Страна рухнувшего солнца - Михаил Михеев

Колесников обдумывал ситуацию долго. Минут, наверное, пятнадцать. С одной стороны, Менгеле в его мире заработал стойкую репутацию чудовища. С другой же, здесь он ничего не успел натворить, зато честно выслужил железный крест, вытаскивая под вражеским огнем раненых. Там и ранен был, кстати. За что же ему, спрашивается, голову-то отрывать?

А еще Колесников помнил слышанное когда-то, что вся современная медицина держится на результатах, полученных Менгеле. И потому, еще немного подумав, адмирал поступил со здоровым житейским цинизмом, хотя и подозревал при этом, что потомки его не поймут. Проще говоря, он приказал Менгеле не трогать, а перевести на работу в научно-исследовательский медицинский институт. Пускай на кошках тренируется.

И вот, наступил момент истины. Война с Японией, черт бы побрал их обеих. И в числе тех, кого откомандировали на Дальний Восток, оказался скромный ученый, капитан медицинской службы Йозеф Менгеле, который, надо полагать, не остановится на том, что станет лечить больных и собирать материалы о достижениях японцев.

Колесников по-прежнему рассуждал максимально цинично. Во-первых, японцы вели активные исследования как биологии человека, живьем нарезая на кусочки сотни китайцев, так и в области вирусологии. Варварство, конечно, но и терять столь ценный материал было глупо. Во-вторых, даже если Менгеле не удержится и начнет ставить эксперименты над японцами, то никаких претензий к нему быть не может. Те начали первыми и сами поставили себя в ситуацию, когда моральные нормы на них распространяться просто не могут. Особенно учитывая, что в Харбине, например, после прихода японцев русских почти не осталось. За такие вещи стоило мстить. Ну и, в-третьих, если уж рассуждать вообще цинично, то Павлов, замучивший кучу бессловесных тварей, вполне себе рукопожат. В этом плане особых отличий между ним и Менгеле Колесников не видел в принципе. Всего и разницы, что собака не может дать сдачи.

И вот, Менгеле ехал к линии фронта, что само по себе являлось для японцев нехорошим симптомом. В самом деле, если к фронту едет псих, которому для экспериментов нужны пленные, то значит, их в ближайшее время ожидается много. Стало быть, готовится наступление. Ну а дальше логическую цепочку можно продолжать уверенно и долго. Однако японская разведка Менгеле благополучно проворонила, а сам он, вот незадача, даже не знал, какой, оказывается, важной персоной является и каких безобразий способен натворить. Он ехал заниматься любимой работой, только и всего.

Генерал-майор Эдельмиро Хулиан Фаррель (имя, с точки зрения русских, не самое благозвучное, но здесь вполне обычное) оказался нестарым еще, крепким мужчиной с тяжелым, с крупными чертами лицом, в котором проглядывалось что-то лошадиное. Этакий образцовый служака, про которого так и хотелось сказать: боевой генерал! Но, увы, хотя Фаррель и прослужил всю жизнь в армии, реально в бою не отличился. Просто потому, что Аргентина с определенного периода ни с кем из соседей всерьез, до грома барабанов и танковых атак, не конфликтовала.

Впрочем, и без войны генерал неженкой не выглядел. Горные егеря, спецназ, если по-простому. У итальянцев учился, а те, при общей слабости армии, подразделения особого назначения готовить умели. Опять же, человек, заведующий подготовкой военных альпинистов, трусом не может быть по определению. И уж конечно, трус не возьмет власть в стране, даже той, где перевороты уже превратились в скучную обыденность.

Рукопожатие у генерала тоже было твердое, уверенное. И с Лютьенсом они моментально нашли общий язык. Фаррель оказался человеком деловым и весьма пронемецки настроенным. Неудивительно, что после войны и при нем, и при его преемнике в Аргентине скрылась масса военных преступников. Впрочем, сейчас расклады были иными, и разговор двух военачальников крутился вокруг взаимовыгодного сотрудничества, и, в первую очередь, торговли.

Аргентина готова была предоставить место под немецкую военно-морскую базу, а надо будет, так и не одну, концессии на разработку месторождений полезных ископаемых, ну и еще кое-что по мелочи. Солидный кусок, надо признать, и вкусный. Но и взамен Аргентина хотела немало, причем торговался Фаррель не хуже того хрестоматийного еврея.

