Химия чувств. Тинктура доктора Джекила - Бет Фантаски

Тристен говорил очень внятно и разборчиво, с явным британским акцентом... но я все же как-то не уловила смысла.

— Так ты утверждаешь, что мы с тобой, типа, родственники? Отец говорил мне, что у Генри Джекила детей не было. Отчасти именно поэтому его записи оказались у нас...

Тристен улыбнулся, но это была безрадостная, неприятная улыбка.

— Нет, Джилл, мы не родственники. Не надо желать себе такой судьбы!

Я, наверное, все равно выглядела очень озадаченной, так что Тристен перестал улыбаться и постарался объяснить серьезно.

— Если ты читала книгу, то знаешь, что доктор Джекил считал, что, выпив препарат, он изменил собственную душу. Что созданный им Хайд — это отдельное существо, «новая жизнь», как называл ее Стивенсон.

— Да, книгу я читала, — сказала я. — Но...

— Эта новая жизнь, — продолжил Тристен, — сильно отличалась от своего создателя, даже габаритами и статью. И именно это новое создание, это чудовище и положило начало моей семье.

Я рассматривала красивое лицо Тристена, думая о том, что он крайне не похож, по крайней мере внешне, на чудовище. О чем он таком говорил, это просто смешно. Дурацкая шутка.

— Ты же не хочешь сказать, что являешься прямым потомком... настоящего монстра?

— Именно об этом я и говорю. — Тристен постучал пальцем по книге. — Дед подарил мне ее прямо перед смертью. Он называл ее «нашей адской генеалогией» и «ужасающей картой нашего будущего».

Я слегка отодвинулась — мне не понравился ни зловещий тон его голоса, ни то, что он сказал. Но стало ясно, что он не шутит.

— Картой? В каком смысле?

— Дед говорил, что твой предок, составивший тинктуру, положил начало роду Хайдов, все мужчины в котором чужды морали. Он уверял, что во всех нас — равно как и в мистере Хайде — рано или поздно верх берет темная сторона и мы начинаем совершать ужасные преступления. — Его карие глаза подернулись мутной пеленой. — Поначалу мы даже не осознаем, что творим. А со временем, как мы ни пытаемся унять живущего внутри зверя…

Тристен смолк, а у меня глаза на лоб полезли, и я изо всех сил старалась побороть желание вскочить и убежать. Это просто безумие какое-то. Тристен... Не мог он быть злодеем. Он меня так обнимал, утешал. Мы были близки... А его глаза. Они такие теплые и красивые. Я не хотела верить в то, что он злой. Или ненормальный. Но тут я увидела синяк у него под глазом.

—Ты же не думаешь, что ты...

— Думаю, — подтвердил Тристен. — Вся эта история с Тоддом — это был не я. И мне начали сниться сны, как и предвещал дед. Кошмары, которые становятся все ярче и ярче.

— Кошмары. — Я все так и смотрела на его синяк, и спросила упавшим голосом: — Что за кошмары?

Тристен уже не просто объяснял, что с ним происходило, он исповедовался. Делился со мной тайнами, которых в себе держать уже, наверное, не мог. Глаза его были полны страдания.

— Я... то, что живет внутри меня, — говорил он, — во сне оно пытается убить девушку... и ему это нравится. Ему в кайф зарезать человека.

Я в ужасе вскочила со стула:

— Тристен!

Надо было спасаться от него. Он все же безумен. Но он схватил меня за запястье, и я посмотрела на его руку:

— Прошу тебя, отпусти!

— Джилл, — ровно сказал он, пытаясь меня успокоить. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Клянусь. Живущий во мне зверь жаждет не твоей крови. Во сне не ты.

Я все еще смотрела на руку Тристена, но я снова села, не видя другого выхода. Он был слишком силен, я бы не вырвалась.

— Чего ты хочешь от меня? — Мой голос все еще дрожал. И хотя я уже знала ответ, я все равно повторила свой вопрос: — Почему ты ко мне пришел?

— Я хочу повторить описанные здесь опыты. — Он кивнул на стол, все еще не выпуская мою руку. Держал он меня сильно, но не больно. — И я хочу, чтобы ты мне помогла. Ты единственная, кому я доверяю и при ком я смогу пить эти растворы. А ты при необходимости сможешь нейтрализовать токсины.

Я покачала головой — мне было слишком страшно, чтобы чувствовать себя польщенной.

— Нельзя тебе все это пить...

Тристен поднял руку с книгой:

— В книге все четко описано. Этот состав не только порождает зверя, но и убивает его. Именно так Джекил переходил из одной сущности в другую — пил составы.

«Зверь». «Чудовище». Просто безумие. То, о чем творит Тристен, — полное сумасшествие.

