Портфолио в багровых тонах - Лариса Соболева

Эд метнулся к двери, осмотрел замок и немало изумился:

— Ника, замок цел.

— Ну да…

В этот момент в студию вошли мужчины в полицейской форме. Ника бросилась к ним, наивно полагая, что стражи порядка в мгновение ока укажут на вора.

* * *

Анжела еще раз провела щеточкой по ресницам, последний. Посмотрелась в зеркало, поворачивая голову влево-вправо и проверяя, как выглядят ресницы. Она улыбнулась отражению — улыбка по утрам дает позитивный заряд на весь день, к тому же ей нравилось на себя смотреть, но это, конечно, тайна тайная. А что же тут может не нравиться? Каштановые волосы длинные, пышные, а не три пера в два ряда. Такие же каштановые удлиненные глаза, над которыми раскинулись крылья бровей, изящные скулы, плавно переходящие в подбородок, и чудный рот с натуральными губами, а не силиконовыми протезами. Ну и рост, талия, ноги — как положено для королевы, а улыбка Анжелы — это «луч света в темном царстве». Серьезно, улыбка искренняя, открытая, очаровывающая. Наверное, поэтому к ней льнули люди (не всегда добропорядочные, к сожалению), ведь человек инстинктивно тянется к свету и добру. Но Анжела обычная. Она точно так же, как все, сердится, обижается, плачет, веселится, если есть повод. У нее все, как у людей, включая проблемы.

Кстати, кстати! Одна из узловых проблем — задержка. При воспоминании об этом тревожно защипало сердце, но Анжела закрыла глаза и несколько раз мысленно повторила: обойдется, пройдет, как насморк.

Вовремя она прибежала на кухню, иначе гречневая каша подгорела бы, а в ковше, где варились яйца, почти выкипела вода. Однажды забыла про яйца, был такой бэмц… реально бомба взорвалась. Анжела выключила кашу, залила холодной водой яйца и побежала в комнату будить Митю, мужчины удивительный народ, спать будут сутками, если их не будить. Правда, в ее арсенале эскадрона не числится, на кровати лежал всего лишь второй в ее жизни мужчина, но и двух достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Анжела залезла с ногами на диван и громко чмокнула Митю в висок, он не растаял от поцелуя, а натянул на голову простыню.

— Как! — воскликнула она. — Ты отгораживаешься от меня?

И безжалостно стянула с него простыню, Митя накрыл голову подушкой. Анжела отняла подушку, это тоже не помогло: он повернулся на другой бок.

— Вставай! — тормошила его Анжела. — Знаешь, который час?

— М?

— Почти десять!

— Уй! — Теперь он хотя бы сел, но при этом глаза его были закрытыми. — Почему не разбудила?

— Будила, — заверила Анжела, переодеваясь. — Целых два раза будила: когда шла на кухню и перед душем. Если хочешь, спи, а я через двадцать минут выхожу.

Переодевшись в платье, она повесила халатик в шкаф и убежала на кухню. Митя потянулся с длинным стоном, вероятно, чтобы звук помог собраться с силами и смело ринуться в новый день отвоевывать место под нещадным солнцем бизнеса. Не помогло. Он поплелся в душ, теперь только вода способна взбодрить.

На кухню Митя пожаловал хмурый, но не от того, что не выспался, а до трех торчал в сетях Рунета. Она поставила перед ним тарелку гречки с молоком, блюдце с двумя яйцами, кофе в большой фаянсовой кружке, а тостер, намазав маслом и кинув сверху куски ветчины, сунула прямо в руку — Мите осталось только съесть.

— Тебе разве не надо на работу? — поинтересовалась она, поедая две столовых ложки гречневой каши без масла, молока, сахара и, естественно, без хлеба.

— Надо. Но я начальство сам у себя, мне можно и задержаться.

Да, у него собственная фирма. Маленькая. До бизнес-акулы далеко, однако Митя неплохо управляется. Анжела любила бы его, будь он хоть сантехником или… Впрочем, сантехников сейчас полно и с высшим образованием, но они считаются неудачниками, любить их строго запрещается гламурной средой. Нет-нет, Митя как раз удачлив. И умен. Нет ничего хуже глупого мужчины, Анжела таких видела-перевидела и среди столпов бизнеса, глупость не выбирает только бедных, богатые от нее тоже страдают. Митя еще и молод, ему двадцать девять лет, к тому же красив, он самый, самый! Год они… как бы это сказать… в отношениях. То на съемной квартире Анжелы встречаются, то у него на квартире (не съемной). Как раз эти отношения и смущают ее, а также родителей. Целый год вместе, пора бы… да? Но необязательность, судя по всему, устраивает его.

— Куда собралась? — поинтересовался Митя.

— На телевидение, — ответила она, подкладывая ему еще один бутерброд. — Сегодня решается моя судьба.

