Освободитель - Виктор Суворов

Сапоги сияли так, что их смело можно было использовать во время бритья вместо зеркала, а брюки были так наглажены, что, если бы вдруг муха налетела на стрелку, она непременно раскололась бы надвое. Все мы заступали в городской патруль, и наш внешний вид проверял лично полковник Еремеев, военный комендант города Харькова. А уж он-то шуток не любил! Малейшее нарушение в форме — 10 суток ареста. Это давно всем известная норма. Сейчас полковник завершает инструктаж:

— И в заключение нормы выработки: вокзал — 150 нарушителей; городской парк — 120; аэропорт — 80; остальным — по 60.

Полковник не говорит главного, но в этом и нет необходимости — все знают, что за невыполнение нормы провинившихся не сменяют в 24.00, как положено, а отправляют на «большой круг», на всю ночь, и если к утру патруль не наловит еще 30 нарушителей, то за этим следует губа, при этом вчерашний патруль сажают в камеры, где сидят жертвы именно этого патруля. Это всем давно известно и в напоминаниях не нуждается.

— Нормы научно обоснованы и проверены многолетней практикой. Что ж, наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!

* * *

Наш патруль — три человека: капитан Задиров и нас двое курсантов-выпускников. Наша служба — 480 минут. Смена в 24.00. План — 60 нарушителей. Это одно задержание каждые 8 минут. Другими словами, любой военный, встретившийся нам, должен быть остановлен и возведен в ранг нарушителей. Если за восемь часов нам встретится только 59 солдат, матросов, сержантов, старшин или офицеров, то «большой круг» обеспечен, а ночью где ж ты 30 человек еще наловишь?

Успех службы в патруле во многом зависит от характера начальника патруля. Если он в меру свиреп и сообразителен, то план выполнить можно.

— Товарищ сержант, вы нарушаете форму одежды!

— Никак нет, товарищ капитан. — На сержанте все блестит, придраться явно не к чему.

— Во-первых, вы пререкаетесь с начальником патруля, а во-вторых, верхняя пуговица мундира у вас не в сторону советской власти. Документы!!!

Точно, блестящая пуговица с серпом и молотом внутри пятиконечной звезды пришита чуть-чуть неровно, а может быть, пуговица не очень плотно пришита, разболталась, и оттого молоточек повернут не вверх, как ему подобает, а немного вбок. На этом можно поймать любого, вплоть до министра обороны — пойди уследи, чтобы все пуговицы постоянно были повернуты молоточками точно вверх.

На увольнительной записке сержанта капитан размашисто пишет: «Увольнение прервано в 16.04 за грубое нарушение формы одежды и пререкание с патрулем». Я записываю фамилию и номер части сержанта, и нарушитель, козырнув капитану, отправляется в свою часть. Сейчас сержант совсем беззащитен, его увольнительная записка больше недействительна, и если по дороге в часть его задержит другой патруль, то ему уже могут пришить самовольную отлучку.

Итак, первого мы взяли на четвертой минуте, еще 476 минут и 59 нарушителей.

— Товарищ рядовой, вы нарушаете форму одежды!

— Никак нет, товарищ капитан, не нарушаю.

— Товарищ рядовой, вы пререкаетесь с начальником патруля!

— Никак нет, товарищ капитан, я не пререкаюсь, я только хотел сказать, что я форму не нарушаю.

— Гвардии курсант Суворов!

— Я!

— Вызывайте дежурную машину — злостный нарушитель!

— Есть дежурную машину!

Пока мой напарник записывает фамилию злостного, а капитан ловит еще одного, я бегу к ближайшей телефонной будке.

Да. Сержант-то был поопытнее, на второй фразе язык прикусил. А солдатик зеленоват. Оттого тебя, родной, сейчас с почестями повезут. Я бегом возвращаюсь от телефона, а рядом со злостным уже стоит курсант-летчик: нечеткое отдание чести. 16 минут службы — три нарушителя, так бы и дальше!

— Товарищ старшина, у вас козырек не на два пальца от бровей!

— Никак нет, товарищ капитан, точно на два пальца.

— Пререкаетесь! Документы!

С нашим капитаном не соскучишься, молодец, ничего не скажешь. А что это там в кустах? Никак, смертельно пьяный защитник отечества? Точно, он.

Между улицей и тротуаром чахлый кустарник, туда-то и завалился в стельку пьяный воин. Мундир нараспашку, правый погон оторван, грудь, брюки, сапоги — все облевано, все в грязи. Фуражку он давно потерял. Переворачиваем на спину, эх черт, не повезло! Курсант нашего родного танкового училища. Гвардеец. Своих не трогаем, свой — не нарушитель. Ибо между всеми частями гарнизона идет напряженное социалистическое соревнование! Свое училище подводить нельзя. Но трепещи, авиация, артиллерия и все прочие! А своих нет, выпил просто человек лишнего. С кем не бывает. Машина, вызванная из училища, тихо увозит загулявшего танкиста. В статистику он, конечно, не входит, не считается. Да и забрали его только потому, чтоб не замерз, а то еще простудится. Земля-то холодная, не лето.

— Товарищ лейтенант, вы нарушаете форму одежды!

Лейтенант послушно молчит. Грамотный.

— У вас, товарищ лейтенант, перчатки черные, а должны быть коричневые!

— Так точно, виноват, товарищ капитан.

— Документы!

