Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия - Нелли Карпухина-Лабузная

И при трёпе со следователем рассказал он мне, как невзначай, что Анатолий тот умер уже.

Я: «Как это?»

А он мне поведал окончание той печальной повести.

Пришло в колонию Анатолию письмо от жёнушки бывшей: мол, дорогой муженёк, подала я на развод, потому как я молода и красива, мне хочется жить. А дочек твоих, как хочешь, так и воспитывай, мне они только мешают, под ногами путаются.

И рванул Анатолий в побег. Солдат-первогодок из автомата в него сгоряча семь пуль и всадил, и все в спину. Колючая проволока забора сползти не дала. Так, мёртвого с семью дырками, с забора и сняли.

И смерть та была ровнёхонько через год. Мы по датам проверили.

А Светку ту я ещё раз в жизни встречала. Лет через семь.

Вела я обычное гражданское дело, где бывшие муж с женой однокомнатную квартиру поделить не могли: он новым браком оженился, дитё народил, да новую жёнушку жильем обеспечить хотел. Вот той новой женушкой та Светка и была. И по справке жилфонда, дочек с ней не было.

А судьёй по делу была жена того следователя. Случайности, правда?

Жильё Светка не получила. Костьми я легла, но квартира ей не досталась.

Часто-частенько, когда мне пеняют, что, мол, как это так, вы, адвокаты, убийц защищаете, и нет совести у вас, адвокатов, и что вы злыдни, я вспоминаю Толиков этих.

Убийцы – они. А жёны их – королевы.

Ура! И погоны на плечи

Этот был не вор, не убийца, не растлитель малолетних, а вовсе наоборот, старший следователь! Следственного отдела аж самой милиции! И величать его следовало бы не Толиком, а Анатолием Петровичем. А вот, подишь ты, звали его все просто Толиком. И потому, что со всеми был мил да любезен, и потому, что как-то не получалось называть его строго по имени с отчеством. Его подследственные, конечно, называть его так и прав не имели, но между собой кликали Толиком. Их он не бил, что само по себе было редкостью. И нас, адвокатов, не обижал, не ставил обычные палки в колеса.

Вечером в главном кафе, где собирались гульнуть и бандиты и Толик, они чегось там не смогли поделить. Выскочили целой оравой за бедным ментом. Тот обогнул здание дома, шмыгнул в свою родную «девятку». Но тронуться не успел, как догнали его, паразиты! Главный обидчик, Женечка О., просто перевернул в одиночку машину.

Толик лечился, Женька сидел. Пока нары пролёживал в ИВС: прокурор ещё не решила, по какой статье дело Женечке шить.

Вот тогда меня подключили к защите бандита. Завели его в комнату следственную, да в наручниках, да при удалом таком сопровождении: участковый из старших, два мента по бокам. Я возмутилась нарушением прав человека: чего к адвокату в наручниках привели? Менты объяснили неумному адвокату: бандит есть бандит. Чуть не тер-р-ростический акт в отношении работника правоохранительных органов совершил! И т. д. и т. п.

Заставила таки оставить одних адвоката и подзащитного Женьку, чьи полудетские вихры никак не давали понять, что это суровый бандит с криминальнейшим прошлым. Наручники сняты, сел, закурил. И полилась наша беседа.

«Что, бабу не поделили?», – от неожиданности моего вопроса Женька опешил.

И правду: «Ага».

«Ну, рассказывай, как дело было?».

А дело обычное: не поделили бабёнку, смазливую очень, два мужика: женатый ментяра и Женька-пацан. Кстати, Светка, особу ту Светкою звали, тоже была не свободна. Муж её, Коля, тихо-тихо кололся. И мальчоночка в этой семье подрастал.

Светка с кафе быстренько смылась, а два барана остались подраться. Ну, а теракт появился потом, когда Толик прокурору докладывал, на какие там деньги да и зачем он вечером в кафе время просаживал. Не будет же Толик прокурору сам на себя статьи пришивать да навешивать. А про облик моральный его и вовсе молчим. Да ещё и жену его, Иру, быстро в известность поставят: – в городке сплетниц хватало. И не знаю ужо, кого Толик больше боялся: жены Ирочки или прокурора, но дело вывернул круто.

Так и попал Женечка О. в лапы системы. Так, мол, и так, докладывал Толик, террористический акт мы раскрыли! Ура, и погоны на плечи ему.

Стали писать протоколы, и стал сыпаться «террористический акт».

А я ещё пару свидетелей разыскала, которые и Светку, как облупленную, не понаслышке знавали, и в кафе при них мужички Светку делили, да не поделили.

Вышел Женька домой, на свободу. Светку ту бросил. Вскоре женился, ребенка родили. Бросил он мафию, поступил по контракту в ряды украинской доблестной армии. В спецназ определён. Почему?

