Брат Солнца - Сергей Черняев

  - Привет, Артем! Стираем?

 Вереницын, только что решивший взяться за кардинальную переработку «Евгения Онегина» и бормотавший первые нетленные строки -

 «Мой дядя, самых честных правил,

 Стирал, не в шутку занемог…» - вздрогнул и повернулся к гостю с мокрой майкой в руке.

  - Здрасьте… Стираем… - он растерянно смотрел на Бусыгина, медленно переключаясь со стихосложения на серьезный, видимо, разговор.

  - Здрасьте-здрасьте, - повторил гость и спросил:

  - А что это за таз у вас там на задах висит? Один на всю деревню?

  - Не знаю, - сказал Артем, - на дороге валялся. Я его на столб повесил, - может, потерял кто, - заметят – заберут.

  - Понятно, - сказал Анатолий Михайлович и замолчал.

  - А вы… - хотел было что-то спросить Артем.

   - А я, - в тон ему продолжил Бусыгин, - по делу пришел. Поговорить бы надо… Лучше всего в доме.

  - А-а… Ладно, сейчас, - Артем бросил майку в таз и сполоснул в ведре руки. – Идемте.

 Они сели в горнице за отцовским столом, за которым Артем в роковую ночь писал рассказ про Кировского «Деда Мороза».

  - Вот какое дело, Артем… - начал Бусыгин, - надо нам с тобой заново знакомиться.  Ты ведь меня как работягу знаешь, а история-то у меня маленько другая.

 И он изложил свою краткую биографию, закончив ее сегодняшним разговором с Брезгуновыми.

  - Как интересно, - сказал Артем и задумался над извилистой судьбой бывшего следователя.

  - Может со стороны это и интересно, а изнутри – так хуже не придумаешь, - бывает, ходишь как помоями облитый, - а жизнь заново уже не начать. Ну да ладно… Что, ответишь на несколько вопросов?

  - Конечно.

 Этому дядьке он не был ничем обязан, - и потому чувствовал себя свободнее, чем с официальными следователями или с участковым. Он ощутил вдруг доверие к нему, - такое, как будто можно говорить о чем угодно и сколько угодно, - и любое твое слово будет иметь значение. Артем следил за выражением лица Бусыгина и сам себе удивлялся. Ведь в первый раз он показался ему таким… руководителем агентуры, который дергает за ниточки, и ему очень не хотелось, чтобы хотя бы одна такая ниточка протянулась к нему. А теперь он, Артем, может говорить с ним о чем угодно!

 «Как же он это делает? – подумал парень. – Наверное, их этому учат…»

 Бусыгин тем временем достал свою записную книжку, ручку и приготовился писать.

  - Ну что, Артем, рассказывай потихонечку…

  - А что рассказывать?

  - Ну, давай, для полноты картины, расскажи про семью.

  - Ну… Папа…

  - Сан Саныча я, в общем, знаю… Телевизор смотрел… когда-то. Кем он работает сейчас?

  - Главный редактор одного издательства… Журнал и несколько газет в одной упаковке… Ну там… сад-огород… цветы-помидоры…

  - Ага… А мать?

  - Мать у него в редакции работает. Выпускающий редактор.

  - Так… Братья-сестры есть?

  - Нет.

  - Девушка? Жена, может быть?

 Заметив, что по лицу Артема пробежала легкая тень, Анатолий Михайлович внимательно посмотрел на него и спросил:

  - Что такое? Нет девушки?

   - Была…

  - А куда делась?

 Вместо ответа он тяжело вздохнул.

  - Ну, рассказывай…

 Артем рассказал историю своего увольнения  и приезда в деревню.

  - Да-а… - сказал Бусыгин, выслушав парня. – История неприятная. Но, надо сказать, Артем, довольно обычная.

  - Догадываюсь…

  - А как девушку-то звали, на всякий случай?

  - Алевтина.

  - А фамилия?

 Артем я удивлением посмотрел на гостя:

  - А фамилия-то вам зачем? Она у нас в деревне даже и не была ни разу.

  - Ну, не хочешь, – не говори. Это порядок такой. С фамилиями удобнее работать.

  - Ципрус ее фамилия…

  - Какая-какая? – удивился уже Бусыгин.

  - Ципрус… Это, наверное, прибалтийская…

  - Ну почему прибалтийская? Может, западно-украинская, греческая, еврейская?

  - Не похоже… У нее семья где-то на севере. Отец, вроде, из Прибалтики. Да и сама она… блондинка.

  - А мать?

  - Про мать она не говорила.

  - Да… Фамилия интересная, - сказал Бусыгин и пролистал в задумчивости исписанные листки. – Ну ладно… Как в деревню ехал?

  - На электричке до Старого Села, а потом автобусом.

  - Деревенских не было?

  - Нет, я один выходил.

  - А до этого когда в деревне был последний раз был?

  - Шесть лет назад.

