Двойное убийство - Беверли Херальд

– Деньги, – повторила Нэн. – Мой сказал: «Деньги у меня». – «Ну и молодец», – отвечаю я и жду. Нам же сюда без конца всякие психи звонят. Поместили в справочнике телефон «горячей линии», на свою голову.

Нэн говорила почти беспечно, но я знала, что она взволнована. Даже если бы не уловила легкую дрожь в ее голосе, все равно поняла бы – ведь сестра тарахтела со скоростью тысяча слов в минуту. Чем сильнее Нэн волнуется, тем быстрее говорит. И пускай иногда это звучит комично, как номер эксцентрика, способного отбарабанить всю античную литературу за минуту, меня не проведешь: я знаю, когда сестра близка к истерике.

– Тут я подумала, – продолжала Нэн, – а может, это один из победителей наших конкурсов? Или же этот псих решил, что звонит в «Кентукки – Лотерею» или еще куда-нибудь. Ну я и… ой, секундочку.

Обычное дело, когда Нэн говорит с работы. Наша беседа разбита на трехминутные отрезки, перемежающиеся ее выходами в эфир с объявлением очередной песни. Я услышала негромкий щелчок микрофона, а затем – голос Нэн, рассказывающей об Элтоне Джоне.

По радио голос сестры звучит вполне узнаваемо, разве что сильнее – и неизменно с волнующими модуляциями. «Легкий поворот ключа настройки – и я вся ваша», – любит пошутить Нэн.

Микрофон снова щелкнул, и Нэн продолжала:

– Ну вот, после того как я сказала: «Ну и молодец», повисло долгое молчание. Как будто человек крепко задумался. Тогда я спрашиваю: «А что это за деньги?»

Нэн вошла в раж и, разыгрывая сценку по ролям, говорила то за себя, то за психа.

– А он шепчет: «В чем дело?» – Сейчас Нэн сама напоминала Фредди Крюгера. – «Ты что, не одна и не можешь говорить?» А я ему, – продолжала сестра своим обычным голосом, – значит, отвечаю: «Да нет, почему, я могу говорить. Если б не могла, не сняла бы трубку». И чувствую себя при этом по-дурацки, будто младенца вразумляю. Понимаешь, покрутившись столько лет в этом бизнесе, волей-неволей уяснишь, что очередной позвонивший псих запросто может оказаться женой владельца станции. Так что отбривать с ходу опасно. В общем, после очередной минуты молчания я и говорю: «Так что там насчет денег?» Тут-то он и повесил трубку. Секундочку…

Меня опять оглушил радиоголос сестры. Она зачитала прогноз погоды (прозвучавший в ее устах с легким налетом непристойности), объявила следующий блок песен и вернулась ко мне.

– И как только этот чокнутый отключился, я сразу же нажала кнопку обратного вызова – знаешь, чтобы связаться с последним звонившим. И представляешь, слышу автоответчик: «Набранный вами номер не обслуживается на входящие звонки». Словом, это был телефон-автомат! – Нэн перевела дыхание. – А что сказал твой тип?

Ох как мне не хотелось ей отвечать! То, что сказали мне, выглядело существенно хуже.

– Ну… – начала я, – если честно, я не уверена, что это был мужчина. Голос звучал так хрипло, что вполне мог принадлежать женщине.

– Да-да, точно, – вклинилась Нэн, – мой тоже мог быть женщиной. Он так сипел, что запросто мог оказаться даже святым Бернардом. Ну, и что же он сказал?

И я пересказала ей, слово в слово, весь наш разговор, стараясь ничего не упустить. Добравшись до той части беседы, где всем нам посулили «крышку», я услышала, как Нэн судорожно втянула в себя воздух.

– Крышка? – переспросила Нэн. – Он так и сказал?

– Ну да. – Не могла же я ослышаться!

– Черт! – процедила Нэн. – Значит, тебе пригрозили смертью!

Сердце мое опять заколотилось. Очевидно, в душе я надеялась, что Нэн презрительно высмеет всю эту историю и объявит, что волноваться не из-за чего, что виной всему моя страсть к преувеличениям.

Вообще-то Нэн способна высмеять что угодно, однако сейчас явно была настроена серьезно. И еще до того, как Нэн открыла рот, я уже знала, что она скажет. Правда, на сей раз флюиды здесь были ни при нем.

– Берт, мы должны сообщить об этом в полицию. О боже!

– Если я заеду за тобой в три пятнадцать, когда сменюсь с эфира, – устроит?

– Нэн, а это обязательно? – жалобно проблеяла я.

– Обязательно, – твердо ответила сестра.

* * *

Тот, кто придумал пословицу «Бог троицу любит», явно не был знаком с детективом Гецманном. Едва мы приблизились к его столу, как Гецманн откинулся в своем металлическом кресле и заложил руки за голову.

– Так-так-так… Ну надо же! Близняшки-террористки снова пожаловали!

