Утонченный мертвец (Exquisite Corpse) - Роберт Ирвин

Лицо Кэролайн выражало сомнение. Мне показалось, что она на секунду задумалась над последним высказыванием Шиллингса насчет переспать с папой (который, в моем представлении, был уже пожилым человеком, который всю жизнь проработал железнодорожником, и от которого пахло трубочным табаком), но тут же выбросила из головы эту мысль. Выступление Неда не произвело на меня впечатления, поскольку я уже слышал его анализ (почти слово в слово) «Золотоискателей 1933-го года», буквально за пару недель до того. Нед всегда говорил абзацами, без всяких э-каний и других междометий. Его речи струились плавно и воздействовали на слушателей гипнотически. Люди в баре, сидевшие неподалеку от нашего столика, оставили на время свои разговоры и внимательно слушали Неда.

– И, разумеется, вы обратили внимание, что между Игором и всеми женщинами, которых он похищает и убивает, присутствует вполне очевидное фамильное сходство. Игор, после того, как едва не погибает в пожаре в начале фильма, превращается в изуродованное чудовище, а женщины, как всем известно, тоже чудовища. В каком-то смысле, их можно рассматривать как кастрированных, то есть изуродованных мужчин. Это последнее утверждение выводит нас на новый уровень анализа этого, безусловно, глубокого и интересного фильма. События, происходящие на экране, прямо указывают на присутствие явной угрозы исконному патриархальному строю, поскольку мы видим…

– Нед, постой, – перебила его Дженни Бодкин. – А не разумнее ли будет рассматривать мужчину как своего рода уродскую женщину? Взять, к примеру, горбуна из Нотр-Дама. Разве не очевидно, что горб – это в символистическом смысле смещенный пенис, каковой можно принять за уродливое дополнение к совершенному женскому телу? И Фэй Рэй в «Тайне музея восковых фигур» – это фигура матери, которую Игор воспринимает как угрозу своей сомнительной половой зрелости. И ты, Нед, я уверена, со мной согласишься.

Дженни торжествующе улыбнулась, но Нед, дослушав ее до конца, как ни в чем ни бывало продолжил свои рассуждения, словно его и не перебивали.

– Поскольку мы видим символистический образ мужского страха перед женской сексуальностью. Игор – своего рода Синяя Борода, который может нейтрализовать женскую сексуальность, только покрыв женское тело воском. И что показательно…

– Нед, погоди! А как же, что говорила Дженни?! Что мужчина – уродская женщина? – Похоже, Феликс решительно настроилась остановить поток Недовой речи.

– Если ты дашь себе труд задуматься, ты поймешь, что мы с Дженни говорим об одном и том же, – невозмутимо отозвался Нед. – Но я все же продолжу. Показательно то, что Игор, когда убивает Фзй Рэй, превращает ее в восковую фигуру Марии Антуаннеты, женщины, которая старше его на несколько столетий, то есть, это его мать. Но и это еще не все. Если развить предыдущую мысль, я бы сказал, что хотя в фильме явно присутствуют мужские страхи…

– Нед, погоди! Погоди! Вы с Дженни говорите о двух разных вещах. Ты утверждаешь, что женщины – это изуродованные мужчины, а у Дженни все наоборот.

– Феликс, ты меня утомляешь, – ответил Нед, по-прежнему не сводя глаз с Кэролайн. – Как я говорил, хотя в фильме явно прослеживаются мужские страхи перед женской сексуальностью, на самом деле, главное в фильме – это страх женщины перед своей собственной сексуальностью. Этим он и интересен, я бы даже сказал, притягателен. Комплекс Красавицы и Чудовища. Собственная сексуальность кажется женщине пугающей и абсурдной. Добавлю, кстати, что на удивление многие женщины, молодые, красивые и интересные, с которыми у меня что-то было, боялись в открытую говорить о своих сексуальных потребностях и предпочтениях.

Нед смотрел прямо в глаза Кэролайн. Она сидела с прямой спиной, над своим бокалом шанди*, и спокойно выдерживала его жгучий взгляд.

– Женщинам, которые спят с Недом, надо бояться лишь одного, чтобы он не схватился за плетку, – громко сказала Феликс.

– Именно так лично мне видится основной конфликт фильма, – невозмутимо закончил Нед. – Хотя, разумеется, «Тайну музея восковых фигур» можно интерпретировать как притчу о вуайеризме и опасностях такого подхода, когда женщин рассматривают в качестве сексуальных объектов. Впрочем, фильм настолько неопределенный и многозначный, что провести полный его анализ не представляется возможным.

Все долго молчали, а потом Оливер сказал, что он понял фильм точно так же. Дженни вновь завела разговор о куклах Ганса Беллмера. Беллмер и Дали собираются выставить в Нью-Барлингтоне, помимо прочего, и свои восковые фигуры.

