Один в поле воин - Виталий Каплан

Лягушка! То есть Лягушкина! То есть Лиска! Нужно немедленно ей звонить – пусть собирает всех! Всю «Ладонь»! Вот настоящее волнорезовское дело… это не наркоману Костеньке спектакли разыгрывать!

Но только он вынул смартфон – прибежала из своей поликлиники мама. Саня вздохнул и вышел ей навстречу.

Вопреки его ожиданиям, мама не начала рыдать, хлопаться в обморок и вообще вести себя, как положено слабым женщинам в её любимых телесериалах. Вместо этого она в подробностях выспросила всё, что было в детском саду, и даже похвалила, что догадался записать воспиталкин телефон.

– Вот же коза драная! – высказалась она непедагогично. – Отдала ребёнка хрен знает кому, паспорт не спросила, будто так и надо! Ладно, сейчас раскисать некогда, надо действовать.

Первым делом позвонила папе – и ей повезло, абонент на этот раз оказался доступен. Быстро и сухо объяснила ситуацию, помолчала, слушая ответ. Потом нажала «отбой».

– Значит, так! Сейчас мы с тобой идём в полицию, пишем заявление. Ты ещё раз там во всех деталях расскажешь, что было в детском саду. Кстати, какие дети там говорили, что кудрявый и чёрные брюки? Ты этих детей запомнил?

– Вадика Зайцева запомнил, это ж Мишкин друг, – кивнул Саня. – И ещё две девчонки какие-то, я их не знаю. Мишка же у нас с девчонками не водится…

Сказал – и вновь обдало холодом. А что, если брат уже никогда с девчонками водиться не будет? И вообще ни с кем?

– Причешись! – велела мама. – Не хватало ещё, чтобы в полиции выглядел как чучело. И главное, не зажимайся там, всё рассказывай. И пусть только попробуют не принять заявление! Я их в блин раскатаю! Немедленно в службу собственной безопасности позвоню! И папа, кстати, тоже сейчас не мух ловит… обещал по своим армейским каналам поиск зарядить. Не знаю уж, что у него там за каналы, но хуже уж точно не будет!

6.

– Так-так, мальчик… А во сколько точно ты пришёл в детский сад? Почему уверен, что ровно в пять? А ты смотрел на часы? А каким путём ты в детский сад шёл? Откуда?

Саня вздохнул. Вот уже в третий раз приходится рассказывать. Сперва – сухому как вобла, дежурному, с глазами подстать этой же самой вяленой вобле, то есть никакими. Потом – совсем молодому парню… будь правдой его придумка про Женькиного брата Влада, обучающегося в школе ФСБ – этот лейтенант Сухобреев мог бы оказаться Владу ровесником. Только вот на самом деле никакого брата у Женьки не было. Лейтенант оказался потрясающе вежлив, постоянно извинялся непонятно за что, умолял не волноваться – «вы очень вовремя обратились, мы железно его найдём, мы сейчас объявим план перехват». Потом, старательно записав всё, что говорили Саня с мамой, убежал куда-то с этими бумажками, долго бродил где-то – за это время Саня, чтобы совсем уж головой не подвинуться, вспоминал реки Африки и Северной Америки, даты Грюнвальдской битвы и войны Алой и Белой Розы, закон рычага и определение функции… что угодно, любую школьную фигню, лишь бы не думать, что время уходит, а Мишка – неизвестно где, неизвестно, в чьих лапах. Мохнатых, когтистых лапах… как у кровососа или орка.

А о чём размышляла в это время мама – он даже не хотел думать. Что у неё давление подскочит, если уже не подскочило – сто процентов. Но если бы она сейчас рыдала или орала на всех – и то было бы легче. А вот когда она сидит закаменевшая, сжимает узкими белыми пальцами чёрный ремёшок сумочки – это куда страшнее.

Затем вернулся юный Сухобреев и сказал, что с ними хочет поговорить начальник отделения, подполковник Булыжников, ждёт на третьем этаже, в шестнадцатом кабинете. Мама молча поднялась – движением робота из американских фильмов, кивнула Сане, и они в сопровождении услужливого лейтенанта поднялись к начальнику.

Вопреки своей фамилии, подполковник Булыжников оказался вовсе не мрачным. Кругленький, лысенький, с маленькими хитрыми глазками.

– Я уже в курсе, Екатерина Николаевна, – сообщил он, разворачиваясь к ним вместе с огромным креслом, в котором могли бы и два подполковника уместиться. – Ситуация действительно чрезвычайная, давно такого не было. Вы успокойтесь, всё обязательно хорошо кончится. Может, вам водички? Жарко ведь. Тебе, Саша, может, тоже попить? Ты в какой класс перешёл? В восьмой? Молодцом! А учишься как? Троечки есть? Это нехорошо, с троечками надо бороться! А как, значит, воспитательницу зовут? Ольга Степановна? Говорите, она недавно работает?

