Дочки-матери - Андрей Кранин

- Макса, так Макса, - согласился Леха. В его голосе прозвучали безразличные нотки кладбищенского могилокапателя, давно потерявшего счет трупам.

Он вошел в комнату, подошел к Максу, ухватил его со спины за подмышки и, зафиксировав того в вертикальном положении, подлез под левую руку обмякшего друга, обняв его за талию.

- Эй, женщины, подсобите, - крикнул он, обнаружив, что несмотря на стройный стан, Макс был неожиданно тяжел.

Тут Юля подошла к Максу с другого бока и попыталась сделать тоже самое, что Леха, со своей стороны. Втроем они начали напоминать остатки партизанского отряда, выходящего из окружения. Волоча бесчувственное тело, по коридору, они направились на первый этаж в мужскую половину корпуса. Дотащив пьяного друга до кровати, они осторожно, уложили его.

- Слушай, Юлька, ты накрой его чем-нибудь, а я пойду отолью, а то сейчас обоссусь, - распорядился Леха.

Он вернулся только через пятнадцать минут, забежав ещё на пару минут к Нике, чтобы убедиться, что она в порядке. Зайдя в палату он не стал включать свет, а пошарив в темноте рукой, нашел свободную койку и улегся. Из угла, где покоилось тело Макса, доносилась какая-то возня. Леха прислушался к беспокойному сну товарища, пока не понял, что Макс был не один. Второе открытие его удивило ещё больше, потому что он услышал порывистый шепот Юли Шкарупиной.

- Макс, мне так хорошо... - все что смог разобрать Леха.

"Ну, и дела", - подумал он про себя.

Студенческий этикет приписывал в таких случаях делать вид, что ничего не происходит. Сексуальная жизнь студентов была их личным неприкосновенным завоеванием. Каждый мог её вести с кем хотел, когда хотел и где хотел. Однако, что-то Лехе на давало покоя. Он понимал, что сейчас не тот распространенный случай любви по обоюдному согласию. Прожив с девочками две недели, он узнал про них многое, а уж кто из них был девственницей, он мог определить с точностью подросткового гинеколога. Он точно знал, что у Юли не было до этого мужчин. Еще он точно знал, что произойдет сейчас. Пьяный в стельку Макс, даже не соображающий, кто с ним, отзовется на позывы похотливой мужской плоти и трахнет эту наивную девочку. С таким же успехом он может трахнуть и Леху Максу сейчас все равно. Лехе стало жалко Юлю. Он сам помог стать женщиной полудюжине девиц, но, понимая, как важен первый сексуальный опыт, он всегда обставлял это так, чтобы оставить у женщины яркое незабываемое ощущение пьянящего счастья. Не всегда он потом считал нужным это счастье закрепить дальнейшими встречами, но в памяти всех его партнерш он навсегда застревал как нежный и опытный любовник.

Лехе относился к наивным Юле и Леле, как если бы они были его провинциальными кузинами, приехавшими из Вышнего Волочка в Москву посмотреть на Красную площадь. У него была естественная потребность их защищать.

Он встал, подошел к любовникам, дотронулся до плеча Юли, но вдруг его остановил вполне трезвый голос Макса:

- Отвали, бодибилдер, не видишь, я с дамой.

Юля, стесняясь Лехи, но не в силах справиться с собой, добавила:

- Леш, я ОК, не волнуйся...

Леха выругался про себя. Зачем он поперся спасать Юлю? Знает ведь она, на что идет. Как будто на неё в парке в Люберцах ночью студенты ПТУ напали.

"Пошли, вы все!" - обращаясь собирательно, бросил Леха и улегся на кровать, зарывшись с головой под одеяло.

Юля действительно знала, на что шла. Она ждала этого момента уже давно. Она не знала, случится ли это сегодня, завтра, через год, но она хотела этого и не собиралась отступать. Ее наивность убеждала её в том, что переспав с Максом, она наконец получит его целиком. Он станет "ее парнем" и они будут вместе. Она была сильно влюблена в него, очень сильно, до потери бдительности.

Она ощутила в себе легкую дрожь и какую-то сырость между ног, когда опытные руки Макса по хозяйски стали шарить по её телу. Он задрал свитер, расстегнул бюстгальтер и впился в её грудь. "Ой, не пахнет ли от меня потом?" - мелькнуло в голове у Юли. Но Макс грудь не опускал, значит его это не волновало. Потом он взял её руку и направил себе в пах, делая поглаживающие движения. Леля ухватилась за что-то скользкое и упругое, вибрирующее в её руках. "Это" было ещё к тому же густо засеяно волосами у основания. И тут её озарило, ЧТО же она держала в руках и терла пальцами, как будто поглаживала морскую свинку. Ей стало гадко. Однако, Макс, почувствовав, что ритм её ослаб, спросил задыхающимся шепотом:

- Ты что, девочка что ли?