— Я тебе не помогу, — сказала я. — Я не могу. — Мой взгляд метнулся на ящик. — Я тебе бумаги не отдам. Тебе нужен врач...

— Я сын лучшего психотерапевта в мире, — сообщил Тристен, пристально глядя мне в глаза. — Но мне нужно не сидеть в кресле у него на приеме. Мне нужно работать в лаборатории. Нам нужно работать. Вместе.

— Тристен, нет. — Почему у него такой ясный взгляд, когда он — в этом не было никаких сомнений — бредит?

— Джилл, — Он внимательно смотрел на .меня. Его глаза притягивали, казались теплыми, умными и не выдавали безумия. — Мои кошмары в последнее время участились и стали ярче. Я боюсь, что живущее внутри меня чудовище становится сильнее. Оно уже слишком часто обретает надо мной власть.

Глаза мои опять на лоб полезли.

— Что? С Тоддом это было не первый раз?

На этом Тристен замолчал. Его признание закончилось. Но в его глазах я успела прочить удивление и упрек самому себе — в том, что он рассказал мне больше, чем хотел.

— Я пока контролирую себя, — сообщил он, оставив мой вопрос без ответа. — Но я не знаю, сколько это продлится. Этот сон про девушку... просыпаясь, я иногда не могу понять, случилось это во сне или наяву. Что, если эта тварь захватит власть не только над моим разумом, но и над телом, и этот сон станет реальностью?

— Тристен... — Я попыталась вывернуться из его захвата. — Прошу тебя. Это безумие.

Он сжал мое запястье чуть крепче, но, как ни странно, это прикосновение меня успокоило, я услышала, как он сказал четко, но мрачно:

— Джилл, если ты мне не поможешь и если мне не удастся исцелиться, я покончу с собой прежде, чем эта тварь сможет взяться за осуществление своих черных желаний.

Сказав это, Тристен отпустил мою руку, словно зная, что я уже не убегу... и я не убежала. Я так и сидела на стуле и пристально смотрела на него. И тряслась при этом.

Я даже и не знала, поверила ли я в то, что в нем из-за какого-то приготовленного сто лет назад химического состава таился зверь. Но его непоколебимый взгляд красноречиво говорил о том, что он убьет себя, лишь бы не убить кого-нибудь другого. Меня, или какого-нибудь парня вроде Тодда Флика, или девушку, которую он видел во сне, кем бы она ни была.

Но все же я выдавила:

— Тристен… не получится.

Он ударил книгой по столу, где стояла наша семейная реликвия — ящик с записями доктора Джекила. Тристен смотрел на них, отвернувшись от меня.

— Твой отец и мой дед верили в одно и то же, — сказал он тихо. И зловеще. — Мое прошлое и будущее... они, похоже, соприкасаются тут...

Когда он снова посмотрел на меня, взгляд его приказывал, а голос умолял.

— Я прошу тебя помочь мне. А взамен я помогу тебе с конкурсом. Я сделаю все, чтобы тебе досталась стипендия на тридцать тысяч. Все достанется тебе. Мне деньги не нужны.

Я смотрела на него, сомневаясь насчет... да всего.

— Я... Я...

Я не представляла, что сказать, да и все равно возможности не представилось, потому что я вдруг услышала, что на нижнем этаже в кухню вошла мама. Мы совсем потеряли счет времени.

— Тристен, тебе надо уйти! Мама пришла! — Я в отчаянии оглядела комнату. Мы находились на втором этаже, а кладовка тут была всего одна и совсем крохотная. — Ты должен спрятаться! — вскрикнула я, судорожно оглядываясь по сторонам. — И мне самой тоже надо отсюда поскорее выйти!

Тристена эта проблема, похоже, не заботила. Он спокойно сложил бумаги в ящик, поставил его обратно на полку, сунул книжку в свою сумку, а потом направился к окну и открыл его мощным толчком. Он помедлил, глядя на меня, а вверх по лестнице уже шла мама.

— Тристен, уходи! Пожалуйста!

— Подумай о моем предложении, Джилл, — сказал он, перешагивая через подоконник. — Сделка выгодная.

Тристен скользнул из окна и закрыл его за собой. Я слышала, как он добрался до крыльца и исчез, а я осталась наедине с матерью, которая уже стояла в дверном проеме — очень уставшая и очень, очень недовольная.

Глава 19

Джилл

— Мам... я просто...

Что я делала? Я снова нервно оглянулась, посмотрев на ящик и на окно, только что закрытое Тристеном, и на семейный фотопортрет.

— Я вспомнила об этой фотографии и очень захотела ее увидеть, — солгала я, хватая снимок со стола.

— Джилл, я запретила тебе сюда заходить, — сказала мама сквозь зубы. — Я тебе сколько раз повторяла!