Джентльмены предпочитают русалок (СИ) - Мэллори Х. П.

Когда я оборачиваюсь, Венди все еще смотрит на меня с ожидающим выражением лица. Я не хочу разочаровывать ее, но не вижу выхода. Я не могу сказать ей правду.

— Ты знаешь, что можешь доверять мне, не так ли? И Сойеру.

— Я просто… я выросла с верой в то, что… личные дела должны оставаться… личными, — говорю я, ища, что сказать ей.

Она кивает.

— Я это понимаю. Но я рядом, если захочешь поговорить о том, что происходит с Сойером.

Я делаю глубокий вдох.

— Он говорит, что ему нужно пространство, — отвечаю я, пожимая плечами. — И я думаю, что пытаюсь дать ему пространство, а не… подавлять его, — вот, это правда.

Венди кивает.

— Иногда люди говорят, что им нужно что — то одно, но на самом деле им нужно терпение. Чтобы выслушали. Может, если ты позволишь ему поговорить с тобой, остальное встанет на свои места.

Боги, я сомневаюсь. Я начинаю жевать губу, и она начинает кровоточить. Находясь на суше, я до сих пор не привыкла к бальзамам для губ, лосьонам и другим увлажняющим средствам, которыми пользуются люди. В океане моя кожа всегда была мягкой. Теперь без вазелина я превращаюсь в загорелую гуппи.

Когда я смотрю на часы, то вижу, что уже почти двенадцать, и мое сердце падает, как якорь. Мое обеденное свидание с Маршаллом!

— Я совсем забыла, но я… встречаюсь с кем — то за обедом, — извиняюсь я перед Венди, хотя, по правде говоря, я рада, что есть повод закончить разговор.

Венди приподнимает тонкую бровь, но на ее губах появляется улыбка.

— О, значит, у тебя горячее свидание?

— Я… встречаюсь с новым другом.

— Новый друг?

Я киваю.

— Мы познакомились пару недель назад. Он здесь новенький, и я стараюсь быть… дружелюбной, — я все еще в купальнике, волосы влажные и растрепанные, в грязи с берега озера, прилипшей к корням.

Я не хочу торопить ее, но мне нужно принять душ и одеться. Венди понимающе улыбается и, обняв меня, идет к входной двери. Мы быстро прощаемся, а потом я чуть не бегу наверх, чтобы начать готовиться. Я не покупала красивую летнюю одежду, а денег у меня не так много, поэтому я довольствуюсь парой леггинсов цвета овсянки и свободной льняной блузкой. Достаточно прилично, не слишком причудливо, но и не скромно. Человеческая одежда сбивает с толку; слишком много слоев, слишком толстых там, где должно быть тонким, будто они хотят закрыться от солнца.

* * *

Я забираюсь в машину, вставляю ключи в замок зажигания и выруливаю с подъездной дорожки в сторону города. Я уже опаздываю на пять минут. Найдя хорошее парковочное место за магазином деликатесов, я паркуюсь и спешу внутрь.

— Привет, — приветствует меня веселая официантка, — столик на одного?

— Вообще — то, — говорю я с улыбкой, — я кое с кем встречаюсь.

Когда мои глаза находят Маршалла в другом конце зала, на уголках моих губ расцветает застенчивая улыбка. Он сидит в угловой кабинке, потягивает что — то из стакана, и когда он смотрит на меня, его янтарные глаза загораются, но не так сильно, как его улыбка на тысячу ватт: она освещает всю комнату.

Посейдон, человеческие мужчины меня погубят.

Глава шестая

Мой обед с Маршаллом так приятен. Я не знаю, как это возможно, но мы разговариваем так, будто мы старые друзья — между нами такая непринужденность. После того, как мы поели и Маршалл заплатил по счету, мы вместе вышли из кафе, и Маршалл проводил меня до моей машины, открывая передо мной дверь. Он на мгновение замирает, мы оба просто улыбаемся друг другу, затем делает шаг вперед и заключает меня в крепкие объятия, на которые я отвечаю. Он держит меня невероятно крепко, и я отчасти задаюсь вопросом, отпустит ли он когда — нибудь. Но, в конце концов, он это делает и отходит на шаг, прочищая горло.

— Я прекрасно провел время с тобой, Ева.

— Я тоже. Спасибо.

