Песнь ста миров - Цзюлу Фэйсян

Таща Хо Яна за собой, девушка сделала несколько шагов по полю боя, тридцать тысяч жунских солдат теперь понятия не имели, как именно выглядит главнокомандующий Вэй.

Недолгое время они просто двигались вперед, пока Хо Ян наконец-то не пришел в себя.

– Ты убила Луну… чтобы спасти меня?

Девушка, не обращая внимания, продолжала идти впереди, Хо Ян нахмурился:

– Су Тай!

Она остановилась, а когда обернулась, из вскинутой руки по ветру разлетелся белый порошок. Перед глазами Хо Яна все тут же поплыло, его тело обмякло.

– Ты снова… меня провела. – Су Тай подхватила его ослабевшее тело, слушая бормотание цепляющегося за сознание Хо Яна. – Пусть так…

В его словах читалось больше скорби, нежели бессилия. Казалось, ему было все равно, если ее рука лишит его жизни.

На лице Су Тай не отразилось ни капли эмоций. Весь путь делая вид, что сражается, она вместе с Хо Яном медленно отступила внутрь пустого шатра. Там, вынув из-за пазухи комплект жунской формы, помогла ему переодеться.

Она понимала, что сейчас Хо Ян ни за что не бросит три тысячи своих солдат и не сбежит в одиночку. Глубоко внутри этот мужчина был так же упрям, как и благороден. Ей оставалось только убить лошадь и содрать с его спины мишень, нужно было, чтобы он стал пылью, ведь только так она могла его спасти.

Смерть на вкус ощущалась ужасно. Это было отчаяние, вырывающееся из глаз. Неважно, насколько сильно ты пытался его подавить, это была паника, рвущаяся из глотки наружу. Неважно, как ты старался себя успокоить, это была беспомощность при запахе крови у кончика носа. Неважно, насколько твердо было твое сердце.

Су Тай не хотела, чтобы Хо Ян испытал это на себе.

Она дождалась, когда звуки расправы снаружи постепенно стихли, и только тогда вышла наружу с Хо Яном на спине. Три тысячи вэйских солдат были полностью разгромлены.

В студеном воздухе витал аромат свежей крови. Девушка, опустив глаза, шла вместе со строем раненых жунских воинов, покидающих поле битвы. Когда они отошли на приличное расстояние, Су Тай перебила несколько десятков раненых, похитила лошадей и, вместе с Хо Яном преодолев заснеженную горную долину, отыскала главный военный штаб Вэй.

Еще никогда прежде она не чувствовала себя настолько благодарной мертвому телу: будь Су Тай прежней, одних только ранений на поле битвы хватило бы, чтобы лишить ее жизни. Но новое тело не чувствовало боль, оно не старилось и не умирало. И пока молчала, Су Тай могла продолжать жить.

Вот только зачем ей жить вечно?

Она ясно ощущала, как собственные чувства постепенно умирают вслед за телом: ее покинуло волнение, покинула печаль, все, что осталось, – это упрямое упорство.

Когда Хо Ян очнулся, все раны на его теле оказались перевязаны. Осмотревшись, он почти в тот же миг понял, что именно сделала Су Тай. Генерал повернулся на бок, встал с постели и вышел из шатра. Солдаты на страже немедленно поклонились Хо Яну, но тот лишь спросил:

– Где женщина, которая меня привела?

– Кажется, она ушла, как только вас вернула.

Хо Ян изменился в лице:

– Вы без моего на то приказа позволили человеку в одежде врага уйти?!

Двое мужчин тут же опустились на колени и дрожащим голосом произнесли:

– Когда вы вернулись, выглядело так… словно вы хорошо с ней знакомы, и мы предположили, что… Поэтому и не решились ее остановить.

Генерал сдвинул брови, не сказав больше ни слова, как вдруг уголком глаза заметил стоящую в отдалении девушку в серой одежде, она смотрела на него неподвижно. Стоящие на коленях солдаты тут же невероятно оживились:

– Господин, она вернулась!

Су Тай смотрела на Хо Яна спокойным, точно вода, взглядом. Тихонько ему кивнув, она отвернулась и пошла прочь. Мужчина сжал кулаки, его сердце наполняли бесчисленные вопросы. Он собственными глазами видел, как лекарь вскрывал ее тело, так почему же она все еще была жива, почему оказалась здесь, почему… спасла его?

Невольно он двинулся вслед за Су Тай и покинул лагерь. Девушка неторопливо шла в направлении бескрайнего ледяного поля.

По другую сторону границы холодный ветер со снежными хлопьями, напоминающими гусиные перья, царапал лицо. Они шли друг за другом в полной тишине посреди застилающего небо и землю белого цвета. Внезапно Хо Яну показалось, что в следующую секунду девушка взмоет ввысь и исчезнет.

– Су Тай, – наконец-то не выдержав, позвал он, вот только вдруг лишился всех остальных слов.

Она сделала еще несколько шагов вперед, а затем неожиданно припала к земле. Среди снега и льда девушка выкопала белую травинку. Это было растение, крайне полезное в лечении внешних ранений. Рукой она подозвала Хо Яна к себе.

Су Тай вложила растение в мужскую ладонь, и от прикосновения ледяных кончиков пальцев к его теплой коже они оба замерли.

Девушка подумала, как было бы хорошо, если бы она могла забыть прошлое, если бы все отпустила и просто осталась с ним рядом, вот только это было невозможно. Их разделяло предательство, между ними лежала смерть, клином стояла ненависть к родине другого. Лишиться памяти она не могла, а значит, не могла и быть с ним.

В эти мгновения в ее душе крутился один и тот же вопрос: «Почему ты не принял капитуляцию?»

«Почему обрек Сюй на такой горький конец, почему пожелал уничтожить все без остатка? Ты был настолько предан своему правителю, что отказался от меня, от ребенка? Разве нельзя было уступить хоть немного? Или же ты возжелал, чтобы на том свете я не смогла взглянуть в глаза своим солдатам и народу лишь потому, что хотел отомстить за мое предательство?»

Все эти вопросы теперь не имели значения. Прими Хо Ян капитуляцию сейчас, это все равно бы не изменило того факта, что он уничтожил государство Сюй.

Он должен был быть верен своей стране, а она должна была защищать своего правителя.

Неожиданно Су Тай поняла, что судьба с самого начала сделала их чужими.

Она смахнула с плеча Хо Яна собравшийся снег так же, как когда-то летом в тени деревьев стирала пот с его виска. Она попробовала изогнуть губы в улыбке, но в конце концов ей пришлось оставить эти попытки. Между двумя людьми растекалась тишина, пока наконец-то Су Тай не сжала крепко руку генерала и легонько не прижала его ладонь к своему животу.

Кожа под тканью оказалась неожиданно бугристой. Как бы она ни располагала внутренности, они все продолжали непослушно собираться в кучу, напоминая о том, что она уже давно мертва.