Отвечая за себя. Записки философа с вредным характером - Владимир Мацкевич

создания альтернативных партий, не было оппозиции вообще. Существовала ли в СССР политика, были ли места в социуме для политиков? Были, конечно. Политикой в тоталитарном СССР считалось любое сомнение в правильности линии партии, любое возражение против решений начальства, даже мелкого.

Так кто был политиком в СССР? Непростой вопрос. Меня обвиняли в политической диверсии ещё в 16 лет, в 9 классе средней школы. Но было бы наивным на этом основании считать себя политиком на своём месте. Я был просто неуместным в школе и комсомоле.

Так вот. По здравому рассуждению, как конкретный философ, я прихожу к убеждению, что в современной ситуации в Беларуси политику в точном значении этого слова нет специально отведённого места в социуме, в государственной машине, в системе отношений.

Место практика-политика есть только в созданной мною, как методологом, ситуации у Доски.

Что это значит?

Это значит, что место и позиция политика запроектированы, но не реализованы. Они есть в проекте Беларуси, то есть в действительности, но не в реальности.

Всё действительное разумно, всё разумное действительно. Но не всё действительное и разумное реально.

Реальность современной Беларуси неразумна. Её, реальность, необходимо привести в соответствие с действительностью, сделать разумной. Тогда и только тогда в реальности появятся места для разумных человеческих действий и поступков.

Это особая, редкая и уникальная ситуация. Такое бывало в истории, но не часто, и всегда рассматривалось как ненормальное состояние.

Томаш Масарик стал чехословацким политиком ещё до провозглашения Чехословацкой Республики в 1918 году. Уже в 1917 году он занялся армией – белочехами, которые были рассредоточены в охваченной революцией России по всей транссибирской железной дороге. Он возвращал войска на родину. Но занявшись этим, он перестал быть философом, ушёл с этой позиции и занял другое место. Он создал это место и занял его.

Сегодня в Беларуси нет места методолога. Это место возможно только как дополнительная позиция к позиции практика. Философская же позиция автономна. Но она должна быть заполненной, а не пустой.

В Беларуси есть философы. Немного, но есть. Но они другие. Они не у Доски. Им нет дела до практики, до политики.

Валентин Акудович сознательно декларирует неприятие политики, и его метафизика сведена к «ничто».

Алесь Антипенко ушёл в себя. Что он там ищет, мне неведомо, да и поделиться своими находками он не может, сколько бы ни прикидывался носорогом.

Игорь Бабков философствует в поэзии, которая, если всерьёз относиться к Платону, есть полная противоположность практике.

Большинство же философов заняты либо схоластикой, либо тавтологией.

Я не могу оставить философскую позицию пустой – ни у Доски, ни в реальной Беларуси. Этого не позволяет мне моя совесть, все мои знания и четвертьвековой опыт исследований, вся моя философия. Уход из философской позиции был бы предательством дела моей жизни.

Но я отчётливо вижу, что из моей философской позиции возможно практическое политическое действие. Более того, политическое действие в современной ситуации, сложившейся в реальной Беларуси, возможно только и исключительно из философской позиции.

Нам не хватает смысла!

Окончательно или не окончательно. Бесповоротно или ещё есть шанс повернуть в сторону. Совсем уже или ещё не совсем. Весна или оттепель. Уже дно или снизу ещё стучат.

Когда человек становится взрослым? В 16, когда выдают паспорт? Или в 17, когда аттестат зрелости? Или когда замуж/жениться?

Это каждый решает по-своему.

Уже всё или ещё нет?

Слепому кажется, что впереди горизонт, а дальнозоркий видит тупик.

Шахматист видит мат за много ходов, а «чайник» не видит его до последнего хода.

Так что у нас в стране? Уже или ещё?

Слепые судят, не умеющие считать ходы принимают решения. Ничего не знающие пишут статьи в газеты и комментируют политику.

Хотите знать, где мы находимся, не доверяйте своим слабым глазам – разошлите разведчиков во все стороны и слушайте, что они скажут. Слушайте с сомнением и проверяйте всё по нескольку раз.

***

В поисках места философа я начинал с того, что обозначил это место географически – Минск. Минск – столица Беларуси, её витрина, та часть страны, которая выставляется напоказ. В 1990-е годы Минск был беден и убог. Такими были все города развалившегося Союза. Постепенно отдельные города восстанавливались и менялись, модернизировались. Минск опаздывал. Столицы балтийских стран быстро европеизировались. Но Минск проигрывал даже Киеву и Москве. Постепенно современные атрибуты жизни проникали и в Минск, строились бизнес-центры, разворачивались торговые сети, обновлялся внешний облик города, структурировалась территория, появились места с разным образом жизни, места для отдыха и развлечений, места для творческой публики, для людей, желающих странного, улучшались условия работы для тех, кто хотел работать. В Минске появилась возможность зарабатывать деньги и тратить их. Больше нет смысла ездить на закупки в Вильнюс или Варшаву.

Остальная Беларусь меняется ещё медленнее, чем столица, но меняется в ту же сторону. Уровень жизни хоть и медленно, даже лениво, но растёт, качество жизни оставляет желать лучшего, но только для тех, кому есть с чем сравнивать.

Но что-то всё же не так. Особенно если есть с чем сравнивать. А что именно не так?

– Экология? АЭС в Островце, аккумуляторный завод в Бресте, Светлогорск и другие опасности. Зелёные протестуют, большая часть общества им сочувствует, но без энтузиазма.

– Тунеядцы? Есть такая неприятность. Люди возбудились, даже выходили на улицы. Пошумели, власти не стали торопиться, но и не отказались от идеи видимости всеобщей занятости и перекладывания ответственности за свои неразумные действия на граждан.

– Беларуская мова? Есть значительная часть людей, крайне озабоченных этой проблемой. Может быть, она даже растёт. Но большинство смотрит на их активность равнодушно-добродушно.

– Дедовщина в армии? Страшно. Но «долг Родине» отдавать надо, и защищать западные рубежи России от НАТО, кроме Беларуси, некому.

– Права меньшинств? Самых разных, от этноконфессиональных до самых экзотических. Все сочувствуют.

– Наркомания? Все об этом знают, но никто не знает масштабов и размеров. Сети распространения расширяются, но наказываются не распространители, а потребители, чаще случайные и неопытные.

– Брошенные дети? Дети, отнятые у родителей по бюрократическому произволу? Каждый отдельный случай привлекает внимание общества, но вмешиваются в решение проблемы отдельные энтузиасты.

– Хоккеисты стали проигрывать? Спортивные достижения не соответствуют тем вложениям и усилиям, которые туда вкладываются. Обидно, но что поделаешь.

– Резня бензопилой в минском торговом центре? Убийство учительницы и ученика в Столбцах? Новости первой строкой.

– Домашнее насилие? Харасмент?

Что я ещё забыл?

В стране куча проблем. «Как страшно жить!» – может воскликнуть чувствительная натура.

Но это не специфические для Беларуси проблемы, это проблемы всего современного мира. Это всё есть в каждой стране, в каждом обществе. Ну, за редким исключением. Проблема беларускай мовы – это только у нас. У ирландцев, шотландцев, каталонцев похоже, но у нас больнее. Насилие встречается во всех армиях мира, но принимает разные формы, у нас это наследие советской армии – дедовщина.

А в