Страсть Северной Мессалины - Елена Арсеньева

– А ваша жена, на которой вы женились по страсти два года назад и которая любит вас до безумия, – что вы на это скажете? – спросила Екатерина. Не потому, что была очень уж благонравна или благоразумна, а потому, что пыталась найти соломинку, за которую можно ухватиться, – дабы не ринуться с головой в омут страсти. Но… ох, как ее тянуло броситься туда, в этот омут!

– Не все то золото, что блестит, – печально сказал Сергей. – Ах, кабы вы знали, как дорого я расплачиваюсь за миг ослепления!

Екатерина слушала и думала, что, конечно, он самый пленительный кавалер на свете. Никто не мог сравниться с ним при императорском дворе! У него не было недостатка ни в уме, ни в искусстве обольщения. Салтыкову было двадцать шесть лет, он знал свет, а еще лучше знал женщин и великолепно умел с ними обращаться. Именно эта вкрадчивая опытность и делала его неотразимым в глазах бедной Екатерины, которой до смерти надоел ее инфантильный, грубый супруг. Этот самый супруг не умел быть любезным даже с теми, в кого он был влюблен, а влюблен он был постоянно и ухаживал за всеми женщинами подряд, и только та, что звалась его женой, была исключена из круга его внимания. А тут Екатерина вдруг встретилась с самым пламенным, самым нежным обожанием, о каком она могла только мечтать!

Она не спала ночь, а на другой день, на охоте, улучив минуту, когда все были заняты погоней за зайцами, Сергей Салтыков начал делать уже самые смелые признания. И не только признания… За несколько минут уединения Екатерина успела узнать, к примеру, о поцелуях гораздо больше, чем за всю свою предыдущую жизнь.

– Ради бога, уезжайте! – наконец закричала она, сама не зная, чего боится больше: то ли настойчивости Сергея, то ли собственной слабости, то ли внезапного появления кого-нибудь из охотников.

– Не уеду, пока не скажете, что я вам по сердцу, – шептал Сергей, горячо хватая ее за руки.

– Да, да, только убирайтесь! – почти в отчаянии выкрикнула Екатерина.

– Да?! – радостно повторил он. – Я это запомню! – И пришпорил коня.

– Нет, нет! – спохватилась Екатерина, но он повторил:

– Да, да!

Екатерина вздохнула с облегчением. Все мысли о благоразумии, померкшие было в свете прекрасных глаз Сергея Салтыкова, вновь вернулись к ней. Она стала убеждать себя, что надо быть сдержанней и холодней. И даже подумала: как хорошо, что Салтыков сегодня же уедет! Вдали от него ей будет легче не думать о нескольких минутах сладостного смятения, когда она чуть не забыла обо всем на свете…

Однако каковы же были изумление и ужас принцессы, когда, вернувшись в дом, она узнала, что Салтыков не уехал. И его вины в том не было: дом Чоглоковых стоял на острове, а вечером разыгрался такой шторм, что волны доходили до самого крыльца.

В этом Екатерина увидела перст судьбы.

Ночью она лежала без сна в своей комнате, пристально глядя на дверь, словно ждала, что та вдруг откроется. Еще бы: ведь она сама, нарочно, оставила заветную дверь не замкнутой на ключ!

И дождалась. Дверь открылась, на пороге возникла высокая мужская фигура. И в ту ночь бывшая Золушка, наконец, узнала все, что она так давно хотела узнать о различии полов…

Для Екатерины настало безумное, странное время. Оно было наполнено и невероятным счастьем – и большой опасностью. Легко было обмануть тщеславных Чоглоковых, заморочить им головы, почему блестящий камергер Салтыков зачастил в их унылую глушь. Однако многие отличались куда большей проницательностью. Что-то начал подозревать даже недалекий принц. Дошли пересуды и до ушей императрицы. Она вызвала принца и Екатерину к себе в Петергоф (в компании с Чоглоковыми) и принялась присматриваться к молодой женщине. Видно было, что Елизавета только и ждет, на чем сорвать накопившееся раздражение.

Екатерина, впрочем, сама дала повод к себе придраться. Началось с малого: с манеры верховой езды. Неприличным считалось скакать по-мужски, свесив ноги по обе стороны седла, а английскую манеру сидеть боком Екатерина терпеть не могла. С помощью берейторов, которые тоже не любили английские седла и находили эту посадку опасной и ненадежной, она придумала седло, на котором можно было сидеть и так, и этак. Садилась чинно, по-дамски. А улучив момент, когда ее никто не видел, перекидывала ногу через седло и скакала, как хотела. Верховую езду Екатерина любила до самозабвения и считалась одной из лучших наездниц.

Каким-то образом невинные хитрости великой княгини и ее проделки с седлами стали известны императрице. Елизавета Петровна застигла Екатерину сидящей верхом по-мужски – вдобавок в мужском костюме – и гневно выговорила:

– Вы ведете себя неприлично! Посмотрите на свой костюм! А как вы сидите! Если у вас не хватает ума уразуметь, что это бесстыдно, постарайтесь хотя бы понять: эта манера сидеть в седле не дает вам иметь детей!

Наверное, Екатерина не удержалась бы от улыбки, услышав этот упрек от императрицы, которая и сама была одета в свой излюбленный мужской костюм. Однако она, несмотря на молодость, умела слышать недосказанное. Вдобавок рыльце у нее было в пушку, и она страшно разволновалась, поняв, что ее тайна известна императрице.

Помощь пришла с самой неожиданной стороны – от Марьи Чоглоковой. Та испугалась упреков в том, что проворонила адюльтер, – и со страху перешла в наступление против своей повелительницы.

– Ах, ваше величество! – выпалила она предерзко. – В том, о чем вы говорите, нет никакой вины ее высочества. Дети не могут явиться на свет без причины. И хотя их высочества живут в браке семь лет, а все-таки причины между ними ни одного разу не случилось.

Императрица вытаращила глаза. Она не сразу поняла, что имеет в виду Чоглокова. Но стоило ей понять… стоило ей осознать, что престолонаследие в России под угрозой…

По счастью, озабоченная тем, как исправить положение и вылечить племянника, Елизавета Петровна забыла о непристойном поведении его молодой жены. И гроза над головой великой княгини на сей раз не грянула.

Порешили, что какое-то время Салтыков постарается не появляться у Екатерины, однако влюбленные недолго смогли вытерпеть в разлуке. Они продолжали встречаться. И однажды случилось то, что и должно было случиться: Екатерина почувствовала, что беременна.

Вот это был удар! Известие не оставляло места для радости, ибо теперь только дурак не догадался бы, что великая княгиня изменяет супругу! Императрица, которая сначала озаботилась было состоянием здоровья племянника, уже забыла об этом, и Петр по-прежнему ни на что не был годен в постели.

И тогда Салтыков понял, что он, только он, должен спасти возлюбленную. Спасти не только ее честь, но, может быть, и жизнь. А заодно и свою…