Территория памяти - Марсель Гафуров

— Приехать бы сюда будущим летом со снастями! — мечтательно сказал Саша. — Похоже, крупной рыбы тут много.

— Много, — согласился Павел. — В яме возле устья Акаваса тайменей полно. Иногда солнце высветит яму насквозь, и видно: все дно будто поленьями устлано. Должно быть, в жаркое время их холодная вода привлекает. А ниже в струе из Акаваса стая подустов стоит. Заметили, когда приставали к берегу?

— Нет.

— Так, идемте, посмотрите!

Мы из любопытства последовали за Павлом. Он жестом щедрого хозяина повел рукой, указывая на песчаную отмель, и мы снова ахнули: начиная немного ниже устья ручья, на небольшой глубине растянулась до темного плеса огромная стая тупорылых рыб. Одноразмерные, сантиметров по 20–25 длиной, они «стояли» на виду, лениво пошевеливая плавниками. Правда, когда мы подошли к воде, вся стая враз немного отодвинулась речнее, но все-равно до ее ближнего края было всего шагов пять, не более.

— Ух ты! — изумился Рамиль. Даже у него, флегматика, глаза азартно загорелись. — Это сколько же рыбы можно отсюда выгрести, если пройтись с бреднем?!

— Не один, пожалуй, центнер, — сказал Павел. — Но что с ней делать? Все не съесть, продать тут некому…

— И никто их не ловит?

— Иногда в выходной день приезжают на мотоциклах двое парней из Салавта. Штук до ста надергают и уезжают, набив рюкзаки. Их удочки вон к старой березе приставлены. Хотите, так попользуйтесь. Только потом верните на место, а то ребята на меня рассердятся.

Павел ушел на пасеку, пообещав вернуться попозже, а мы, конечно, воспользовались его советом. На удилища были срезаны и обструганы прямоствольные березки, превосходные получились удилища: крепкие, длинные — как раз до подустов достанут. Опытный Саша покачал в сыром месте у ручья молодые деревца, и из-под их корней полезли на поверхность земли потревоженные черви. Собрав их в брошенную кем-то на берегу консервную банку, Саша с Рамилем наживили крючки, забросили их в реку. Но странное дело: подусты проявили к предложенному им угощению полное равнодушие. Ребята подводили червяков к самым мордам рыб, а те отодвигались в сторонку, не брали наживку. Попробовали порыбачить я со Стасом — результат тот же. Хотели уже отказаться от этой затеи, как вдруг стая будто какой-то сигнал получила — начался бешеный клев, только успевай насаживать червей! У нас от волнения руки затряслись. Клев продолжался минут 10–15 и прекратился так же неожиданно, как начался. Стая снова впала в полное равнодушие…

Все же на свой бивак вернулись мы с уловом на хорошую уху. Тут и Павел вернулся, принес гостинец — баночку меда. Это еще больше воодушевило нас.

— Есть мнение… — сказал Стае.

— Поддерживаю, — сказал Рамиль.

— А уговор? — напомнил Саша о нашем уговоре не садиться в лодки хмельными.

— Мы люди вольные, — сказал я. — Можем переночевать здесь. Утром поплывем трезвые, как стеклышки.

— Значит, возражений нет, — констатировал Стае и вытащил из рюкзака бутылку водки. — Ты, Паша, как насчет по маленькой ради знакомства?

— Вообще-то водку я не пью, пчелы этого не любят. У меня есть питье получше…

— Лучше водки может быть только водка! — возразил Стас.

— Не скажи! От водки дуреешь, а от моей медовухи только колени слабеют, а на душе весело и голова остается ясной. Хотите — принесу?

— А что! Давай сходи! А мы пока переместимся с солнцепека в холодок, хотя бы вон под ту черемуху у ручья, — решил за всех Стас.

Вернулся Павел с эмалированным бидончиком в руке, странно изменившись: лицо белое, идет пошатываясь, как пьяный. Сразу удивил просьбой:

— Ребята, налейте мне стакан водки…

— Что это тебя вдруг на водку потянуло?

— Потом объясню. Пожалуйста!.. А то хана мне…

Стае, недоуменно пожав плечами, исполнил просьбу. Павел выпил налитое не переводя дыхания. Посидел, закрыв глаза. Немного погодя объяснил:

— Открыл пустой улей, где храню медовуху, а оттуда вылетел шершень и — в лоб меня… Яд у него сильный. Я читал, что в Индии от укуса змеи спасаются водкой или что у них там крепкое… Действует как противоядие…

— Может, еще тебе налить?

— Нет, хватит. Вообще-то я привычен к пчелиному яду, но черт этого шершня знает, испугался, думал — окочурюсь… Вы уж извините меня! Вот принес вам медовуху…

Чтобы не получился «ерш», водку пить мы не стали, лишь плеснули ее немного в подоспевшую вскоре уху. Похлебав ухи, Павел окончательно пришел в себя, а мы от его медовухи впали в блаженное состояние — в самый раз для душевного разговора у вечернего костра. О чем только мы не переговорили! И об упомянутой Павлом Индии и заклинателях змей. И — глядя на высыпавшие в небе звезды — об освоении космоса. И о жизни при обещанном Хрущевым коммунизме… В общем, рассуждали обо всем, что приходило в голову, и так хорошо было на душе!

Наутро, подловив подустов про запас, простились с Павлом как с закадычным уже другом в полной уверенности, что снова встретимся с ним через год.

* * *

Через год на Акавас я не попал, подвернулась заманчивая возможность съездить в Югославию, считавшуюся тогда у нас полукапиталистической страной. А потом наша дружеская четверка как-то рассыпалась, удалось получить отпуск одновременно только с Сашей, и мы с ним тем же путем приплыли к Акавасу с женами и детьми: и у него подрастали дочка с сыном, и у меня.

Это было, пожалуй, самое счастливое мое лето. Радости детей усиливали ощущение счастья и у нас, взрослых. А дети словно оказались в сказочной стране. Вылезут утром из палаток — в двух шагах ждут их омытые росой кисти спелой дикой клубники. Полакомившись ягодами, можно сбегать к старой черемухе возле устья Акаваса. В ее густой, раскидистой кроне обитает семейство рябчиков. Интересно понаблюдать за их суетой, людей они не боятся. А тут еще к бурному восторгу нашего младшего поколения повадился подглядывать за нами любопытный зайчишка. Сядет поодаль, поглазеет на нас, пошевеливая ушами, и ускачет до следующего утра.

Днем — купание вволю. И к рыбалке дети приохотились. Сделали мы им коротенькие удочки с толстыми, чтоб не запутывались и не рвались, лесками, с крупными крючками: пусть, дескать, научатся насаживать червяков и закидывать их в реку. И поди ж ты — даже на такие примитивные снасти нет-нет да зарилась рыба. Вижу однажды: мой четырехлетний парнишка «воюет» с кем-то. Перекинул удилище через плечо и то шагнет вперед, то попятится. Подбежал я к нему, перехватил! удилище и… выволок на берег солидного, килограмма на три, жереха. Доныне хранится в нашем семейном фотоальбоме снимок: гордый рыболов держит, поднатужившись, на весу рыбину длиной чуть меньше его собственного росточка.

Всесоюзный водный туристский маршрут по верховьям Белой к этому времени уже приобрел довольно широкую известность. Теперь частенько мимо нас проплывали на резиновых надувных плотах ватаги любителей путешествий. Иногда мы перекликались с ними, узнавали, кто откуда. Плыли чаще всего уфимцы, москвичи, свердловчане, магнитогорцы, была одна группа даже из Чехословакии. Словом, людно стало на реке.

Как-то проплывали двое москвичей на байдарке. Один работал веслами, второй на ходу размахивал спиннингом, закидывал то влево, то вправо блесну. За байдаркой тянулся длинный «хвост»: насаженные через жабры на капроновый шнур живые рыбины, главным образом щуки. Рыболовы эти пристали к берегу ниже нашего бивака, в конце переката, принялись обустраиваться на ночь. Ничего против такого соседства мы не имели бы, но один из них, дюжий парень, пришел с топориком в березняк, начал валить молодые деревца. Пришлось поскандалить с ним. Мы возмущенно кричим, а он, не обращая внимания на наши крики, рубит. Что мы могли предпринять? Устроить драку, кинуться с топором против топора?

Утащил парень срубленные березки на свой бивак. Смотрим, поставили палатку и соорудили несколько треног. Затем поотрубали головы щук, подвесили тушки в этих треногах, накрыли зелеными ветками и развели внизу дымные костерки, решили, стало быть, подвялить свою добычу в дыму. Что у них из этого получилось — трудно сказать. Уплыли москвичи через два дня, оставив на мелководье множество щучьих голов с разинутыми страшными пастями. Это было жуткое зрелище, оказавшееся предвестием беды. Надвигалась беда на нашу прекрасную, песенную реку, на ее рыбное богатство, на первозданные ее берега, на светлоструйный Акавас.

Как было уже сказано, после поездки в Югославию я провел у Акаваса шесть отпусков. С семьей и друзьями. И каждое лето удручало нас какой-нибудь неприятной новостью.

Следующее, второе по счету, лето. На сей раз добрались до Акаваса посуху. Павла застали на берегу Белой в мрачном настроении. Вот что он рассказал. Накануне приехали на подводе трое деревенских мужиков. Выгребли бреднем из ямы возле устья ручья более сотни тайменей. Увезти весь улов не смогли — не уместился на подводе. Павел был занят тем, что сбрасывал палкой оставленную ими дохлую рыбу в реку, чтобы не завоняла на берегу. Добрались-таки люди без совести до нашего заветного уголка.