскольку недавно овдовел, «заразился страстию» к местной аристократке графине Каролине Кейзерлинг. Графиня была красавицей и светской львицей, неплохо играла на лютне и прекрасно рисовала, держала салон и, конечно, умела нравиться. Николай Андреевич из кожи вон лез, чтобы порадовать свою пассию, но безуспешно; кстати, в доме Каролины он неоднократно мог видеть Канта, которому просвещенная хозяйка оказывала покровительство.

Портрет Корфа получился у Болотова особенно цельным:

«…жил он во всю бытность свою в Кенигсберге прямо славно и великолепно и не так, как бы генерал-поручику, но как какому-нибудь владетельному князю… Платье, экипажи, ливрея, лошади, прислуга, стол и все прочее было у него столь на пышной и великолепной ноге, что обратил он внимание всех прусских жителей к себе; а как присовокупил он ко всему тому со временем и весьма частые угощения у себя всех наизнаменитейших жителей кенигсбергских и старался доставлять всякого рода увеселения, то… сан его сделался у всех так важен, как бы действительно какого-нибудь владетельного герцога и государя…»

Что же не жить с таким губернатором? Однако при этом щедром и светском наместнике хозяйственные дела провинции оставляли желать лучшего. Расходы превышали доходы, что не особенно нравилось коронованной родственнице Николая Андреевича. В 1760 году на смену Корфу назначили Василия Ивановича… нет, не Чапаева, а Суворова – «первого отца» великого русского полководца, человека не очень блестящего, но зато рачительного, скрупулезного и ответственного.

Василий Иванович, генерал-аншеф, тоже был сыном эпохи дворцовых переворотов. Он участвовал в следствии над фаворитом императора Петра II Иваном Долгоруковым. После скоропостижной смерти царя Долгоруковы, стремясь сохранить свое придворное влияние, пытались навязать новой императрице Анне Иоанновне так называемые кондиции, ограничивающие ее власть. Интрига закончилась для них Сибирью, где Долгоруков продолжал вести себя вольно, много пил, хулил власти и государыню, отчего снова попал под следствие. Вести его и поручили Суворову-отцу, служившему военным прокурором. Вместе с начальником тайной канцелярии Андреем Ушаковым он выехал в Тобольск. Времена стояли жестокие: главным орудием дознания считалась пытка, которой следователи отнюдь не погнушались, добыв у бывшего временщика признание в заговоре.

Позже Суворов-старший, имевший заслуженную славу хорошего организатора, стал членом Военной коллегии и сенатором. В 1760 году он обеспечивал снабжение армии провиантом. И вот теперь Елизавета отправила его наместником в свои новые владения. По словам Болотова, Василий Иванович сильно отличался от своего предшественника.

«Он был довольно во всем сведущ, но только в нем не было ни малейшей пышности и великолепия, какое мы привыкли видеть в прежнем губернаторе. Губернатором он был разумным, деловым и притом очень трудолюбивым… Стол его был очень умеренный, гостей он к себе никогда не звал и вообще отличался крайней расчетливостью. Он входил во всякое дело с основанием и никому не давал водить себя за нос».

Основательность Суворова проявилась в том, что за год он сделал Восточную Пруссию прибыльной для государства Российского, доведя ее доходность почти до миллиона рублей.

Некоторую головную боль толковому, но суховатому чиновнику доставил приезд двух симпатичных дочерей на выданье. Василию Ивановичу тоже пришлось давать балы, к которым душа его откровенно не лежала. Зато девицы были довольны. По всей видимости, именно здесь, в Кенигсберге, Анна Васильевна Суворова познакомилась с князем Иваном Романовичем Горчаковым, за которого вскоре и вышла замуж. Их сын, Андрей Горчаков, станет учеником и любимцем своего знаменитого дяди и не подведет его: он прославится как ярчайший генерал наполеоновских войн, герой Фридланда, Бородина, Лейпцига…

А что же Александр Васильевич? Был ли он в Кенигсберге, в гостях у батюшки? Да, молодой подполковник Суворов, получивший в Семилетней войне боевое крещение, приезжал в столицу Восточной Пруссии на отдых после ранения. Более того, здесь с ним случилось весьма таинственное приключение: он вступил в масонскую ложу.