- Нет, - ответила она, - но женщиной я ещё стать не успела.

Юля удивилась вопросу Макса, ей казалось, что "девочка" относится к периоду жизни до начала менструаций. Она вспомнила невзрачный продукт отечественной полиграфии "Девочка. Девушка. Женщина", который им, девятиклассникам, на уроках этики и эстетики семейной жизни раздавала стыдливая биологичка, сохраняя при этом на лице выражение монашки встретившей в рыбной лавке куртизанку.

Все таки, по Юлиным оценкам и, следуя классификации брошюры, она ещё в школе стала девушкой. Странный какой-то вопрос.

Макс, осмыслив глубины Юлиной неопытности, решил действовать иначе. Он попросил её расслабиться, лечь и подумать о чем-нибудь приятном. Сам, освободив её от джинсов, оказавшихся под ними колготок и трусов, продолжал ласкать её грудь. Но делал это нежнее, слаще и через пару минут Юля начала постанывать.

- Макс, мне так хорошо, - выдавила она хрипло.

Тут и появился Леха. Юля надеялась, что он останется у Ники, но нет, пришел мешать. Она же им с Никой никогда не мешала. Когда он улегся в кровать, она почувствовала себя лучше, и вдруг она ощутила, как Макс ловким движением распростал ей ноги и, несколько раз прицелившись, больно вошел в нее. Она судорожно дернулась, захотела высвободиться из под него, но он, приковав её запястья к кровати своими руками, прохрипел:

- Лежи спокойно, я скоро кончу.

- Что кончишь? - судорожно дергаясь, не поняла Юля.

- Все, что начал, - последовал ответ Макса.

Утро представляло из себя лаконичную интерпретацию картины "Последний день Помпеи". В комнате царил смердящий хаос. Пробуждение было тяжелым и стыдливым. Всяк, проснувшийся в своей постели, был рад, что вчера хватило интуиции её найти. А те, что как Соня провели ночь в душе, тоже были рады, что не в кустах на улице, где по утрам уже были устойчивые заморозки на почве. Впрочем, это было обычное утро "картошки".

Евгения Викторовна и Леля проснулись раньше всех. Не сдавая своих привычек, Лелина мама приняла контрастный душ (в душевой она изрядно испугалась лежащей на полу Сони. Евгения Викторовна желая помочь ей перелечь на лавку вдоль стены, принялась тормошить Соню, но вместо благодарности она услышала: "Ника, пошла на хер, спать охота!"). Затем Евгения Викторовна сделала утреннюю гимнастику у распахнутого окна и засела за сорокаминутный утренний макияж. Аккуратная Леля, увидев последствия вчерашней вакханалии, немедленно взялась за уборку.

- Лелечка, - прошептала Евгения Викторовна, боясь разбудить Нику, - мы, наверное, вчера страшно шумели, даже неудобно как-то.

- Ничего, мама, мы не одни шумели. У нас по субботам все шумят, - ответила Леля, сгребая со стола мусор в объемный пластиковый пакет. - У тебя голова не болит? У меня раскалывается и тошнит ужасно.

- Это Леля алкогольное отравление. Тебе не нужно было пить вино. Ты же не любишь спиртное.

- Ну, как-то за компанию хотелось. Как говорит Макс "не пьянства окаянного ради, а токмо пользы для.."

- Максим на меня произвел очень хорошее впечатление. Воспитанный, эрудированный мальчик, такие сейчас редкость. Остальные ребята не очень...

- Мама, - оборвала её Леля, - тут Ника. Может потом всех обсудишь?

- Ты права. Однако, - оглядевшись произнесла Евгения Викторовна, - где же остальные участники банкета? Соня, я уже знаю, отдыхает в душе. Но больше меня интересует, где твой отец. Нам уже пора ехать - ему завтра на работу.

Ответом ей послужило явление Алексея Эдуардовича на пороге комнаты. Вид у него был слегка помятый, но, в целом, обычный для российского чиновника. Он, войдя, не снижая голоса, начал распоряжаться от отъезде. Ника сонно заерзала у себя в кровати, и только тогда Алексей Эдуардович заметил её.

- Женя, - понизил голос он. - Меня уже из приемной разыскали. Надо срочно ехать.

- Я готова, - ответила Евгения Викторовна, - доштриховывая губы умелыми движениями. - Лелечку бы хорошо забрать из этого трудового лагеря. Нечего ей здесь делать.

- Оставь Лельку в покое, пускай жизнь понюхает, а то все как в инкубаторе.

- О ком вы спорите? - вмешалась Леля. - Уж не обо мне ли? Тогда спросите меня, что я хочу делать.

- Тебя мы спросим, когда ты выйдешь удачно замуж и заведешь собственных детей, - назидательно сказала мать, упаковывая сумки.

- Этого может не и произойти, - примирительно пошутила Леля, обнимая мать за плечи. - Я провожу вас, все равно здесь все проснутся только к полднику.