Что Булыжников фигнёй страдает? При чём тут его тройки, при чём восьмой класс? Тут каждая минута на счету! На месте подполковника Саня немедленно поднял бы всех полицейских со служебными собаками, дал бы им понюхать Мишкины игрушки, и вперёд! Вообще, зачем он, Саня, тратит здесь время? Давно уже надо собирать волнорезовских, брать пеленг на Мишку…

Он снова разбудил волшебство, потянулся мысленно к брату. Да, жив… и вроде бы испуган, но ничего не болит… Пока… Ни направления, ни расстояния взять не удалось. А вот если бы можно было дать волшебство служебным собакам… как бы расширились их возможности – и нюхательные, и умственные! Овчарка-волшебница! Ей только в двух словах опиши проблему – и она, как серая молния, помчится туда, где Мишка… и никакие бандитские пули ей не страшны… увернётся, прикроется завесой… а самое главное, никаких ей правил номер раз. Как доберётся до гадов – всех в клочья!

– А что за дети подтвердили, что Миша послушно пошёл с этим мужчиной? – не унимался подполковник. – Ты их фамилии знаешь?

– Одного знаю, это Мишкин друг, Вадик Зайцев, – в третий раз (или в четвёртый, если считать маму) ответил Саня. – А девчонок не знаю. Но это можно спросить у Ольги Степановны. Я её телефон забил в мобильник.

– Очень, очень предусмотрительно! – восхитился Булыжников. – Настоящее оперативное мышление! Ты, когда вырастешь, не собираешься в полицию? Нам нужны такие люди! А как была одета Ольга Степановна, помнишь?

Ох, ещё и это… ему что, делать нечего? Сейчас спросит, какой цвет глаз у Вадика Зайцева, какие каши любил… то есть любит! – Мишка, в какое море впадает Волга…

На всякий случай он посмотрел подполковничий цветок эмоций. Вроде бы это нельзя считать нарушением правила номер два – ведь не для себя же, а для пользы дела! Густо-жёлтым клубилась тревога, голубовато-серым – тоска, тускло-малиновым, словно остывающие угли костра, тлело сочувствие… и нестерпимо ярко алела злость. Не на них с мамой, а на кого-то другого… или даже не на кого-то, а на что-то… И потягивало от Булыжникова гнилью лжи. Не так, чтобы совсем в нос шибало, но спутать этот запашок ни с чем было нельзя.

– Огромное спасибо! – спустя два часа произнёс подполковник и вытер вспотевшее лицо белым носовым платком. – Вы дали очень ценные показания, и мы всё сделаем по максимуму! Найдём вашего мальчика, не сомневайтесь! Знаете, люди сейчас не очень-то нам, то есть полиции, доверяют, потому что продажная пресса раздувает отдельные недостатки. Но это заблуждение! Мы работаем, и весьма эффективно работаем! Сами посудите – иначе бы на улицу невозможно было выйти, все бы вокруг стреляли, грабили, насиловали… ой, извините. В общем, в таких случаях, как ваш, раскрываемость более восьмидесяти процентов. Мы немедленно начинаем оперативно-разыскные мероприятия. Вот визитку возьмите, со всеми контактами. И сами всё время будьте на связи, в любой момент может потребоваться что-то уточнить. И если вдруг у вас какая информация – ну, звонок какой-то от похитителей, письмо – немедленно звоните, даже ночью! Прямо лейтенанту Сухобрееву, он этим делом будет заниматься. Вы не смотрите, что молодой! Молодой, да настырный! И не переживайте вы так, всё образуется…

Домой они вернулись в десятом часу. Красно-оранжевое солнце медленно клонилось к горизонту, ни облачка не было на небе, в тёплом воздухе плыли запахи сирени, бензина, масляной краски. И даже откуда-то доносилось тихое пение кукушки. Из парка, может? В другое бы время радоваться погоде и природе, но сейчас всё казалось пустым и серым.

– А я думал, они нас на фиг пошлют! – уже возле подъезда сказал Саня. Хотелось хоть как-то нарушить это каменное молчание.

– Что ты, – усмехнулась мама. – Это же не просто потерялся ребёнок, это похищение… то есть совсем другая статья. И они действительно будут землю рыть… только вот много ли нароют?

И она, притянув к себе Саню, крепко обняла его, коснулась сухими губами макушки.

Папа уже был дома. Наверное, только что пришёл, потому что оставался в военном. И лицо у него было как и в тот раз – серо-стальное, будто у киборга, в чьё механическое тело вложили человеческий мозг.

– Ну что? – ровным, бесцветным голосом спросил он.

– Ничего, – так же спокойно сообщила мама. – Записали показания, тянули резину… Трижды Саню расспрашивали и записывали. Вот скажи, зачем? Им нечем заняться, да?

– Обычная практика, – отозвался папа. – Это нормально. Когда человек даёт показания разным людям, он рассказывает каждый раз чуток иначе, и иногда выплывают какие-то детали, которые он сам считает неважными… а они для следствия очень даже важны. А ещё – так проверяют, не придумано ли это всё. Потому что когда придумано, то при каждом новом пересказе возрастает шанс проколоться. В общем, тут они правы. Я другого боюсь – медленно раскачиваться будут. Здесь же не силами одного отделения работать надо, здесь нужен общегородской розыск. Так что вы пока ужинайте, а я ещё несколько звонков сделаю. Попробую смежников подключить, из параллельной структуры.