У нашего капитана тоже черные перчатки. А где же их, коричневые, возьмешь? Офицеру перчатки не выдаются, потому что промышленность не выпускает коричневые. Офицеру на перчатки деньги выдаются, мол, купи сам, но купить их негде. Повторяю, что советская промышленность коричневых не выпускает. Кто в Германии служил, тот себе на всю жизнь пар двадцать накупил. А кто не служил, того патрули ловят. Перед заступлением на дежурство всем офицерам полковник Еремеев под расписку лично выдал по паре кожаных коричневых перчаток, на время, поносить. Но перчатки эти были настолько заношены, изорваны и велики, что офицеру в них просто неприлично ходить. Оттого наш капитан их немедленно снял и аккуратно спрятал в карманы — не приведи Господи потерять!..

— Так отчего же вы, товарищ лейтенант, форму нарушаете? Или приказ министра обороны вас не касается?

— Виноват.

— Идите!

— Есть.

Фамилия лейтенанта красуется в нашей статистике. Придет время лейтенанту в академию поступать, глянут большие начальники в личное дело, мать честная, 100 раз за один только год остановлен патрулями и все время за одно и то же нарушение! Да он же неисправимый! Сажать таких надо!!! А вы — в академию! Думать надо!!!

— Товарищ старший лейтенант, вы нарушаете форму одежды! У вас перчатки черные. Или приказ министра обороны не читали? А почему же нарушаете? Умышленно? Из любви к нарушениям?

Капитан снимает свою черную перчатку и записывает фамилию старшего лейтенанта в черный список.

* * *

До смены 2 часа 17 минут. В черном списке — 61 нарушитель. В темноте, явно не замечая нас, мурлыкая что-то под нос, бредет явно хмельной артиллерист. А наш капитан его вроде и не замечает.

— Разрешите, товарищ капитан, бога войны прихватить?

— О нет, пусть живет, он 62-й. И запомни, Витя, план должен быть всегда перевыполнен, но с минимальным превышением. Это закон всей нашей жизни. Понимать пора: «Нормы научно обоснованы и неоднократно проверены жизнью». Пойдем мы же в патруль через пару месяцев, а нам и дадут наловить не 60, а 65, а то и все 70. А пойди их 70 налови. И современные нормы оттого и существуют, что находились балбесы вроде тебя, все перевыполнить старались, а их же, этих балбесов, патрули теперь по городу ловят. То-то.

Счастливец артиллерист, так и не заметив нас, бредет неизвестно куда. Если все патрули на его маршруте уже выполнили и слегка перевыполнили план, то может он, пьяный, преспокойненько идти через весь город. По всем центральным улицам, расстегнутый, грязный, с нахальным хмельным взором.

Число пьяных и подвыпивших солдат, курсантов, сержантов между тем продолжает нарастать. Большинство из них давно поняли преимущества плановой системы и таились где-то до вечера. Чувствую, контроль ослаб почти одновременно сразу во всех районах города. Все патрули спешили пораньше выполнить план, чтобы гарантировать себя от «большого круга», а теперь все изменилось. Наиболее опытные проходимцы и алкаши используют «разрядку напряженности» в своих далеко не благородных целях. С 24.00 все они, даже самые пьяные, прижмут хвосты, ибо знают, что на маршрут выходят самые глупые, самые неудачливые патрули, которым дня не хватает наловить кого попало.

* * *

Несмотря на возросший поток настоящих нарушителей, пьяных и хулиганистых, делать нам решительно нечего. Мы сидим на скамейке парка под голыми еще ивами. Капитан дает консультацию по тактике германских танковых войск. Выпускные экзамены не за горами.

— Тактика, братцы мои, вещь сложнейшая. Когда нашим генералам говоришь, что тактика сложнее шахмат, они смеются, не верят. А чего же тут смеяться? Шахматы — самая грубая, самая поверхностная модель боя двух армий, причем армий примитивнейших. А в остальном все как на войне: король беспомощный и неповоротливый, но его потеря означает полное поражение. Король — это точное олицетворение штабов, громоздких и малоподвижных, уничтожил их — вот тебе и мат. Под ферзем я понимаю разведку, во всей ширине этого понятия, разведку всемогущую и всесокрушающую, способную действовать самостоятельно и молниеносно, ломая все планы противника. Конь, слон и ладья в комментариях не нуждаются. Тут сходство очень большое. Особенно в действиях кавалерии. Вспомните Бородинское сражение, рейд кавалерии Уварова и Платова в тыл Бонапарту. «Ход конем», не только по содержанию, но и по форме, гляньте только на карту! И никого русская кавалерия не рубила и не гнала, а только появилась в тылу, и все. Но Бонапарт при ее появлении воздержался от того, чтобы направить в бой свою гвардию. Это во многом и решило судьбу сражения и России. Вот вам и «ход конем». Современный бой, — продолжал капитан, — в тысячи раз сложнее шахмат. Если на шахматной доске смоделировать маленькую современную армию, то количество фигур с самыми разнообразными возможностями резко увеличится. Чем-то придется обозначить танки, противотанковые ракеты, противотанковую артиллерию и артиллерию вообще, авиацию истребительную, штурмовую, бомбардировочную, стратегическую, транспортную, вертолеты, всего не перечислишь… И все это нуждается в едином замысле, в единой воле, в теснейшем взаимодействии. Наша беда и главное отличие от германцев в том, что мы привыкли считать слонов да пешек, абсолютно не придавая значения вопросам их грамотного использования. А между тем германцы войну против нас начали, имея всего-навсего три тысячи танков против наших двадцати четырех тысяч. Мы сейчас много всяких версий выдвигаем, только главного признать не хотим, того, что германская тактика была куда более гибкой. Попомните мои слова — случится что-либо на Ближнем Востоке, разделают они нас под орех, на количественное и качественное превосходство они хрен положат. Что толку в том, что у тебя три ферзя, если ты в шахматы играть не умеешь? А наши советники играть не умеют — это факт, посмотрите только на начальника кафедры полковника Солоухина, он только что из Сирии вернулся…