Вышел месяц из тумана… - Мэтью Арлидж

Марк не стал возражать.

– Вдвоем мы сделаем эту тварь. Но если я узнаю, что ты нарушил обещание, солгал мне, тогда – прощай. Договорились?

Она поднялась, отошла к бару и вернулась с бутылкой лагера в руке. Поставила на стол и подтолкнула к нему. Марк взял бутылку дрожащей рукой и поднес к губам. Пиво холодной струей полилось в горло, но уже в следующую секунду Хелен схватила его за руку. Он едва сдержался, чтобы не стукнуть ее, но алкоголь уже достиг желудка, и ему мгновенно полегчало. Хелен по-прежнему держала его руку, и Марк машинально погладил ее запястье большим пальцем. Хелен убрала руку.

– Давай-ка сразу кое-что проясним. Эта история не про «нас». Эта история про тебя.

Он понял, что совершил оплошность. Вот же идиот. Гладить руку начальнице. Ну не придурок? Вскоре они простились. Хелен осталась сидеть в пабе – наверное, чтобы удостовериться, что он не вернется. Приподнятое настроение улетучилось. На Марка снова накатило гнетущее чувство одиночества.

В сумерках «гольф» Марка опять остановился возле его бывшего дома. Элси, наверное, уже в постели, думал он, лежит в обнимку со своей любимой плюшевой игрушкой, под мерцающим зеленым светом ночника. Он не видел ее, но знал, что она здесь, и его сердце переполнялось любовью. Мало, конечно, но приходится довольствоваться тем, что есть. Пока.

Глава 27

Хелен вернулась в центральный полицейский участок, где ее уже поджидал детектив-суперинтендант Майкл Уиттакер. Обаятельный сорокапятилетний мужчина – загорелый, подтянутый, спортивный, – он пользовался большой популярностью у подчиненных женского пола, мечтавших заарканить преуспевающего холостяка. Ко всему прочему, он был наделен проницательностью и особым нюхом на все, что могло оказаться полезным или, напротив, вредным для продвижения по службе. Уиттакер начинал в отделе, расследовавшем грабежи, и отлично справлялся со своим делом, пока не получил во время перестрелки в банке пулю, лишившую его половины легкого и поднявшую на должность начальника. Скучая по оперативной работе, суперинтендант взял за правило вмешиваться в расследование, если считал, что оно топчется на месте. Не исключено, что именно пристальное внимание к деталям и помогало ему не только выжить, но и сделать карьеру.

– Как она это делает? – кипятился Уиттакер. – Действует в одиночку или у нее есть сообщник?

– Пока трудно сказать, – пожала плечами Хелен. – Работает осторожно. Следов не оставляет. Скорее всего, действует одна. Расчетлива. Осмотрительна. При тщательной подготовке операции нужда в сообщнике отпадает. Усыпляет жертвы снотворным, что опять-таки позволяет предположить, что она орудует в одиночку. Но как она перетаскивает жертвы из машины в ловушку? Перевозит она их в автомобиле с кузовом «универсал» – достаточно просторном, чтобы спрятать бесчувственные тела. Выискивает заброшенные объекты вдали от цивилизации, где риск наткнуться на свидетеля сведен почти к нулю. Но как она справляется на последнем этапе? У всех четырех жертв похищения на лодыжках стерта кожа. Очевидно, их тащили со связанными ногами. Есть ссадины на ногах, корпусе, голове. Возможно, их волокли по пересеченной местности. Питер Брайтстон весил четырнадцать стоунов. Попробуй такого сдвинуть с места, хоть связывай ему ноги, хоть нет.

– Что у нас по автомобилям? – спросил Уиттакер, не давая Хелен даже перевести дух.

– Ничего конкретного. Эми не обратила внимания на марку машины. В окрестностях бассейна, в котором их держали, нет ни одной камеры наблюдения. Питер утверждает, что похитительница сидела за рулем «Воксхолл-Мовано», но в одном только Гемпшире «универсалов» этой модели каждый месяц угоняют по несколько дюжин. Автомобиль красного цвета, но это ни о чем не говорит – она могла его и перекрасить. Питер с Беном сели к ней в машину в Нью-Форесте, а к теплостанции Данстон она везла их по проселкам, вдоль которых камеры наблюдения не установлены.

Уиттакер вздохнул.

– Надеюсь, Хелен, я тебя не переоценил, – ровным бесцветным голосом произнес он. – Я рассчитывал, что со временем ты сядешь на мое место, но дела, подобные этому, погубили не одну карьеру. Нам нужны аресты.

– Понятно, сэр.

– Эта дрянь, Гаранита, уже разбила лагерь у нас под носом и подзуживает местных писак. А сегодня утром нагрянули птицы покрупнее. Стоит «Таймс» чего-то там пробухтеть, как у идиотов из отдела по связям с общественностью начинают трястись поджилки, и они сразу бегут ко мне. А что я им скажу?