В зрелом возрасте Александр Васильевич отзывался о масонстве иронически. Потому-то его биографы долго не верили, что полководец мог принадлежать к братству вольных каменщиков. Однако недавно в Москве историк Александр Серков обнаружил протоколы заседаний кенигсбергской ложи Трех корон, из которых следует, что в 1761 году Суворов действительно прошел там посвящение в высокие шотландские степени.

В круг прусских масонов сын губернатора попал при любопытных обстоятельствах: он с порога представился там членом петербургской ложи Трех звезд, о которой самые пытливые историки не смогли найти ни малейшего упоминания. Судя по всему, будущий триумфатор Рымника, Адды и Нови просто дурил голову своим новым знакомым. Вопрос: зачем? Историк Вячеслав Лопатин – гуру сувороведения – предположил, что Александр Васильевич был отправлен отцом в качестве шпиона:

«Знаток финансов и специалист по тайным розыскным делам, Василий Иванович Суворов, очевидно, был осведомлен о роли масонов в политических играх. Резонно предположить, что новому генерал-губернатору хотелось познакомиться с настроениями кенигсбергских вольных каменщиков. Приехавший на побывку сын как нельзя больше подходил для этого. Александр Васильевич прекрасно владел немецким языком, имел большой опыт военной службы и знал толк в разведке».

Версия интересная и кажется вполне правдоподобной. Хотя, право же, нельзя исключить, что Саша Суворов просто маялся от скуки и решил развлечься столь экстравагантным способом. В конце концов, масонство было в моде.

Протоколы говорят, что в ложе Трех корон будущий генералиссимус пересекался с Готлибом Гиппелем, который спустя годы станет бургомистром Кенигсберга. Этот человек открыто симпатизировал России[10], стал известен как писатель и философ, а в историю вошел тем, что Эрнст Теодор Амадей Гофман, тоже уроженец «прусской Москвы», списал с него образ советника Дроссельмейера в «Щелкунчике». Каждый раз, когда в Большом или Мариинке вы видите танцующего Дроссельмейера, вспоминайте Суворова: в некотором смысле они были знакомы.

Итак, что при Корфе, что при Суворове русская Пруссия жила спокойной и даже веселой жизнью. 1 августа 1759 года прогремела Кунерсдорфская победа, которую громко и пышно отпраздновали в Кенигсберге. Армия Фридриха была разбита, сам он бежал и, находясь в глубокой подавленности, думал покончить с собой. Но разногласия союзников не позволили добить прусского короля в этом году. В следующем он попытался взять реванш и с огромными потерями одержал пиррову победу над австрийцами при Торгау. Но русские по-прежнему гнули: в 1761 году Румянцев взял стратегический порт Кольберг, открывающий дорогу на Бранденбург. Перспективы войны для Австрии и Франции еще выглядели туманно, но позиции России уже были обеспечены прочно. И Фридрих ясно отдавал себе в этом отчет. Но 25 декабря 1761 года случилось событие, которое современники назвали «чудом бранденбургского дома». В Петербурге скоропостижно умерла Елизавета Петровна.

Ее преемник, Петр Федорович, молниеносно сделал то, чего от него все и ожидали: он предложил Фридриху мир. Новый император, сын дочери Петра I и голштинского герцога, по духу и воспитанию был немцем. Очень характерны строки его переписки с прусским королем. «Я не доверяю русским», – нервозно сообщал своему молодому корреспонденту Фридрих. «Могу Вас уверить, что, когда умеешь обращаться с ними, можно на них положиться», – отвечал ему император. И это слова внука Петра Великого…

Нового государя более всего волновала судьба родных шлезвиг-голштинских владений, часть которых еще со времен Северной войны находилась под властью датчан. За освобождение вотчин он собрался воевать с Данией, запросив поддержку прусского короля. 24 апреля 1762 года в Петербурге был подписан сепаратный мирный договор между Россией и Пруссией, согласно которому Россия обязывалась возвратить Фридриху занятые земли через два месяца. Впрочем, Петр был готов поддержать Фридриха II не только возвратом территорий: он передал под начало своего кумира корпус Захара Чернышева, который теперь