— Может, было бы слишком нагло сказать, что я хотел бы увидеть тебя снова… скоро? Может, мы могли бы заняться тем, что… продлится немного дольше?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я бы тоже этого хотела, — отвечаю я. — Может, прогуляемся по пляжу?

Его улыбка становится шире.

— Да, это звучит идеально, — он делает вдох. — Я напишу тебе, и мы сможем выяснить, когда?

— Конечно, — отвечаю я кивком.

Затем он машет рукой на прощание и направляется к центру города.

Не чувствуя желания возвращаться домой, я сижу в машине пару минут. Заметив пляж по пути, я внезапно ощущаю, что скучаю по океану. И я решаю оставить машину там, где она припаркована, и спускаюсь к пляжу, решив, что прогулка вдоль воды — это именно то, что мне нужно.

Сейчас на пляже никого нет, вероятно, потому, что небо над головой чуть угрожающе затянуто темно — серыми тучами. Не говоря уже о том, что, поскольку я довольно далеко от Шелл — Харбора, неудивительно, что никто не посещает этот пляж. Наверное, это слишком далеко. Тем не менее, я ловлю себя на том, что снимаю туфли и иду по влажному песку. Песок теплый и приятный для босых ног, а запах соленого морского воздуха напоминает мне о доме.

* * *

Сама того не осознавая, я прошла больше двух часов! Мой разум забит мыслями о Сойере, которые стремительно наталкиваются на мысли о Маршалле, поэтому не удивительно, что я потеряла счет времени. Солнце уже садится, заливая все вокруг темно — желтым цветом.

Что касается Маршалла, я определенно чувствую к нему что — то — дружбу, да, но есть и нечто большее.

«Может, потому что тебе кажется, что Сойер упрекает тебя, поэтому ты ищешь утешения в Маршалле?» — спрашиваю я себя. Хм, я не уверена, но эта мысль звучит так, будто в ней есть доля правды. В любом случае — мне нравится Маршалл. Мне нравятся его легкие манеры и добрый нрав. И я должна признать, что мне нравится его физический облик — довольно сильно.

Я пользуюсь моментом, чтобы в последний раз полюбоваться морем, глубоко вдыхая воздух, прежде чем забраться на место водителя и запустить двигатель.

Это всего лишь быстрая поездка до моего дома, и к тому времени, когда я приезжаю, солнце уже садится за горизонт. Как только я захожу в свой дом, мое хорошее настроение исчезает. В воздухе витает что — то неправильное. Я не могу понять, что это за чувство, но оно заставляет мой желудок сжаться от беспокойства. Затем на меня нахлынуло озарение — Том не прибежал встречать меня к двери, как он обычно делает, когда я возвращаюсь домой после приключений. Мою грудь сдавливает, я бросаюсь вперед и, включив свет, зову его по имени, когда меня начинает охватывать паника.

Чувство паники продолжается, когда я нахожу Тома на кухне, свернувшегося под столом и дрожащего. Когда я встаю на колени, пытаясь его уговорить, Том прижимается спиной к стене и рычит.

Я оглядываюсь, но ничего не кажется лишним. Все на местах, ни одно окно не открыто. Я захожу в каждую комнату, проверяя, что могло его встревожить, но ничего не вижу. Я даже проверяю все шкафы.

— Что тебя так расстроило, мальчик? — бормочу я, изо всех сил стараясь успокоить малыша.

Возможно, угощение поможет. Угощения всегда помогают. Я выдвигаю ящик для собак, где лежат еда и лакомства Тома. Тем не менее, когда я это делаю, мой взгляд притягивается к кухонной столешнице. Я могу поклясться, что оставила нож сохнуть на полотенце у раковины, но теперь его нигде не видно. Маленькие растения, которые Венди дала мне некоторое время назад, тоже выглядят так, будто их передвинули: повернули и оставили не в том месте, где они были.

Затем я вижу нож, лежащий на подоконнике между двумя кактусами. И мое сердце начинает колотиться, когда я внезапно чувствую, что меня будто замедлили. Я знаю, что не оставляла там нож.

Недолго думая, я вбегаю в гостиную. Моя грудь вздымается, и я наполовину ожидаю увидеть кого — то там, но гостиная пуста. Пустая, но окно открыто, шторы развеваются на ветру. Не знаю, как я не заметила этого раньше. И, кроме того, подушки на диване помяты, будто там кто — то сидел. Более примечательный сам подоконник, грязный отпечаток ботинка поверх дерева.