* Шанди – смесь пива или портера с лимонадом или безалкогольным имбирным пивом.

– Приходи на закрытый просмотр, Кэролайн. Каспар, непременно возьми Кэролайн на закрытый просмотр.

Феликс сказала, что ей надо выпить еще, чтобы как-то расслабиться после мутного выступления Неда, но Оливер сказал, что нам нужно идти, потому что ему уже скоро выходить на сцену. Большинство из компании все равно собиралось засесть в «Дохлой крысе», поскольку уже подходило время традиционного вечернего возлияния. Оливер пригласил и нас с Кэролайн, но Кэролайн вежливо отказалась, сказала, что мама с папой ждут ее к ужину. Я хотел проводить ее до дома, но она разрешила только до автобусной остановки. Сказала, что она не хочет, чтобы из-за нее я не попал в клуб. Когда мы ждали автобуса на остановке, она спросила, что имела в виду Феликс, говоря про моих «развеселых подрулсек».

– Именно то и имела. Просто подружки.

– Расскажи мне о них.

– Расскажу, но потом. Не сейчас. Лучше скажи, ты пойдешь на закрытый просмотр, на выставку? Там будет интересно.

Кэролайн задумчиво кивнула.

– Да, я пойду.

Я думал, она вернется к вопросу о развеселых подружках, но тут подъехал автобус. Если бы она продолжала настаивать, у нее, может быть, и получилось бы пробиться в своего рода тайную комнату герцога Синяя Борода, где хранилась моя коллекция прошлых постельных привязанностей. Девственность я потерял в Стамбуле, в пятнадцать лет. Там была (и, наверное, есть до сих пор) целая улица борделей, в районе Пера, неподалеку от моста Галата. Турки валено расхаживали по улице и разглядывали полуголых женщин, стоявших в дверях или у распахнутых окон, и мы с моим провожатым ходили вместе со всеми, и, в конце концов, остановились на женщине, которую оба сочли самой красивой. У нее были короткие волосы, жесткое лицо и груди, как два теннисных мячика. Мой провожатый вручил мне какую-то сумму денег, которую я отдал кассиру в кассе, располагавшейся на входе в публичный дом. Потом я показал на женщину с короткими волосами, и она молча увела меня наверх. Она сразу бросилась на кровать и раздвинула ноги, а когда я попробовал что-то изобразить, ясно дала мне понять, что ей не нужны мои поцелуи и ласки, и лучше бы я побыстрее кончал, хотя меня и не требовалось поторапливать -все закончилось очень быстро. Она тут же вскочила с кровати и бросилась к биде. Через пару минут мой провожатый решил, что он тоже, пожалуй, ее опробует.

Потом у меня были более приятные, хотя и более дорогие случайные связи: почти бурный почти роман с Жанин в Париже, и одна незабвенная ночь с Кики де Монпарнас, и потом в Лондоне – с бессчетным количеством прелестниц, которым я платил за любовь, в том числе и с проституткой, что называется, зрелых лет, питавшей ко мне самые нежные чувства, с моей «Смертью от старости», как нарекла ее наша братия. В каком-то смысле все эти женщины были мне вместо матери. Но теперь я надеялся от них спастись.

Посадив Кэролайн в автобус, я поспешил в «Дохлую крысу». Памела с Оливером решили устроить совместное выступление. Памела пела «Ou Sont Tous Mes Amants» и «Chanson du Rat Mort» своим ночным дымным голосом, а Оливер (под сценическим псевдонимом Мандрика) показывал даже не фокусы, а жонглерские трюки с двумя колодами карт, создавая из них веера, водопады и прочие подвижные картины. Он заставлял карты бегать вверх-вниз по его рукам и парить в воздухе между его расставленными ладонями. Яркий сценический грим не скрывал, а скорее подчеркивал его мрачное меланхолическое выражение, под прожекторами было жарко, и пот стекал по его лицу, мешаясь с расплывшейся тушью. Оливер был похож на Пьеро, плачущего черными слезами.

Я пробрался за столик к своим, где меня уже ждал наполненный бокал. Я пил шампанское и размышлял о своей злобной натуре. Сравнив себя с Игором из фильма, я пришел к неутешительному заключению, что я, по сути, такое же чудовище, которое охотится на невинных, доверчивых женщин. Но (и в этом было решающее различие) я страстно желал отпущения грехов, чтобы потом объявить с полным правом: «Это не я. Это был кто-то другой». Зачем я сидел в этом клубе? Не будь мои сны столь мучительно скучны, я предпочел бы лечь спать – это было бы всяко лучше, чем весь этот дым, шум и кричащая безвкусица. В тот вечер мы все сидели какие-то унылые и подавленные. Особенно мне запомнилось лицо Феликс, у нее были красные опухшие глаза, и было вполне очевидно, что они с Недом опять разругались.