Мать Печора - Маремьяна Романовна Голубкова

по-детски жить. Иной раз не с ними, а с собой считаться стала. Неделю живу и две живу — все невесело. Хозяйка мне говорит:

— Маремьяна, — стала она меня уж Маремьяной звать, — какая-то ты не такая. Через один год, а изменилась как.

Усмехнулась я:

— Ты ведь, Варвара Андреевна, постарше меня, так знаешь пословицу: год прожила, так и рог нажила, другой проживу — и второй наживу, а три проживу — хозяйку забодаю. С рогами-то побойчей буду.

А она уговаривает:

— Ведь это невестки к свекровке придут, так отвечают.

— Когда же я буду расти, — говорю, — коли за год не вырасту.

Вот так я ей говорю загадками, а она отгадывает.

— Ничего, — говорит, — девка не промах.

А я думаю: «На таких местах промахиваться худо, как-нибудь надо с выигрышем жить».

Уже и месяц проходит. Стала я подумывать: «Надо попытать попроситься у хозяйки погулять. Пустит или не пустит, а буду почаще надоедать».

Вот в воскресенье и попросилась:

— Хозяйка, — говорю, — отпусти меня.

Стали они допрашиваться:

— Куда пойдешь?

А я отвечаю:

— Куда ноги понесут. Чего вы меня исповедываете?

Хозяйка на первый раз уважила.

— Сходи, — говорит, — только ненадолго.

А я решила испробовать подольше проходить: «Что, — думаю, — будет?»

С обеда ушла да только к вечеру про дом вспомнила. Пришла домой — уже стемнело. Одеваюсь, хочу идти во хлев. А хозяйка не могла терпеть больше и говорит:

— Девушка, этак ходить-то, до темени, и неладно будет.

Будто от темени меня бережет.

— Бывало, — говорит, — жила у нас Устя. До темени-то ходила-ходила, так и ребята за ней стали близко к нашему двору побегивать.

А я и ответила:

— Ее звали Устей, а меня зовут Маришкой.

Приехала вскорости мать — проведывать, как живу. Ну, думаю, наскажут матери, что девка зубаста. А слушаю — в другой избе так меня нахваливают, что и лучше меня нет, и умней меня нет, всем взяла — и лицом, и плечом, никакого попреку нет.

А я про себя думаю: «Ну ладно, хвалите, что хороша, я так и жить буду».

Собралась мать домой, у саней меня спрашивает:

— Каково, девка, живешь-то?

— Кошка живет, — отвечаю, — и собака живет, и я так живу.

Вот приходят праздники. Хозяйка, чтобы я никуда не ходила, хочет дать мне праздничную работу. Прослышала она, что я дельно вышиваю, и спрашивает однажды про это.

— Что ж, — говорю, — умею.

И вот сначала понемножку привыкла она мне вышивальную работу в праздники совать, а потом и вовсе без передышки. До обеда в воскресенье по дому нахлопочешься, а после обеда — вышивать. Сперва я охотно занялась, первую рубаху скорехонько вышила, с другой долгонько провозилась, а от третьей и отказалась. Мне в ту пору люди начали давать на вышивку — кто платок, кто рубашку. Праздник просидишь — двугривенный заработаешь, а от хозяйки-то ничего не получишь.

Стала хозяйка сердиться. В праздник никуда не отпускает, а отпустит, так Параша идет за мной досматривать.

В это время у соседей Просвирниных заводилась свадьба. Я нарочно никуда не ходила, припасала время, чтобы на самую свадьбу отпроситься. Тут людей больше бывает, даже из чужих деревень приезжают.

Подошла свадьба. Попросилась я у хозяйки — она молчит. На другой раз я и в ноги ей поклонилась — для хитрости больше, думаю — скорее отпустит.

— Какая еще тебе свадьба? — говорит. — Целую ночь там прогуляете, а утром спать.

Я осердилась. Думаю, в ноги-то зря поклонилась. Вдруг хозяйка и говорит:

— Вот сто раз поклонишься мне в ноги — пущу.

Кланяться мне не большая охота, а знаю я хозяйку, что не уступит она на этот раз. Любо не любо — начала я кланяться. А хозяйка требует, чтобы я к каждому поклону на ноги вставала. На коленях-то долго ли наклевать ей сотню поклонов? А тут вставай да снова к ногам припадай. Хозяйка была первая псалтырщица да богомолка. Богу молилась, а с чертом водилась. Считает она поклоны по четкам, и вижу я, что ворует их у меня десятками. Отвела я свой счет, встала. Хозяйка говорит:

— Не спущу, еще десяток за тобой.

— Нет, — говорю, — у тебя уже за сотню десяток наворован.

Поспорили, поспорили, я тоже заупрямилась. Хлопнула дверью, ушла. «Ну ладно, — думаю, — эти поклоны за мной не пропадут».

Проплясала я до утра. Мне в четыре вставать, а я в шесть домой пришла, все свои поклоны выручила. Нашла коса на камень, я тоже не уступлю. Хозяйке самой пришлось и печи затопить и коровам сено дать. Переоделась я, пошла за ней в хлев. Хозяйка молчит, и я молчу. Так ни слова и не сказали. А ядовитая-то змея, Параша, поднадоумила:

— Ходила на себя, а пришла да на людей же и губы надула.

Накинулась тогда хозяйка:

— С этаких годов будет ходить, так мужики меж руками будут водить.

Ругает, с ног до головы ничего не оставила доброго, на каждый сустав дала устав. А я опять думаю о вечере. Свадьбы у нас после венца по три дня длились. Вечером снова надо идти. «Только, — думаю, — сегодня я тебе не поклонюсь».

Вечером все дела сделала, сказала хозяйке, что иду.

— Сутки проходила, так еще на другие пойдешь? — ответила хозяйка.

Я за словом в карман не лезу:

— День хозяйский, а ночь — казацка.

Повернулась и пошла. Поиграли на свадьбе. Разошлись пораньше.

Пришла домой — двери заложены, мне никак не войти. Постучалась — не открывают. Свернулась я под сенным окном, прикорнула еще на какую-то минуту — и за работу. Хозяйка встала, не умылась еще, а уж ругается:

— Выросла девушка! Можно матери спасибо сказать. Свадьбы по неделе ведутся, так неделю будешь ходить?

— Пока свадьба не кончится, буду ходить, — говорю.

Целый день она меня пилила. Отдохнет да опять начнет по-всякому обзывать. Я и обедать с ними не сажусь: плеснула в чашку щей, кусок хлеба в руку, встала к шестку да и наелась. Хозяин зовет обедать, а хозяйка говорит:

— Она игрой да весельем сыта, какая ей еще еда.

Время к вечеру идет. А у меня уже заряжено, так выстрелить надо. Снарядилась и пошла на свадьбу, ни спрашиваться, ни сказываться не стала.

Разыгрались мы на свадьбе вовсю. А той ночью приехал к хозяину гость из Андега. Надо самовар греть. Так хозяйка за мной побежала, самой-то неохота самовар ставить. Прибежала на свадьбу. Мы ходим «Казака».

Казак, казак, казачок,

Казак миленький дружок,

Коротеньки ножки,

Сафьяны сапожки.

Я казаченьку люблю,

За него замуж пойду.