Адвокатский калейдоскоп - Константин Евгеньевич Ривкин

помощник выказал непростительное легкомыслие и неразборчивость при выборе своих знакомств, что и имело следствием крайне печальные для него последствия; Совет не может одобрить такого безразличного отношения к выбору места и повода для знакомств».

В одном из решений дисциплинарный орган, провозгласивший по общему правилу невозможность «вторжения в семейную область», все же допустил, что в некоторых случаях даже интимная супружеская жизнь, подвергшаяся огласке, может стать предметом внутрикорпоративного надзора.

В то же время уже тогда отношение к вопросу о пределах действия дисциплинарной ответственности было неоднозначным. Известный исследователь истории адвокатуры Е. Васьковский спорил с другим теоретиком, присяжным поверенным К. Арсеньевым, полагавшим, что «адвокаты должны быть привлекаемы к дисциплинарной ответственности за “нечестные”» действия, влекущие за собой «потерю права на доверие со стороны общества». Е. Васьковский же считал, что «с этим выводом вряд ли можно согласиться. Он равносилен следующему положению: никакие, даже самые интимные, отношения адвоката не изъяты из ведения дисциплинарной власти. Поссорится и разойдется адвокат с женой — сословный Совет может войти в обсуждение честности его образа действий; возникнут у адвоката недоразумения с приятелем — Совет вправе потребовать от него учета в поведении. Словом, над адвокатами будет тяготеть иго ничем не ограниченной, невыносимой опеки, и за каждым их шагом станет следить инквизиторское око “дисциплинарной власти”.

В свою очередь, в посвященной этическим проблемам работе «Вечные вопросы адвокатуры» (1886) присяжный поверенный Даниил Невядомский предостерегал: «…Мы далеки от того, чтобы идеализировать нашу присяжную адвокатуру; как и все человеческое, она не может быть идеальной. Адвокат также дитя земли и также сын века; в этом качестве своем он силою вещей должен носить в себе зачатки общих всем недугов». Он же ставил перед читателями весьма жесткие риторические вопросы: «К чему фарисейство? Разве не знаем мы многих первоклассных адвокатов, нравственность которых была далеко не безупречна?» Без сомнения, автор приведенных высказываний хорошо сознавал, что говорил о своих коллегах. Стоит только упомянуть, что современники едва ли не самого знаменитого российского адвоката Ф. Плевако рассказывали не только о его победах в судах, но и том, что он регулярно «устраивал гомерические попойки на зафрахтованных пароходах».

А однажды спустил с лестницы своего дома купца, пришедшего пригласить мэтра заняться его делом. Известным фактом является длительное сожительство Ф. Плевако с замужней женщиной, родившей затем несколько незаконнорожденных детей, с которой он познакомился, оказывая ей правовую помощь. Даже страшно подумать, какого числа присяжных поверенных, кем мы сейчас так гордимся, можно было бы не досчитаться, если бы их внеслужебное поведение было сочтено морально ущербным, наносящим вред авторитету адвокатуры и подлежащим возмездию со стороны «дисциплинарной власти».

Любопытно, что один из авторов, уже в эти дни специально исследовавший вопросы ответственности наших предшественников и выделивший в отдельную категорию «дисциплинарные правонарушения в отношении положительного образа (имиджа) присяжной адвокатуры», особо отметил, что семейные прегрешения, а также азартные игры, как и ряд иных подобных деяний, наказывались лишь в случаях их общественной огласки[7]. По сути, действовало правило: не пойман (публично) — не вор. Трудно признать, что такой подход является безупречным, особенно в морально-нравственном плане, в связи с чем невольно вспоминается предписание из популярного произведения Леонида Филатова: «Действуй строго по закону, то бишь действуй… втихаря».

III. Неочевидная очевидность

Возвращаясь в век XXI, важно заметить, что инициаторы внесения коррективов в КПЭА аспект публичности в провинностях адвоката предлагают оценивать несколько по-иному — с оговоркой, «что принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу очевидна или это следует из его поведения». Правда, кому сие должно быть очевидно — получающей тумаки супруге, слышащей из-за стены ее крики соседке, вызванному наряду полиции или пишущему представление вице-президенту, — не вполне понятно, и к этому мы еще вернемся.

Позволительно предположить, что не только нам далеко не все понятно в части применения анализируемых новшеств, поскольку вскоре после дополнений в КПЭА в Комиссию ФПА РФ по этике и стандартам поступили запросы адвокатских палат Смоленской и Московской областей, касающиеся поведения адвокатов, умаляющего авторитет адвокатуры и выходящего за рамки непосредственного оказания юридической помощи доверителю. В итоге родилось Разъяснение от 16 февраля 2018 г. № 02/18, утвержденное Решением Совета ФПА РФ от 16 февраля 2018 г., на котором необходимо остановиться подробнее.

Вероятно, полагая, что многократное провозглашение одного и того же утверждения обращает его в непреложную истину, Комиссия дважды повторила оговорку, уже и без того сейчас содержащуюся в п. 5 ст. 9 КПЭА, о необходимости для квалификации деяния как проступка и возложения дисциплинарной ответственности наличия условия, что принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу очевидна или это следует из его поведения. А чтобы ни у кого не возникло в дальнейшем сомнений в простоте использования на практике нового подхода, в Разъяснение включено заклинание следующего содержания: «Приведенное регулирование не содержит какой-либо неопределенности, исключающей правильное и единообразное применение указанных норм…»

Можно только порадоваться за тех, кто демонстрирует подобную убежденность, однако наши предшественники не были столь самоуверенны, и их сомнения и колебания дошли до нас в порой весьма противоречивых решениях Московского и Санкт-Петербургского советов присяжных поверенных, собранных и систематизированных в числе прочих А. Марковым в его работе «Правила адвокатской профессии в России» (1913). К примеру, питерские коллеги своим общим собранием, состоявшимся 1 марта 1909 г., «единогласным постановлением признали несовместимым азартную игру с званием присяжного поверенного и большинством голосов постановили, что за азартную игру в клубах и общественных местах Совет имеет право подвергать членов сословия ответственности в дисциплинарном порядке вплоть до исключения их из сословия». Куда более снисходительным был Московский совет, указавший, что он «…не находит возможным предписывать присяжным поверенным совершенное воздержание от игры;

столь же невозможным находит Совет и классифицировать игры на азартные и неазартные и указывать, какие игры для присяжных поверенных допустимы и какие нет. Не говоря уже о том, что такая нормировка заставила бы ведаться с целой массой не поддающихся исследованию индивидуальных условий, так как то, что рискованно при одних условиях для одного, может быть нерискованным для другого или при других условиях, — указанная нормировка явилась бы таким видом опеки, который совершенно несовместим с достоинством полноправного сознательно действующего человека». Такой осторожный подход