На его лице с правильными, типично мужскими чертами появилась презрительная гримаса. Анжелу неприятно кольнула реакция Мити, она столько сил приложила, доказывая, что заслуживает места телеведущей, и это без победоносного шествия по постелям. Конечно, не без протекции попала на TV, папин друг хлопотал. Старые ведьмы, присосавшиеся к передачам еще с советских времен, истекали ядом, но оружие Анжелы — искренность, старание, доброжелательность и, разумеется, молодость с красотой. Работа ей нравилась, очень-очень нравилась, да что там, публичность — штука заразная. Не последнюю роль играла материальная независимость, ну, сколько можно просить у родителей или перебиваться случайными заработками? А Митя… Митя поначалу не принял всерьез ее увлечение, теперь, чем чаще появляется Анжела на экране, тем раздражительней становится он.

— А что ты предлагаешь? — произнесла она мягким тоном. — В школе преподавать иностранный язык мне неинтересно, там без меня полно учителей. Переводчиком работать? Подскажи, где. Карьеру модели…

— Ты же знаешь, я противник модельного бизнеса.

Вот как: он противник! Да ради бога, Анжела согласна расстаться с подиумом, тем более что никакого дохода этот вид деятельности не принес, кроме жалкого чувства удовлетворения, что ты в центре.

— Судя по выражению, тебе не нравится и профессия телеведущей, — сделала вывод Анжела.

— Мне не нравятся все публичные профессии, — заявил Митя. — В самом слове «публичный» заложен порочный смысл. Хм, публичный… это значит тот, кем пользуются все.

Другая сказала бы: ты не муж, чтобы указывать, чем я должна заниматься, но не Анжела. Он неправильно поймет, как намек, что ей хочется за него замуж. Безусловно, хочется. Еще хочется любви и уважения, наверное, мужчине об этом стоит иногда напоминать, только как-то неловко выпрашивать то, что должно само по себе связывать двух любящих людей. Но именно сегодня, доедая яйцо, Анжела сказала твердо, в то же время неконфликтно:

— Митя, я буду работать там, где нравится мне, а не тебе, хорошо?

— Я не хотел тебя обидеть…

— И ладно. Извини, опаздываю…

— Я тебя отвезу, — подхватился он. — Твое телевидение по пути.

Отлично, Анжела сэкономит. Она никогда не вытягивала из него деньги, не умела и не собиралась этому учиться. Гордость не позволяла брать и тогда, когда он сам давал — Митя не жмот, просто это неправильно. А девчонки думают… Анжела непроизвольно хохотнула, припомнив реплики по поводу ее отношений с Митей, сложилось мнение, будто она доит его — ужас. Почему-то им не приходит в голову, что их связывает такое архаичное чувство, как любовь, а не рыночные установки «купи-продай». В сущности, все замечательно… только в настроении появилась трещинка. Впрочем, образовалась она давно, а сегодня чуточку расширилась. Все из-за надежды, которая тает, тает… Может, это синдром невротика — видеть действительность исключительно в тусклых тонах?

6

Районы тех, кому в этой жизни крупно повезло, обычно находятся на отшибе и огорожены, словно независимые анклавы со своим кодексом. Собственно, в каждом городе, городишке и даже поселке есть похожие зоны без доступа. Таун-хауз выбрали те, у кого немножко не хватило денег на гектар земли в придачу к хатке в три этажа. Сюда-то и приехал отец Лены на автобусе, прогулочным шагом прошелся вдоль закрытой территории и озадачился. За коттеджами круглосуточно наблюдает охрана, у которой имелся пост с теплой будкой из кирпича, телефон и шлагбаум, а вокруг коттеджей возвели шиферную двухметровую защиту. Эстетический вкус Евгения Ильича буквально корчился от страданий, когда он изучал гофрированную серость, рассортировавшую людей на белых и дерьмо. Все, что за пределами зоны — дерьмо, разумеется, потому попасть к белым людям непросто. Дыр он не обнаружил, а мимо охраны проскользнуть — дело дохлое. Сторожевым псам надо назвать адрес и фамилию, к кому пожаловал, они звонят жильцам, только потом пропускают, если на то получают разрешение. Долго оставаться здесь незамеченным невозможно, всякий подозрительный человек привлекает внимание, но Евгений Ильич решил ждать хоть до завтрашнего утра. Он менял точки наблюдения: то у газетного киоска стоял, то ходил вдоль дороги. Несколько часов убил! Наконец с территории таун-хауза выехала машина белого цвета со знакомыми номерами. Евгений Ильич подпустил ее ближе, присматриваясь, кто за рулем… Она! И кинулся наперерез. Получив удар, он упал на капот, царапая полированную поверхность пальцами, дабы удержаться, но это нереально. Он соскользнул на асфальт, когда машина резко затормозила. Из авто выскочила ополоумевшая женщина лет сорока, закудахтала, заметалась: