Любовь из пробирки - Настя Ильина

кабинета. Я подхожу и смотрю на него. Он встаёт на ноги, выдавливая улыбку. Сложно не заметить его напряжение. Взгляд больше похож на острый взор коршуна, выискивающего добычу.

— Иван Александрович, вы подумали о продаже «Атланты»? — спрашивает он.

Никаких приветствий, значит, хочет держать меня на коротком поводке. Даже забавно становится. Я немного морщу нос, потому что он начинает внезапно чесаться. Сколько туалетной воды Вольский на себя вылил? Запах такой, словно я нахожусь на парфюмерном заводе. Мерзенько… Хочу зайти в кабинет и закурить, чтобы избавиться от этого запаха, витающего теперь в носу. А ещё злюсь. Злюсь, что больше не чувствую аромата Лены… Миры…

— Разве я не сказал, что позвоню, как только что-то прояснится? — спрашиваю я холодным тоном, пытаясь дать ему понять, что любезничать не собираюсь.

В конце концов, это ему хочется с бывшей счёты непонятные свести, поэтому пусть ходит передо мной на задних лапках.

— Сказали, но…

— Вот это «но» меня останавливает. Вы уж простите, но я не привык думать под давлением. Пока я не готов обсуждать продажу «Атланты», потому что мои партнёры увидели выгоду в этой фирме. Что решится завтра, не могу сказать, но приезжать сюда каждый день не советую.

Я слышу нотки раздражения в собственном голосе. Вольский явно упал в моих глазах, когда замахнулся на женщину, и мне даже становится жалко Миру. Если муж вёл себя с ней так же и распускал свои клешни, то я с удовольствием обкромсал бы их и выкинул в аквариум к пираньям. Нет… Это совсем не означало того, что она на меня так действует, просто мужик, поднявший руку на слабую женщину, недостоин эту руку носить…

Вольский не успевает заикнуться даже, потому что я захожу в кабинет и закрываю за собой дверь. Ярость клокочет внутри ровно до того момента, пока я не закуриваю сигарету и не делаю несколько затяжек. Дым заполняет лёгкие, проникая в мозг и помогая немного расслабиться. Вот только горечь, остающаяся на языке, напоминает, что это та ещё дрянь — отрава, которая медленно убивает мой организм, поэтому тушу сигарету и откидываюсь на спинку кресла.

Что же с тобой не так, Мира? И почему именно ты беременна?

Я решаю, что докопаюсь до способа её оплодотворения, постараюсь выяснить — от кого она беременна и как это произошло. Ну не может же она быть той самой… Да бред это всё! Конечно, не может!

Глава 8. Уступая

Стук в дверь заставляет меня отвлечься от документации. Я поднимаю голову, но никого не вижу, поэтому облизываю пересохшие губы и негромко отвечаю: — Войдите!

На пороге появляется широкоплечий мужчина спортивного телосложения. У него коротко стриженные русые волосы и невероятно синие глаза. Такая кристальная чистота взгляда поражает меня, и я невольно замираю, глядя на него. Интересно, у моего донора такие же?

— Добрый день ещё раз, — улыбается он и проходит вперёд.

Мне его вид придаёт больше уверенности: если часом ранее я сомневалась, что всё ещё хочу синеглазого донора, то теперь уверена — у моей малютки будут такие же кристально-синие искренние глаза.

— Добрый, — отвечаю я. — Присаживайтесь. Илья?

Не могу ничего поделать с собой и бесстыдно рассматриваю его, хоть и понимаю, что это неприлично. Идеальные черты лица нарушает если только небольшая горбинка на носу, но она ничуть не портит его внешность, даже придаёт особую изюминку. Мне нравятся ровные строго очерченные губы, и я на несколько секунд останавливаюсь на них, но затем отвожу взгляд в сторону, ругая себя за такое «знакомство».

— Всё верно. Иван Александрович сказал, что вы изумительная женщина, и он не ошибся.

Я нервно ухмыляюсь. Прямо так ему Александрович и сказал? Да Орлов — я нашла его фамилию в документации — мог меня кем угодно назвать, но точно не изумительной.

— Мне приятно, что Иван Александрович так сказал, — отвечаю я, точно зная, что с работниками топор войны начальства обсуждаться явно не должен.

— Итак, у меня были некоторые наработки для дизайна офисного помещения там…

Илья достаёт ноутбук из специальной сумки, подключает его и смотрит несколько секунд на меня. Я отвожу взгляд в сторону, решая, что «гляделки» затянулись, а это никому из нас точно не нужно. Мне не до мужчин. Теперь уж точно.

Илья покашливает, прочищая горло, а затем напряжённо смотрит в ноутбук, клацает левой кнопкой небольшой беспроводной мышки, которую выудил из той же сумки, и с довольным видом разворачивает ноутбук ко мне.

— Ну вот! Посмотрите! Были вот такие наработки… Мы думали туда посадить офисных сотрудников…

«Крыс», — появляется неприятная мысль.

Я снова облизываю губы — дурная привычка, от которой никак не могу избавиться. Стандартное разделение на кабинеты, причём я бы даже сказала не особо удобное. Меня не цепляет в его проекте ничего… А ещё нет окон… С этим важно что-то сделать. Понятно, что в подвале окна выбить нереально… Чёрт… Орлов хочет превратить нас в самых настоящих подпольных крыс. Мне хочется взвыть, но я думаю о том, что Вольский совсем растопчет, попади мы в его лапы, и успокаиваюсь.

— Илья, я думаю, что это крайне неудобное расположение кабинетов, вы уж простите меня, — поджимаю я губы, глядя на него, и ставлю локти на столешницу, подтягивая телом кресло, на котором сижу, ближе к столу.

— У меня есть ещё кое-что! Подождите-ка! — он несколько раз двигает указательным пальцем, а затем поднимается на ноги, обходит меня и встаёт за спиной.

Илья упирается одной рукой в столешницу, нависая надо мной, а я чувствую, как восхищение сменяется неловкостью. Даже дышать становится тяжелее. Он воспринял мои взгляды за призыв к активным действиям?!

— Вот ещё такое есть. Как вам? — спрашивает он таким голосом, словно этот проект — его гордость.

Я скептически смотрю на эти кубики, рассованные так, чтобы побольше селёдок в банке уместить, и покачиваю головой.

— Тоже не то… Вы бы не могли отойти? — не выдерживаю я. — Мне душно, и может внезапно проявиться токсикоз…

Я решаю всем начать говорить о своей беременности, чтобы