Да забыла сказать: Женя занимался очень даже профессионально боевыми искусствами, какими, сейчас и не вспомню. Но ударом ноги выбивал косяк двери, это точно. На спор, пока он сидел, он упражнялся на казённых дверях, и старший тот мент, что его заводил, он тоже искусствами овладевал, как наукой. Разбили вдвоём дверь следственной комнаты вдрызг. В комнату, в следственную, куда на допрос приводили подстражных «сердешных». На спор. Чисто в моём присутствии, определяли, кто из них более крут.

Пыталось меня начальство милиции зацепить: подначила, мол. Я отвертелась: что то за двери, если ударом ноги разбиваются вдрызг.

А история дальше пошла своим ходом. Про Толика, разумеется, про него, капитана милиции. В отличку от Женьки он Светку не бросил, устраивал её на работу, добился «малосемейки», двухкомнатной, между прочим. В те времени спрос на жильё был огромен, и Светкино с Колей жильё драгоценным алмазом светилось в семейном брачном венце.

Коля всё наркоманил, да наркоманил. Стал приворовывать, ездил по селам и дальним и ближним, тащил всё, что за дозу сходило. Отец ездил к людям улаживать, как говорил, «ситуацию».

Потом Колька попался. За него хлопотал Анатолий. Бегал ко мне, упрашивал защищать злосчастного наркомана. Светка крутилась рядом да около, умываясь крокодильей слезой, всюду таская своего пацанёнка. Я сдуру взялась за защиту. Колька, безвредный верзила, признавался во всём, то есть в кражах. Не признавал грабежи. Грабежи те «висели» на Анатолии. Их нераскрытость вела к одному: лишению премии Анатолия. А Колька упёрся, аж в никакую! Грабить не грабил, вот воровать – воровал. С тем в суд и пошли. Колькин отец, жалеючи внука, ущерб возместил. Ну, думаю, хорошо. Грабёж отметем, за кражи Кольке светит «условно». И мне хорошо, гонорар отработан. И Кольке с семьей тоже неплохо, зачтут в срок пребывания в ИВС, и домой – на свободу.

«Не так сталось, як згадалось», говорит украинская поговорка.

Вот и у нас вышло наоборот. Вечером, накануне суда, пообщалась я с Николаем: вроде всё на мази. Утром, не торопясь, наслаждаясь природой, ползу на работу. Как хорошо день начинался. Одно только дело и ненадолго: Кольке осталось произнести последнее слово – и приговор. Почти сто процентов условный.

Бац! Судья, молодая и прыткая, что за карьеру и маму продаст, возобновляет судебное следствие. Что? Почему? У меня уши торчком.

А она: «Подсудимый, это ваше письмо?» И трясёт бумажонкой.

Тот: «да, моё». И она зачитала. С наслаждением. Вслух. Как котёнка слепого меня растоптала. В письме Николай признавался семье, что совершил всё: и кражи, и три грабежа, и просил наркоты «на добавку».

Получил он три года. Тюрьмы, а точнее, колонии.

Вечером, в следственной комнате, я чуть не убила злонесчастного дурака: как это можно самому на себя написать приговор?

Молодняк из охраны было подумал, что, правда, убью такого придурка. Жалели его: им ровесник, был он безвреден. Вот на паях и Колька, и молодцы из охраны мне рассказали, как вечером было.

После меня, вечерком, часов этак в десять, Кольке принёс передачу «друг» Анатолий. Толик, тот самый мент, что большим был другом семьи, особенно Светки. Принёс приличную дозу дурманного зелья. Колька со всей порочною страстью зелье скурил. Заодно «писал под диктовку какую-то «ксиву», про что, он не помнил: «в кайфе я был, неужель непонятно?» Кайф обошелся в три года реальных лишением свободы.

А что наш удалец-пострелец, мент Анатолий? А при удаче: и Светка при нём, и премия тоже его не минула. А через год он Светкину ту квартиру на себя «прихватизировал». Сумел, ну а как же! Сумел неудачливому «нарику» Кольке навесить три эпизода трёх грабежей, сумел и, попользовавшись смазливой грудастою Светкой, квартирку заполучить. Росло двое детей у него, сыновья подрастали. Толик им будущее им обеспечивал. А как же!

Да погоны новые обмывал всё в той же кафешке – майорские! Звание внеочередное он получил за раскрытие всех преступлений, придурком «нариком» совершённые.

Цена сережки

Заученными движениями в ранёхонькое летнее утро бабка привязала козу в лесопосадке, ближе к каналу. Своенравная коза могла в любую минуту рвануть только ей одной известную сторону. Наученная горьким опытом бабка постаралась покрепче привязать козу к колышку, и, для верности, пошла поискать ещё один колышек, чтобы спутать козьи ножки.

И через двадцать минут весь городишко гудел, как осиный улей: в лесопосадке бабка нашла донельзя замордованную дивчину, мученические глаза которой беззвучно-мёртво взывали к небу, такому голубому и слепящему, но которое уже ничего не могло дать ей в её так и не закончившиеся двадцать три года.