Постскриптум (СИ) - "Anzholik"

— Угу, — киваю. Понедельник. Начало рабочей недели. А он решает ДАЖЕ остаться. И вот что действительно интересно: Леля его не порвала на куски за такое самовольство? Мне так-то насрать, одноразовую акцию могу легко устроить. Все равно буду печь коржи и прочую гадость подготавливать к завтрашнему дню, а после улягусь спать на полу, ибо спина вконец достала.

Чем и занимаюсь, периодически бессовестно куря в форточку, высовываясь чуть ли не по пояс. Подложив плед к запертым дверям на кухне, чтобы не прошло в другую комнату запахов. Глаза режет и спать хочется, но еще полчаса как минимум ждать, пока допечется последняя партия.

Развалившись в своем кресле, смотрю в ночное небо. Кручу в руке пачку сигарет, отметив, что там почти пусто. Свожу лопатки, чувствуя хруст, и кривлюсь. Больно, блин. Массаж нужен очень давно. Как и еще куча всяческих мелочей, но как-то заботиться о своем здоровье нет ни времени, ни денег. Печальная истина. Потому молча страдаю. Надеясь не развалиться к тридцати пяти.

А минуты, будто издеваясь, медленнее некуда ползут. Мне уже даже курится не очень-то в кайф. Мусолю между пальцев, изредка затягиваясь и чуть ли не давлюсь дымом, когда дверь на кухню приоткрывается и Леша проскальзывает ко мне.

— Я уж подумал, показалось, дай сюда. — Вырывает сигарету из пальцев и отправляет в окно. Недовольный, чуток помятый. Без рубашки, в одних долбаных штанах. Приехали.

— Громкость убавь, Илья чутко спит, — шепчу в ответ. Прикрываю окно и смотрю на горящий в темноте циферблат. Еще двадцать две минуты.

— И часто ты так развлекаешься?

— Какая разница? — приподнимаю бровь.

— А спишь ты когда? — Не заткнуть его походу.

— Когда получается. Леш, отвали. Ребенка разбудишь.

Придвигается ближе, садится напротив, в каком-то сраном полуметре. Упирается локтями в собственные колени. Офигенно. Всю жизнь мечтала сидеть ночью в темноте на кухне с полураздетым бывшим мужем.

— Поставила бы себе диван тут, раз засыпаешь за работой.

Закатываю глаза. Объяснять, почему сплю на твердом, желания ноль. Да и вообще говорить неохота. Да и не о чем. Да и с полуголым-то… И с мыслями черти знает какими. Увольте.

— И квартиру можно было снять побольше и поприличнее.

А вот тут я его почти убиваю взглядом. Как же у него все просто. Когда баблом можно задницу подтирать, а некоторые вот ночами не спят, чтобы оплачивать даже такое говно-жилье.

— Можно даже на Луну полететь, если есть деньги и желание, — шиплю в ответ. Отвожу взгляд. Избегаю. Хочется прогнать, но шуметь нельзя. Потом сына фиг уложишь. А это, как следствие, пропуск сада и бешеная гонка весь день, чтобы успевать и за ним смотреть, и работу работать.

— Подыщи удобный вам вариант, я буду оплачивать. Вместо алиментов. Так будет проще и мне, и тебе.

Это, конечно, разумно настолько, что я решаю вообще промолчать. Ибо скандалить не время и не место. Как и желать ему засунуть свои деньги поглубже и подальше. Потом. Все потом выскажу. А сейчас пусть думает, что я покладистая и сонная, а потому самое время манипулировать. Наивный.

— И надо решить вопрос с отцовством. Я хочу иметь документальное подтверждение.

— Может еще ДНК сдать? — Двадцать минут. Ну какого хрена так медленно?!

— Это лишнее. Я не сомневаюсь в том, что он мой сын.

— Рада за тебя.

Девятнадцать. Мы молчим, по ощущениям, полжизни, а прошла всего минута! Жесть. Я так с ума сойду в его компании. Даже дышать сложно становится.

— Ты грудью кормила? — Ночь каверзных вопросов объявляю открытой. Чего, бля?

— Допустим, — не совсем понимая, зачем ему эта информация, все же отвечаю.

— Долго?

— Нет.

— Почему?

По кочану.

— Потому что молоко пропало из-за антибиотиков. — Вопросительно смотрит. — Я слегла с ангиной, когда Илье было почти четыре месяца. — Кивает чему-то своему.

— Что со спиной?

— А что со спиной? — вопросом на вопрос. Я словно на допросе. Семнадцать минут! Пиздец.

— Не заметить, что тебе больно, довольно сложно. И у меня даже есть несколько вариантов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А потом как-нибудь нельзя? Ребенок, блин, спит, а ты допрос устроил. Запарил. Заткнись уже или вали домой.

Кладет мне руки на колени. Я же подбираю ноги к себе, обняв их руками. Шах и мат. Нехер меня лапать. И без того нервная до невозможности.

— К чему цирк? Ты же хочешь меня. — Глаза так и гипнотизируют. Масляные будто, блестящие. Господи помилуй…

— Не-а. Я спать хочу. Но уж точно не тебя. — Да-да. Хороша актриса, Станиславский удавился бы от хохота.

— Уверена? — еще и ухмыляется падла. Вообще охамел. Конечно, я уверена. Как же иначе. Так сильно уверена, что аж руки начинают дрожать. А в горле ком. Пятнадцать минут.

— Разумеется, — как хорошо, что за шепотом не слышно севшего голоса.

— А если проверю? — Слишком интимно звучит. Слишком много мыслей и картинок возникает. Мгновенно. Внезапно.

Что?!

Становится на колени впритык ко мне. А мои ноги, предатели, будто по щелчку под его руками в стороны расходятся. Так привычно и дико одновременно. И от груди до самых кончиков пальцев на ногах огненный шарик прокатывается внутри. Жарко.

Что я творю? Что он творит?

Полулежу в кресле, держу хоть какую-то дистанцию. Цепляюсь руками в подлокотники, только бы избежать еще большего контакта, а он по глазам видит, что я понемногу сдаю позиции. И кажется, схожу с ума. А ведь он еще даже не начал. Ничего не сделал. Просто чистейшая провокация.

Гладит бедра. Следит взглядом за собственными руками. Эротично и слишком медленно для того, кто куда-то спешит. Чувственный садизм во всей красе.

Четырнадцать минут. Я торможу… или слишком много всего происходить успевает за чертовы пару десятков секунд? А руки у него горячие, невообразимо сильно обжигающие. Запускающие блядскую цепную реакцию в моем организме. Заставляя вспоминать и изнывать, понимая, что я могу получить.

Под майку обе ладони. По ребрам плавно… к груди. Сжимает одновременно. Перекатывает между пальцами одеревеневшие соски. Пытается установить контакт глаз, склоняя голову, а я избегаю. Не могу… Просто не могу на него смотреть. Желанного в данный момент, как вкуснейший десерт в мире. Только этот тортик-то не для меня…

Кусаю губы, ловлю его дыхание на них. Отчаянно чувствуя импульсы, пробегающие по телу, где мы соприкасаемся. Уворачиваюсь от поцелуя. Выгибаю шею, не давая приблизиться. Кусает за плечо, прямо через ткань. Не больно. Заводит сильнее. Посмеивается, забавляясь над тем, как я «очень старательно» его отталкиваю. Дура тупорылая. Двенадцать минут. Господи, ты там вообще есть, нет? Или в отпуск ушел, забив на мои страдания?

Стаскивает шорты, следом стринги, а я даже возмутиться не успеваю. Слишком быстро. Вспышками все. Флэшбэками.

Закрывает мне рот левой рукой. Приближается нос к носу. Такой тесный контакт. Почти поцелуй, хочется просунуть язык сквозь его пальцы и коснуться губ.

Правой рукой, кончиками пальцев скользит по отвратительно влажной киске, незамедлительно проникает в меня сразу двумя пальцами. Проскальзывает так легко, что мне хочется плакать от беспомощности. От того, как сильно вздрагиваю. От того, что он это видит. Муку в моем взгляде. Нужду. И еще гребаную кучу всего, смешанного в ядреном коктейле. Приоткрываю рот, скользя губами по его ладони, выдыхаю…

Десять. И так медленно ласкает. Вставляя по самые костяшки, что по ощущениям меня жарят на адовой сковородке, причем на сраном медленном огне. Жесть. Просто жесть.

— Будешь тихой? — шепотом, глядя в глаза. А я лишь утвердительно моргаю. Вообще ничего не соображая. Убирает руку с моих пересохших губ. Еще на сантиметр ближе. Но не целует. А я сейчас сдохну. Ей-богу, сдохну.

Девять минут. Опускается стремительно вниз. Чувствую поток воздуха с его губ между собственных ног, а после давлюсь вдохом, когда чувствую его язык там. Меня словно током ударило. Бог ты мой. Это кара поднебесная за все мои косяки?