– Убийство Сэма пока проходит как «бытовуха», и мы никого не разыскиваем. Убийство Бена квалифицируется как несчастный случай. Якобы они с Питером Брайтстоном были в Данстоне по делам фирмы, и в пути произошел трагический инцидент. Пресса, похоже, купилась.

Уиттакер молчал. Хелен понимала, что его заботит одно: не подставиться перед начальством. Зная, как работает система, она разделяла его осторожность:

– Конечно, есть риск, что версия начнет трещать по швам. Тогда, ничего не поделаешь, поделимся с публикой информацией. Сообщим через прессу, что в убийствах замешано неустановленное лицо. Заодно обратимся к общественности за помощью…

– Слишком рано, – перебил ее суперинтендант. – У нас почти ничего нет. Выставим себя полными кретинами.

– Так точно, сэр.

От Хелен не укрылась его нервозность. Странно, с чего бы? Обычно Уиттакер проявлял гораздо больше выдержки. В прошлом ей всегда удавалось вселить в него уверенность в успехе, но на этот раз она и правда пришла к нему с пустыми руками. В стрессовых ситуациях суперинтендант мог и психануть. Что сейчас было совсем некстати. Хелен как могла старалась убедить босса, что дела обстоят не так уж плохо и ее группа не жалеет усилий, разыскивая убийцу. Уиттакер постепенно оттаял. Он всегда доверял Хелен, полагая, что если кто-то и способен довести до успешного завершения трудное расследование, то это она. Впрочем, суперинтендант ни за что не признался бы в этом вслух. Хелен относилась к категории сотрудников, особенно ценимой начальством. Женщина, трезвенница, трудоголик и – никаких планов заводить детей. Не надо бояться, что запьет, распустит руки, уйдет в декрет или устроит еще какую-нибудь неприятность. Работает как машина, и только благодаря Хелен показатель раскрываемости преступлений держался у них на хорошем уровне. Ну да, порой городит чушь, но Уиттакер смотрел на это сквозь пальцы – у лучших есть такое право.

Хелен говорила так убедительно, что на краткий миг и сама себе поверила. Но по дороге домой ее напускной оптимизм начал выветриваться. В преддверии Рождества в Саутгемптоне царило приподнятое настроение. Горожане как будто дружно решили не вникать в смысл мрачных заголовков «Ивнинг ньюс» и отдались во власть предпраздничной суматохи. Музыканты Армии спасения играли новогодние мелодии, над магазинами весело мигали яркие огоньки, с лиц детей – куда ни посмотри – не сходили счастливые улыбки. Но Хелен не разделяла всеобщей радости. Творящаяся вокруг милая суета казалась ей неуместной безвкусной показухой. Где-то рядом орудует безжалостная убийца. Чем она занята сейчас? Выслеживает очередные жертвы? Или люди уже похищены и томятся в какой-нибудь яме, мечтая об освобождении? Никогда еще Хелен не чувствовала себя так паршиво. В этом деле не было ни единой ниточки, потянув за которую, можно размотать весь клубок. Она не сомневалась: новая кровь еще прольется. Но пока оставалось только ждать, с бессильным страхом гадая, кто станет следующей жертвой.

Глава 28

Интересно, почему одно запоминается, а другое – нет? Почему, например, у меня в памяти застрял тот олень? Изможденный, с проплешинами на шкуре, с печальными глазами. Почти мертвыми глазами. Мы стояли в длинной очереди, я смотрела на него и не могла заставить себя отвернуться. Не знаю почему. Возможно, меня гипнотизировало исходящее от него ощущение безысходности. Или что-то еще. Никогда не была сильна в психоанализе. Наступило Рождество, и чуть ли не впервые в моей жизни у нас все было нормально. Отец куда-то уехал – подозреваю, у него была другая семья, и он предпочел провести праздник с ней. Это до сих пор для меня загадка. В общем, дома остались одни девчонки. Мама пила, но я к этому времени уже наловчилась не давать ей особенно наклюкаться. Вот и в этот раз предложила, что сама сбегаю за выпивкой. В магазинчике на углу купила несколько банок пива и кое-что из еды. Хлеба там, чипсов… Потом села рядом с ней и смотрела, как она пьет. Наверное, ей было неудобно пить у меня на глазах, или, раз отца дома не было, никто ее не подзуживал, но она практически не напилась. Особенно теплых отношений у нас с ней никогда не было, но то Рождество прошло хорошо. Она даже повела нас в торговый центр.

Музыка, мишура и запах страха. Повсюду толпы озабоченных мамаш и папаш: праздник, как всегда, подступил слишком рано, и они не успели купить подарки. Наш список был небольшим – по правде говоря, совсем маленьким, – но все равно мы потратили уйму времени. Удостоверившись, что охранники смотрят в сторону, мама совала нам под свитера тряпки и побрякушки. Потом на закуску нам разрешили посмотреть на Санту. Учитывая, что в роли Санты выступал учитель из местной католической школы, закуской скорее были мы сами.