В первую очередь, как это всегда, оружие. Причем не какое-нибудь старье – профессиональный военный, Фаррель разбирался в военной технике и всерьез хотел получить современное вооружение. Его интересовали, в первую очередь, самолеты, танки, а также вертолеты, производство которых было не так давно налажено в Германии. Последние, кстати, пока что создавались только для немецкой армии, причем как собственной разработки, так и американской. Точнее, частично американской – знаменитый конструктор Сикорский, начинавший еще в царской России и успешно проектировавший тяжелые бомбардировщики, после войны эмигрировал в США. Здесь он занимался созданием геликоптеров, но довести свое творение до ума не успел. Грянула война, и почти сразу после ее завершения к Сикорскому пришли несколько человек с типично немецким акцентом. Предложение их оказалось щедрым, но и жестким. Или Сикорский едет в Германию и продолжает заниматься любимым делом за хорошие деньги там, или и его, и всю его семью увидят назавтра в образе хладных трупов.

Сикорский, подумав, согласился, и теперь его вертолеты производились уже под эгидой ведомства Геринга. Хорошее приобретение, и, хотя в Германии уже производили свои Fa 223 и несколько более легких машин, но и от американских разработок не отказались. В результате сейчас вертолетный парк Германии уже составлял около двухсот машин. Русские, кстати, тоже что-то пытались изобразить, но они, несмотря на предоставленную им документацию, в очередной раз шли каким-то своим путем. Лютьенс же не вмешивался. Надоело. Сталин, конечно, человек незаурядный, но и загибов у него хватало. Так что помочь – это завсегда, но лезть со своим пониманием процессов – да ну его! Хочет закупать вертолеты в Германии – пускай закупает.

А Фаррель, проявив немалую предусмотрительность, хотел именно вертолеты. Еще самолеты «Фокке-Вульф 190». И танки, причем не «четверки», хорошо показавшие себя в Американскую кампанию, а более новые. И стажировку своих офицеров в Германии… Похоже, генерал, не мудрствуя лукаво, решил немного завоевать соседей. Желание похвальное, но неуместное.

Кроме техники, президент-диктатор, проявив немалую предусмотрительность, хотел получить помощь Германии в модернизации промышленности. Он все же был не дурак и помнил, как страна за несколько лет скатилась от процветания к нищете. И, надо признать, честно желал соотечественникам лучшей доли, которой было не достичь без масштабной индустриализации. Лавры Сталина, наверное, покоя не давали… Тем не менее, умные мысли умного человека. Только вот, насколько это выгодно Германии, СССР и лично адмиралу Лютьенсу, оставалось под большим вопросом.

А еще Фаррель, похоже, был уверен в победе над Японией и намеревался примазаться к ней. Настолько намеревался, что даже предложил, чтобы имеющиеся в Аргентинском флоте линкоры присоединились к эскадре адмирала Лютьенса. Вот в этот миг Колесников едва удержался от смеха.

Ему стоило немалого труда, чтобы объяснить Фаррелю и одновременно не обидеть его, как аргентинские линкоры будут ему мешать и путаться у всех под ногами. Старые гробы американской постройки не обладали ни достаточным уровнем защиты, ни вооружением для участия в современном бою. Их скорость же не позволяла идти в одном строю с более современными кораблями. Мишени – это в лучшем случае.

Аргентинец понял. Возможно, он и обиделся, но понял и настаивать не стал. Зато разговоры по всем остальным вопросам велись еще долго и закончились буквально за пару часов до того, как немецкая эскадра вышла в море. Естественно, разговоры – это еще не соглашения, но бумаги предстояло составлять совсем другим людям. Главное же было сделано. Аргентина не спеша, но прочно входила в сферу германского влияния.

– Все-таки есть что-то величественное в этом белом безмолвии. Как думаете, Николай Павлович? – Вице-адмирал Белли стоял на мостике, закутавшись в тяжелый овчинный тулуп. Возраст сказывался – просто так, ради забавы, выйти на мороз в одной рубашке уже совершенно не тянуло.

– Есть такое дело, – командир «Кронштадта» поднял, было, бинокль, но затем, подумав, решил воздержаться от рассматривания горизонта. Все равно там одни льды, а в ясный день, такой, как сегодня, отблески солнца от их сверкающей белой поверхности и без оптики режут глаза. – Вы знаете, Владимир Александрович, у меня внук на нем помешан. Начитался Обручева и все хотел Землю Санникова найти. Даже со мной в поход сбежать пытался.

– Представляю, как ему родители всыпали, – хмыкнул адмирал.

Старики, заслуженный комфлота и бессменный командир одного из лучших советских кораблей, несколько минут молчали. Они – не мальчишки, чтобы без умолку трепать языками, за плечами годы… Чем бы этот поход ни закончился, для них он будет последним, и оба это прекрасно понимали. О чем они в тот момент думали? Вспоминали бесшабашную молодость или внуков, что придут им на смену? Кто знает…