Абуджайская шаль - Татьяна Любушкина

— Что случилось, Никола? — издалека крикнул встревоженный Дмитрий Степанович.

— Папа! — Николенька испытал огромное облегчение при виде людей, — там бабка Пелагея со своим сыном! Он мёртвый, папа! Бабка говорит, что его убили!

— С сыном?!! — вскинул на него изумлённые глаза господин управляющий, — ну те-с, поглядим…

Дмитрий Степанович ухватил рукой Николеньку, опираясь на его плечо.

— Ах ты, господи! Вот напасть-то! Ты уж ступай домой, Николка! Мать успокой, а не то крики по всей округе, кабы не напугались… да смотри уж, лишнего-то не говори, скажи: не знаю мол, ничего! А я уж сам всё обскажу! — продолжал выкрикивать Перегудов, отходя от Николеньки и торопясь вслед за управляющим. Напоследок махнул, волнуясь, рукой:

— Домой ступай!..

Николенька с Дарёной, проводив взглядом крестьян, уходящих во главе с Дмитрием Степановичем, молча пошли в деревню.

— Как ты думаешь, его и вправду убили? — первым нарушил молчание Николенька.

Дарёнка ответила не сразу. Николенька уж было хотел повторить вопрос, думая, что она не расслышала, как она заговорила:

— Убили, — подтвердила она, — его сожгли.

Николай недоверчиво на неё покосился:

— Ну-у, это вряд ли! Я же к нему походил, на горевшего он не похож! Да и где сожгли-то? Бабка же в лесу его нашла!

Дарёна задумчиво крутила зелёный берёзовый листочек между пальцев:

— Так ведь его давно сожгли, барин. Он в барском доме сгорел, вместе со Старой Барыней и слугами. Помню я Макарушку-то… он, сердечный, вместе с отцом на конюшне барской служил. Так они оба и сгорели в том пожаре. Давно.

Николай вновь с недоверием взглянул на Дарёнку. Но та шла с таким серьёзным и даже строгим выражением лица, что усомниться в её правдивости было не возможно!

Чушь какая! — досадовал на себя Николенька, — слушаю какой-то вздор, ей богу! И тут его осенила внезапная и такая верная мысль, что он даже остановился: да она ж ненормальная! Несёт всякий бред! В лесу какая-то странная случилась, словно напасть хотела…! Сумасшедшая, да ещё буйная! А труп-то увидала и совсем, видать сбрендила! А я-то — хорош! Иду с ней, да как с путёвой разговариваю! Вот ведь дела!.. — и окончательно утвердившись в своей догадке, опасливо глянул на Дарёнку.

— Ты, Дарёна, дойдёшь ли до дому, али проводить тебя?

— Дойду, отчего ж не дойти, — удивилась девушка, — вон и крыша наша виднеется, чай уж здесь не страшно!

— Ну, так и с богом! — торопливо вздохнул Николенька, — а я, стало быть, тоже до дому побегу, а то уж маменька волнуется!

Дарёнка, думая о своём, рассеянно кивнула головой и они, было, совсем распрощались, когда сзади, догоняя их, раздались тяжёлые, торопливые шаги.

— Барин, Николай Дмитриевич!

Спеша и обливаясь потом, их нагонял господин управляющий — Мюллер:

— Прошу прощения, Николай Дмитриевич! Батюшка просит вас тотчас к себе! Извольте пойти со мною, я провожу!

Кивнув девушке на прощание головой, надо признать с заметным облегчением, Николенька отправился вслед за управляющим.

— Что, мальчик, Генрих Карлович? Не удастся ли спасти? Может за доктором послать?

— Какое там! Доктора ему уж ни к чему! Мёртвый он, Николай Дмитриевич, мертвее не бывает…

— Неужто и впрямь убили?!

— Ох, и не говорите, ножом закололи прямо в сердце, да и нож рядом валяется, ещё и не просох от крови!

Губы бедного управляющего жалобно задрожали.

— Что делается, господи, что делается! Не знаю, право, как матери пережить!..

Генрих Карлович судорожно вцепился Николеньке в руку.

— Вы уж помогите, голубчик! Крестьян-то нипочём не заставишь мертвеца в деревню нести, да ведь не оставлять же его здесь! Надобно в дом отнести, обмыть, иначе не по-людски… сейчас носилки какие никакие сделаем, да и снесём Макарушку в деревню…

— Отчего же крестьяне не понесут? — поразился Николенька в равной мере поражённый бездушием здешних людей и удручённый перспективой переноски мертвеца.

— Так дремучий народ, Николай Дмитриевич, — уклончиво отвечал управляющий, — у них на всё свои предрассудки… Мы уж сами, а не то… — Генрих Карлович не договорил и печально махнул рукой.

Николенька не решился расспрашивать дальше и заговорил о другом.

— А скажите, Генрих Карлович, Дарёнка-то родилась такою странной, или уж после с чудинкою стала?

— О чём это вы?! — встал, как вкопанный господин Мюллер.

Николенька смутился и сбивчиво попытался рассказать управляющему о его сегодняшней встрече с девушкой.

— …Так вот в какой-то момент, она вдруг сделалась другой, я бы даже сказал непохожей на человека! Я, конечно, особо не испугался, но, согласитесь, неприятно, когда на тебя смотрят, так… — Николенька замялся, подбирая нужное слово, — ну, словно на добычу! — наконец нашёлся он.

Генрих Карлович тяжело вздохнул и мягко взял юношу под руку.

— Что же поделать, Николай Дмитриевич, шесть лет деревня наша без хозяйского глаза простояла, народ-то и распоясался… Дарёнка, она, конечно, не то, чтобы душевнобольная, как вы изволили подумать, а скорее несколько диковата…

— А послушать её, так во всей деревне одни ведьмы, да лешие проживают, — не унимался Николенька, — и ведь видно же, так прямо во всё и верит!

— Ну, это, голубчик мой, особенности так сказать деревенского уклада! И то ведь в глуши живём, чем себя развлечь, как не сказкою! Вы уж не обессудьте Николай Дмитриевич! — и добавил, неожиданно с такою силой стискивая Николенькин локоть, что юноша от боли охнул, — а всё же держитесь-ка вы, душа моя, от Дарёнки-то подальше! Крестьяне, видите ли, народ необразованный, тёмный… Долго ли до греха…

Глава 4

Заговор

Домой Дмитрий Степанович и Николенька вернулись уже затемно. Встревоженная Дарья Платоновна не спала и набросилась на мужа и сына с нетерпеливыми расспросами:

— Что же это такое твориться, батюшка?! Средь бела дня в нашем имении разбой! Вчера Володеньку чуть не утопили, а нынче ребёнка зарезали! Да как же это пережить-то, Дмитрий Степанович?! Ведь нам теперь и шагу со двора ступить нельзя будет! Охрану надобно, батюшка, полицию, ведь разбойник-то, поди здесь ходит, среди нас, куда ж ему деваться-то?!

Дмитрий Степанович хмурясь, отвечал односложно, всё более отмалчивался.

— За приставом послали. К утру будет. Разберётся.

Неожиданно Николенька поддержал мать:

— А ведь матушка дело говорит! Разбойник-то и впрямь наверняка из местных жителей! Чужие люди здесь редко бывают и сразу заметны. Надобно установить, не было ли у покойного, с кем какой вражды — вот вам и убийца! — с удовлетворением заключил он, припоминая сюжеты любимых детективных книг.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});