Параметры риска - Леонид Репин

Сыроежка. На всех

Вчера на ужин съели одну маленькую сыроежку на троих. Очень вкусно! Съели бы больше — не нашли. Странно, но есть, в общем, не так уж и хочется… С удивлением заметил, что каждый шаг дается с трудом. Хорошо бы лечь и не вставать.

Вкрадывается иногда предательская мыслишка: "А зачем? Зачем эта бессмысленная беготня в поисках пищи? Зачем эти изнурительные, до четвертого пота, попытки добыть огонь? Вполне можно не есть — вот так неподвижно лежать, и все…"

Когда встаю, сильно кружится голова, в глазах все плывет. Приходится некоторое время стоять на месте, держась за что-нибудь, пока не придешь в себя.

Сегодняшний день — день важных событий. Утром, еще не было семи, пошли проверить мордуху, поставленную с вечера неподалеку от берега. Вдруг там что-нибудь есть?

К великому нашему изумлению, мы нашли в ней шестнадцать рыб величиной в пол-ладони и даже больше. Какая добыча! Мы и не мечтали о ней. И следующая мысль: нужен сейчас, сию минуту огонь.

Остервенело кинулись его добывать. Крутили веретено так яростно, как никогда еще. Угли получались хорошие: я даже обжег себе пальцы, удерживая и раздувая их. Но пламя не занялось…

Именно эта попытка разочаровала нас больше всего. Сейчас, когда есть еда, огонь казался лишь небольшим дополнением, которое должно было бы облегчить нашу жизнь. И потом мы считали, что в принципе своим трудом и упорством заслужили огонь. Если только такое

право дается.

У героев Жюля Верна на Таинственном острове, помните, нашлась спичка — завалялась у кого-то в кармане. Харберт сумел зажечь ее. Кроме того, у колонистов оставался в запасе еще способ Сайреса Смита: они вынули выпуклые стекла из своих часов, сложили их, заполнив промежуток водой и обмазав края глиной. Так получили универсальную лупу.

Мы же способу Сайреса Смита могли противопоставить лишь способ Пищулина (четырехножник с дном от бутылки), поскольку стекла в наших часах оказались плоскими.

Пищулин, однако, не унимается. В патентное бюро нашего острова он принес новую заявку. Собственно, провозившись часа два или три, он выложил перед нами с Толей готовое изобретение. У него уже было и вполне подходящее научное название: "Устройство для захвата морских гребешков со дна, не прыгая в воду".

Сделано очередное достижение науки и техники было из длинной палки, на конце которой красовалось затейливое сооружение из смятого обруча бочки. Больше всего это походило на хорошо известное приспособление для выхватывания горячих горшков из печи.

Одержимый жгучим желанием немедленно опробовать свое «детище», Володя забрался на плот и с час разъезжал на нем по бухте. Временами он останавливался, опускался на колени, даже ложился на плот и, шуруя своим "устройством для захвата…" где-то у дна, пытался ухватить плоские раковины. Но ни одного гребешка не поднял!

Уныние изобретателя, потерпевшего крах, ему незнакомо, он по-прежнему полон оптимизма. "Я сделаю «палтусоловку», заявил Пищулин на пресс-конференции, состоявшейся сразу после испытаний.

— Что, что?! — спросили мы хором.

— Ну тогда "камбалоловку", — неохотно пояснил нам Володя.

Мы с Коваленко с отчаянием переглянулись.

Когда я читал книгу Бомбара, то обратил внимание, как долго он готовился к своей экспедиции, как приучал себя есть сырую рыбу, — процесс длительный и небезболезненный.

Нельзя было не вспомнить об этом, глядя на рыбу, которую удалось поймать. Никто из нас никогда в жизни не собирался полакомиться подобным деликатесом, как, кстати, и теми, которыми полно море. И все-таки час дегустации пробил: ведь уже много дней мы живем без еды.

Деваться некуда — решил показать, как едят сырую рыбу. Решительно очистил чешую (Пищулин и Коваленко внимательно смотрят), отсек голову (у Пнщулина и Коваленко — каменные лица), содрал с трепещущей рыбы кожу — она снялась как чулок (Пищулин и Коваленко не дрогнули) и мужественно откусил от хребта (Пищулин и Коваленко шевельнули разом бровями).

— Ну, как? — спросили они.

— Вкусно, — говорю. — Есть можно.

Коваленко сразу же откусил, покачал в удивлении головой и даже воскликнул: "Надо же! Никогда не думал, что это так вкусно!"

Потом мы оба признались, что сделали лишь вид, что рыба понравилась, дабы подбодрить друг друга и Пищулина, который все еще медлил, колебался. Ему не хотелось даже пробовать…

Однако, когда и Толя съел свою рыбу, Пищулину было некуда деваться. С пресным (это можно понять) выражением лица и явно мучаясь, тоже съел. Он оказался самым честным из нас и не стал уверять, что блюдо ему понравилось.

Мы еще очень плохо знали свой остров и, посовещавшись, решили обследовать его.

Почти сразу за мысом открыли удивительно красивые места, напоминающие кусочки необжитого Крыма. Грубые живописные скалы с пещерами, гротами, арками, промытыми неустанной водой, скалы всюду — на берегу, в море… И вокруг — прозрачные до самого дна лазурные воды, лагуны и заводи… Живое, пенящееся у берега море…

Долго ныряли и плавали, забыв о том, где мы, забыв о том, что вот уже столько дней мучило нас: о голоде. Какая мелочь — еда, когда вокруг — прекрасный, прозрачный, солнечный мир, в котором, кроме нас, — никого, и мы ни с кем не делим его! Как хорошо, что есть еще на земле места, не тронутые дыханием времени, оставшиеся точно такими, если не говорить о деталях, какими были тысячу лет назад. Мы испытывали острое чувство радости и благодарности к нашему острову именно за это.

— Вижу большую рыбу, — сказал Коваленко. Я думал, что речь идет о камбале или об окуне, но Коваленко внес уточнение: "Это кит". Действительно, чье-то огромное черное тело с острым плавником выкатывалось плавно из воды в полукилометре от нас и так же плавно, словно в замедленном фильме, скрывалось. Так ныряет дельфин, но это было животное во много раз больше дельфина. Возможно, касатка…

И все-таки цивилизация дает о себе знать. Море потихоньку становится всемирной мусорной свалкой. Часть отходов со своих производств человек сразу отправляет па дно, часть их в море выносят реки. Многие мелочи человек, не задумываясь — море такое большое! — бросает за борт.

Обломки старых деревьев, могучие стволы лесных исполинов, горы водорослей, скопившиеся на берегу, россыпи раковин, оставленных волнами, это не мусор. Это как бы часть жизни моря, часть его самого. По вот эти обрывки сетей, ящики, бутылки, банки, сделанные в разных странах мира и вынесенные волнами на пустынный брег нашего острова, — это уже мусор.

Брошенная, возможно, унесенная волнами, обувь всевозможных фасонов — се столько здесь, что невольно думаешь: сколько же растерях живет на земле! Куски полиэтилена, пакеты, пластмассовые сосуды всяких форм и размеров — все это мог создать лишь человек. И лишь человек мог это выбросить в море. "В нем не видно, оно стерпит все"…