Прохождение Венеры по диску Солнца - Владислав Крапивин

Мы оказались в сенях, здесь было полутемно. Пахло грибком и прелой рогожей. Вовка с лязгом уронил на половицы замок с ключом, прикрыл за нами дверь. Стало совсем темно. Вовка уверенно шагнул вперед, потянул еще одну дверь.

— Входи… — Он щелкнул у косяка выключателем, но электричество не работало.

Вовка сдернул и сунул в карман бейсболку.

Окна снаружи были забиты досками, однако оставались большие щели, в воздухе висел серый полусвет.

Видимо, здесь была кухня. Светилась облезлой побелкой русская печь, косо торчал в углу стол с покосившимся круглым самоваром. Высоко в углу мерцала медным окладом иконка с неразличимым ликом. Вовка постоял, подняв лицо, и быстрым движением, как в субботу на кладбище, перекрестился на иконку. Потом погладил самовар и шагнул еще к одной двери.

За дверью оказалась комната с круглым столом и смутно отражающим полутьму зеркалом-трюмо. В простенке висела большая картина под стеклом — не разобрать, что на ней. Чуть бликовала изразцами плоская печка. Несколько опрокинутых стульев лежали у стен. Вовка поставил их. Сел на один, приподнял колени, покачал ногами.

— Видимо, дом продали со всем имуществом… — сказал я, чтобы не молчать в печальных сумерках.

— Видимо… — вздохнул Вовка. Поднялся, шагнул еще к одной двери. — А там жила бабушка… а потом тетя Света. — И не вошел, встал на пороге

Я через его голову различил за дверью старинную кровать с тускло блестящими шариками на спинках. Вовка резко качнулся назад, сделал несколько шагов спиной вперед. Оказался у дверцы, оклеенной обоями, как и стены (я ее сразу и не различил).

— А вот здесь жил я! — сообщил он повеселевшим голосом. И нырнул в проем. — Входи!

Здесь было гораздо светлее — на широком окне всего одна доска.

— Остальные доски ты, наверно, отодрал в прошлый раз, — догадался я.

— Ага! Чтобы заглянуть.

Я не удержался, спросил:

— Вов, а почему ты в тот раз не пошел внутрь?

— Думаешь, забоялся один? Вовсе нет! Просто… ну, печально было одному. С тобой лучше…

«Значит, все же я не совсем чужой дядька…»

— Да, я понимаю, что печально было…

«Да и теперь, наверно, не весело…»

Но сам я печали уже не чувствовал. Чувствовал нечто другое… Меня постепенно окутывало то, что называется современным словом «аура». Аура старинного дома. В ней неслышно и незримо сохранялась жизнь многих людей, которые обитали здесь в прошлом, а возможно и в позапрошлом веке. Жизнь была, наверно, нелегкая, но добрая. Та, что дает человеку ощущение родной крыши, прочности и уюта. И понятно, почему мальчик Вовка Тарасов привязался к этому дому своей одинокой душой…

Была аура и в комнате Вовки — своя, мальчишечья. Сплетенная из радости летних каникул, футбольных побед на соседнем пустыре, предчувствия интересных фильмов, которые можно посмотреть после ужина, и книжки о космических пришельцах, взятой у приятеля «только на два денька». А еще — из ощущения громадных тайн и манящей загадочности мира, которая то и дела касается мальчишечьей души: «Почему на свете всё именно так? Вселенная — как она появилась? Что такое Время и Бесконечность?..» Это все я помнил по собственному детству: и ежедневные заботы ребячьего быта, и томящее любопытство перед загадками необъятного мироздания… Вовка теперь гораздо ближе к этим загадкам, чем все живущие на Земле. Но не слишком ли рано? И так ли уж близко? Какой-то первый слой, а их, скорее всего, великое число…

Эх, Вовка-Вовка, отчего тебе так не повезло?.. И почему не везет миллионам ребят, которые не успели познать многих радостей земной жизни?.. Столько причин… Камень на дороге, неизлечимая болезнь, гексаген в подвале дома, озверелые типы в масках, безжалостная глубина омута, нестерпимая обида от взрослых… А в общем-то все одно: какой-то сбой на спирали развития нашей матушки-планеты. Ошибка, недосмотр? Издержки развития идеи? Не слишком ли дорогой ценой? Или… ничего страшного? Не успел здесь — успеет в других слоях? Пойдет, пойдет по цветущему полю и достигнет наконец места, где незамутненная радость и долгожданные встречи… Наверно, в этом есть утешение. Но как быть с тоской по старому дому твоего земного детства?

Или такая тоска не у каждого, не у многих? Каждому свое? Но если даже только у него, у Вовки, то все равно в этом — несправедливость. Нарушение каких-то законов…

На блеклых обоях косо висели карта полушарий, плакат с российским учебным фрегатом «Паллада» и большой календарь за прошлый год. На нем — россыпь луговых цветов и множество пестрых бабочек. Мебели почти не было, только два стула у окна и узкая, похожая на больничную, тумбочка, а на ней незаконченная пластмассовая модель из набора-конструктора — старинный кораблик. Закончить эту мелкую кропотливую работу почти никогда не хватает терпения, знаю по себе, сам когда-то клеил такие…

Слева от окна, у стены, виднелся на обшарпанных половицах прямоугольный след с хорошо сохранившейся краской. Вовка встал над ним.

— Жалко, что диван убрали. У меня под ним целый склад был: машинки всякие, солдатики, фломастеры… Все, наверно, выкинули… — Он постоял, качнулся над диванным следом вперед, уперся ладонями в стену. Там висела фотография в рамке: молодые мужчина и женщина, а между ними малыш лет четырех. Я сразу понял — Вовка и его родители…

— Хочешь взять на память? — осторожно спросил я.

Не оборачиваясь, он помотал головой:

— Здесь все уже продано. Значит, не мое…

— Да это же пустяк! Все равно эта карточка никому не нужна!

— Дело не в том, нужна или нет. Просто нельзя, — сказал Вовка тихо и строго. И вдруг оттолкнулся от стены, оглянулся живо и весело. — А есть, наверно, и то, что не продано! Ведь нельзя купить то, про что не знаешь, да?

Я быстро сказал «да», хотя ничего не понял. А он потянул меня за рубашку:

— Пойдем покажу!

Мы снова оказались в темных сенях, Вовка сунулся куда-то в угол:

— Здесь лесенка, давай за мной, — и полез к потолку.

Я нащупал ступеньки. Вовка надо мной толкнул невидимый люк, сразу все стало виднее. Вовка умело скользнул в светлый квадрат, свесил ко мне голову. Снова позвал:

— Лезь давай, ступеньки крепкие.

Я полез. Без опасений. Со знакомым ощущением близких таинственных событий — интересных и не опасных. Потому что дом все больше казался мне похожим на другой, в Тальске. Там жила моя одноклассница Инка Веретенникова…

Наверху я сразу понял: мы в мезонинчике, который снаружи напоминал пароходную рубку. Да и внутри было что-то корабельное. Посреди тесного помещения стояла толстая балка — словно потолок рубки протыкала и уходила вверх мачта (в основании квадратная, а дальше, наверно, круглая, по всем правилам). К дощатой стенке прибит был плакат с парусником — такой же, как внизу.

Три другие стенки были с квадратными выбитыми окнами, и самое широкое смотрело в сторону заросшего лога и раскинувшихся за ним огородов. А если присесть, то будут видны только облака, и можно представить, что они — над речными просторами. Я присел — на край лавки, что своей серединой примыкала к нижней части балки. Облака двигались быстро, хотя внизу ветра не ощущалось. Они были клочковатые, серые, лишь изредка в них мелькали желтые проблески, очень слабые…

Вовка опустил крышку люка и сел рядом со мной. Прислонился к балке. Выдохнул:

— Ну вот… Будто все как раньше…

Он потерся о балку спиной, потом еще раз, изо всех сил. Мне показалось даже, что балка шевельнулась.

Чтобы не дать Вовке слишком погрузиться в печаль, я позволил шутку:

— Ты чего как чесоточный верблюд? Смотри, развалишь строение.

Он с готовностью засмеялся.

— У моего организма такая привычка. Всегда спина чешется, если волнуюсь. Или что-нибудь придумываю…

— А что ты сейчас придумал?

— Да не сейчас… Просто вспомнил. Одно свое хобби…

Я не любил это дурацкое слово, но сейчас быстро спросил:

— Какое хобби, Вовка?

— Наверно, самое главное. Про него никто не знал, даже бабушка и тетя Света…

Я выжидательно молчал.

Вовка снова потерся спиной о неструганое дерево и, глядя в дали за окном, выговорил — будто про что-то очень-очень тайное:

— Иван, я собирал бабочек…

Наверно, он почуял, что я слегка поморщился (внутри себя, конечно). Мне всегда было жаль ярких тропических бабочек, что продаются в сувенирных киосках, — мертвых, приколотых к бумаге, в рамках под стеклом.

— Да нет же, я их не морил и не прикалывал! Даже не ловил! Я их просто разглядывал, а потом рисовал в альбоме!.. Подожди…

Он сорвался с лавки, прыгнул к боковой стенке и там сунул пальцы в щель под окном. Потянул узкую доску. Она легко отошла. Вовка опустил за доску руку, смущенно оглянулся на меня.

— Здесь мое тайное хранилище… — И вытянул на свет простенький школьный альбом для рисования. Зачем-то дунул на него, потер серую обложку о футболку. Мне показалось, что он хочет прижать альбом к щеке, но не решается.