Не знаю, как Нэн, но лично я после такого приветствия готова была немедленно развернуться и убраться куда подальше. Как выяснилось, сестра была настроена иначе. Будь она кошкой, наверняка бы выгнула спину и зашипела на полисмена.

– Слушайте, Гецманн, – процедила она сквозь зубы, – плевать я хотела, верите вы нам или нет. Но вам следует знать, что случилось кое-что еще, а поскольку Господь явно обделил вас мозгами…

Глаза Гецманна начали сужаться. И прежде чем они превратились в щелочки, я перебила Нэн.

– Моя сестра хочет сказать – мы решили, что следует сообщить вам об этом, – миролюбиво заговорила я. – Ведь если действительно что-нибудь произойдет…

– …с одной из нас, это будет на вашей совести, – злобно закончила за меня Нэн. – Так что лучше уясните своими заплывшими жиром мозгами: творится что-то непонятное, потому что…

– …сегодня утром у нас были… – опять перебила я.

– …весьма странные телефонные звонки, – снова зачастила Нэн. – Мне на радио позвонил какой-то сиплый тип и сказал, что получил деньги. Но едва он повесил трубку…

– …как мне на работу тоже позвонили, – продолжала я. – И хриплым шепотом велели сказать ему – как будто я знаю кому, – что лучше бы он связался с кем следует, а не то…

– …всем нам будет крышка. Крышка – слышите или нет? Сестре фактически угрожали! А теперь мы хотели бы узнать…

– …что нам делать, – закончила я.

– Точнее, что вы намерены со всем этим делать, – поправила Нэн.

Глядя на мрачнеющее лицо Гецманна, я поняла, что ответ на этот вопрос у него уже готов. И с опозданием сообразила, что мы с Нэн снова взялись за старое, чем грешили еще в начальной школе. Миссис Мэлли, наша учительница, однажды даже обвинила нас в списывании друг у друга контрольной по математике, потому что мы обе сделали одни и те же ошибки.

Когда мы волнуемся, то заканчиваем друг за друга фразы.

У миссис Мэлли это объяснение не встретило особого доверия. А детектив Гецманн, видимо, решил, что мы так здорово отрепетировали нашу байку, что даже выучили наизусть.

– Ну-ка, ну-ка, погодите, – криво ухмыльнулся Гецманн, взъерошивая свой «ежик», – попробую угадать. По вашему мнению, эти телефонные звонки – хрипло-сиплые голоса, так? – каким-то образом связаны со вчерашним убийством неизвестного в «Галерее». Того самого парня, с которым ни одна из вас не знакома. А еще это, само собой, имеет прямое отношение к так называемому взлому вашей квартиры. Ну как, я прав?

– Мы понятия не имеем, с чем связаны эти звонки! – ледяным тоном отрезала Нэн. – Кажется, это вы у нас тут профессионал, вот и расскажите нам.

Гецманн сделал глубокий вдох.

– Знаете, чего я больше всего не люблю? – начал он. – Я…

Поразительно, но сестра перебила его:

– Слушайте, мы все это не придумали. Проверьте в телефонной компании. Мне звонили из автомата. У них там должно быть зафиксировано.

Гецманн вскинул брови:

– Хотите убедить меня, что сами не могли позвонить друг дружке? Разве сложно позвонить из автомата, а потом ткнуть меня носом в реестры телефонной компании?

Это стало последней каплей. Не успела я опомниться, а Нэн уже круто развернулась и устремилась к выходу.

Я же на мгновение задержалась, а потому имела счастье наблюдать, как Гецманн изображает гору Везувий перед происшествием в городе Помпеи. Тускло улыбнувшись ему, я последовала за сестрой.

Немного погодя, сидя рядом с Нэн на переднем сиденье ее «неона», я сказала:

– Чтоб я еще когда-нибудь обратилась в полицию! Да ни за что на свете! Ни-ког-да!

Вместо ответа Нэн пожала плечами.

– Подумать только, – продолжала я, – отпросилась с работы, и ради чего? Чтобы меня в очередной раз обхамил этот громила! Черт побери! Какое удовольствие!

Нэн опять пожала плечами:

– Но ведь мы должны были сообщить о телефонных звонках.

– Да? И зачем же? И чего, скажи на милость, мы добились?

Нэн свернула на бульвар и притормозила позади почтового фургона, заблокировавшего узкую улочку. Что и говорить, чудесное завершение чудесного дня.

– Черт, – прошипела Нэн и, злобно глянув на злополучный фургон, повернулась ко мне. – Слушай, Берт, хватит канючить. Ты же сама согласилась поехать в полицию.

Я обратила на нее негодующий взор. «Канючить»? Сестрица взбрыкнула и гордо покинула полицейский участок, а я, значит, канючу?

– Высади меня здесь, – проворчала я. – Пешком быстрее дойду. – Я не стала добавлять, что если пробуду с ней еще минуту, то и сама могу высказать парочку угроз в ее адрес.