  - А что так долго не ездил?

  - Я городской житель… Мне в ритме нравилось жить.  Вот только теперь понадобилось… нервы подлечить.

  - Ага…А что увидел, когда приехал? Может, необычным что показалось, люди какие-то встретились, машины проезжали?

  - Пусто было… Раньше по улице народу много ходило, все делали что-то, а теперь – разруха… Я так бабе Маше и сказал тогда…

  - Когда тогда?

  - А! Я как в дом зашел, вздремнуть, что ли, захотел – на электричку рано встал. Тут баба Маша и пришла.

  - Проведать?

  - Да.

  - О чем поговорили?

  Артем пересказал разговор с бабой Машей, - и про соседа Кольку Глухова, и про депутата Брезгунова, и про козье молоко. Бусыгин записывал.

  - А потом?

  - Участок обошел, осмотрел.

  - Все в порядке было?

  - Все… Только таз на дороге валялся.

  - Который теперь на заборе висит?

 - Да.

  - А потом?

  - Потом Куканов пришел.

  - Ага… Он чего рассказывал?

  - Да странный он какой-то… Курицу, бутылку принес вроде в подарок, а сам…- улыбнулся Артем. -  Да вы сами все видели…

  - Да, чудит Витек… Но разговор-то был?

  - Был. Он все байки какие-то травил, меня пугал. То уголовник какой-то вышел, то вор в законе дом купил, то дачников ножами режут… Я не сразу, но догадался: сочиняет.

 - Это на него похоже… Что еще в тот день было?

  - Вот этот ваш… Костька приходил… насчет ворот…

  - Ага.

  - А больше… Спать лег. Встал рано, да и вообще, - работа была такая – не спать. Теперь отсыпаюсь.

  - А утром уже мы тебя разбудили.

  - Да. Я потом на рыбалку пошел, точнее, на реку… Вернулся часов в одиннадцать. Дождь был и молнии.

  - Спать во сколько лег?

 Артем смутился. Ему по-прежнему не хотелось рассказывать, что он делал той ночью. Бусыгин заметил это замешательство и поторопил молодого человека:

  - Ну так?

  - Поздно лег, – ответил тот и, сам не ожидая того, покраснел.

  - Ого! – сказал Анатолий Михайлович. – Что, есть от чего покраснеть?

 Артем не выдержал и признался:

  - Я рассказ писал.

  - Ну и чего же так краснеть? Или ты про Эммануэль какую-нибудь?

  - Нет. Про Куканова…

  - Про кого?

  - Про Куканова.

 Бусыгин подумал и сказал:

  - Ну, тогда понятно. Посмотреть можно?

 Артем открыл сбоку стол и вытащил пачку листов, скрепленных степлером. Анатолий Михайлович быстро пробежался глазами по тексту, усмехнулся в конце и спросил:

  - А почему ни единой помарки?

  - Это чистовик, – сказал Артем, снова открыл стол и показал другую стопку листков, исписанных абзацами текста, полными вставок и исправлений.

  - Да… большая работа… - сказал Бусыгин, – я бы столько за два дня не написал. У следователя бумаг, конечно, много, но все стандартное, сочинять особо не приходится. А так, чтобы творить – я бы столько не потянул…

  - Ну… Я же редактор… Пишу все время, правда, больше на компьютере.

  - А вот… В час - час тридцать ночи ничего не видел, не слышал?

  - Ничего. Я, когда пишу – как глухарь на току… И еще громыхало кругом. Я, чтобы грома не слышать, отключился маленько…

  - Как это – отключился?

  - Это у меня привычка такая. На работе народу много ходит, мы там локоть к локтю сидим за компьютерами. Кто съемки отсматривает, кто текст пишет, кто по телефону звонит… Вот. Если не отключаться от всего, - работать не получится. Это привычка… От шума…

  - То есть это состояние такое?

  - Ну да… Само получается… Иначе невозможно. Я только про рассказ думал, ничего не видел, не слышал…

  - И криков не слышал?

  - Нет.

  - А ведь Брезгунов, говорят, на полрайона гаркнул.

 Артем только пожал плечами.

  - А во сколько все-таки спать лег?

  - Думаю, в четыре - в пять.

  - Ладно. А как узнал про выстрел?

  - Утром включил телевизор, - смотрю, - нашу деревню показывают… Говорят, покушение на депутата. Ведущая знакомая новости читала…

  - А дальше?

  - Я подумал… Кто-нибудь из наших на съемки приедет. Пошел посмотреть. Это… Если подробнее… - Баба Маша мне козьего молока принесла попробовать. Я попробовал и побежал смотреть.

  - Были знакомые?

  - Да, оператор один…

  - Ты с ним разговаривал?

  - Ну, так, перекинулись парой фраз…

  - Про Брезгунова?

  - И про него тоже. Сказал, что тот пьет коньяк и ни одного плана нормального снять нельзя…

  - Понятно…