Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

особенно выгодно.

Навстречу войскам Мюрата выдвинулся 1-й кавалерийский корпус генерала Орлова-Денисова, прижавший французов к близлежащей болотине и сильно замедливший продвижение неприятельской конницы. Правда, был шанс опасное болото обойти, но осторожный Жюно сделать это побоялся, протоптавшись на месте и потеряв уйму драгоценного времени. Атака французов практически захлебнулась. Данное обстоятельство очень помогло русским, которые относительно небольшими силами смогли долгое время удерживать весь корпус маршала Нея.

Генерал Марбо вспоминал: «…Переправа, которая могла стать весьма гибельной для противника, если бы генерал Жюно, командующий 8-м корпусом, со слишком большим опозданием переправившийся через Днепр в 2 лье выше Смоленска, не отдыхал бы там двое суток, а примчался бы на гром артиллерии Нея, от которого он был всего лишь в 1 лье! Но, даже будучи предупрежден Неем, Жюно не двинулся с места! Напрасно адъютант Шабо от имени императора передал ему приказ идти на соединение с Неем. Напрасно Гурго приехал, чтобы подтвердить тот же приказ. Жюно не сдвинулся с места!.. Ней, столкнувшийся с сильно превосходящими силами противника, ввел в действие последовательно все части своего корпуса и приказал дивизии Гюдена захватить очень хорошие позиции, занятые русскими. Этот приказ был выполнен с редкой храбростью, но сразу после первой атаки бравый генерал был смертельно ранен…»

Сражение продолжалось до позднего вечера. Французы могли увязнуть у Валутиной горы до завтрашнего утра, если бы в сумерках не подошла 3-я пехотная дивизия из корпуса маршала Даву и внезапным ударом не атаковала позиции русских. Однако стремительная атака неприятеля ничуть не смутила отважного Тучкова. Навстречу наступающим французам он лично повел Екатеринославский гренадерский полк. Противники сошлись в рукопашной…

Екатеринославцы явились, по сути, смертниками. Понимая это, гренадеры, ведомые Тучковым 3-м, не щадили себя; многие из них в том бою геройски сложили головы (впрочем, досталось и французам).

Незадолго до этого Тучков доложил Барклаю-де-Толли, что более не в состоянии сдерживать натиск превосходящих сил противника. Однако в ответ услышал буквально следующее:

– Возвращайтесь на свой пост, генерал! И меньше думайте о себе. Пусть вас убьют! Если же вернетесь живым – я прикажу вас расстрелять!..

И Тучков 3-й не вернулся. Во время боя под генералом была убита лошадь; сам он, раненный в голову и в бок, оказался в плену.

Вот как в мемуарах Тучков 3-й описывает свое пленение:

«…Едва я сделал несколько шагов в голове колонны, как пуля ударила в шею моей лошади, от чего она, приподнявшись на задние ноги, упала на землю. Видя сие, полк остановился; но я соскочил с лошади и, дабы ободрить людей, закричал им, чтоб шли вперед за мною, ибо не я был ранен, но моя лошадь. С сим словом, став на правый фланг первого взвода колонны, повел оную на неприятеля, который, видя приближение наше, остановясь, ожидал нас на себя… Приближаясь к неприятелю, уже в нескольких шагах, колонна, закричав “ура!”, кинулась в штыки на неприятеля.

Я не знаю, последовал ли весь полк за первым взводом; но неприятель, встретя нас штыками, опрокинул колонну нашу, и я, получа рану штыком в правый бок, упал на землю. В это время несколько неприятельских солдат подскакали ко мне, чтоб приколоть меня; но в самую ту минуту французский офицер, по имени Этьен, желая сам иметь сие удовольствие, закричал на них, чтоб они предоставили ему это сделать.

“Пустите меня, я с ним покончу”, были его слова, и с тем вместе ударил меня по голове… саблею. Кровь хлынула и наполнила мне вдруг и рот, и горло, так что я ни одного слова не мог произнести, хотя был в совершенной памяти. Четыре раза наносил он гибельные удары по голове моей, повторяя при каждом: “Ах, я его прикончу”… Из-за протекавших над нами облаков вдруг просиявшая луна осветила нас своим светом, и Этьен, увидя на груди моей Анненскую звезду, остановив взнесенный уже может быть последний роковой удар, сказал окружавшим его солдатам: “Не трогайте его, это – генерал, лучше взять его в плен”…»

– Будет ли у вас какая-нибудь просьба, генерал? – первое, что спросил у Тучкова маршал Мюрат, к которому доставили пленного.

– В отношении себя – никаких, – покачал головой Тучков. – А вот офицер, действовавший против меня, показал себя настоящим храбрецом. Не забудьте его наградить[172].

Русские, оседлавшие выгодную высоту у деревни Лубино, все же были оттуда выбиты. Французы вышли к Московскому тракту. Несмотря на ожесточенность сражения, бой оказался всего лишь эпизодическим, а не генеральным, как хотелось бы Наполеону. Барклай в который раз ускользнул, оставив у Валутиной горы почти пять тысяч солдат и завалив местность телами своих врагов. Когда о ходе битвы было доложено Бонапарту, он вознегодовал:

– Этот бездарный Жюно! Он упустил русских. Просто немыслимо! Из-за этого человека я теряю кампанию…

И все же дело было не в Жюно – все упиралось в русских! Кошки-мышки продолжались. Французского императора, словно какого дуреху, раз за разом водили за нос. Избегая генерального сражения, эти негодники и не думали убегать: да они и не убегали – русские воевали! Только война эта была какая-то другая – новая для европейцев и, надо думать, привычная для самих русских.

Наполеон вновь и вновь склонялся над картой местности. Неприятель, если верить разведчикам, объединившись, уже был под Дорогобужем. Пройдясь по комнате, ставшей его временной штаб-квартирой, Император, резко остановившись, нахмурил лоб: он никак не мог припомнить, кто из его окружения впервые назвал московитов коварными скифами?..

К концу августа Смоленск полностью очистили от трупов. Занимались этим в оккупированном городе солдаты 8-го Вестфальского корпуса (генерала Жюно). Так распорядился Наполеон: те, кто позволил себе преступное промедление при Валутиной горе, должен был понести заслуженное наказание. Хотя бы такое…

* * *

С катавасией, навязанной французам противником, следовало быстрее заканчивать. Одна лишь мысль о безалаберном Жюно вызывала в Наполеоне очередной приступ гнева.

– Передайте генералу Жюно, я им очень недоволен, – обратился главнокомандующий к маршалу Бертье после ночного посещения Валутиной горы. – Нет! Я крайне возмущен! Этот негодник испортил всю кампанию! Последующее будет всего лишь исправлением той ошибки, которую допустил герцог д’Абрантес. Русские в который раз были у нас в руках, но мы вновь, увязнув с их арьергардом, упустили и врага, и время… Сказать по правде, мне бы вообще не хотелось видеть герцога…

Исправлять то, что наделал Жюно, следовало немедленно. Впрочем, Бонапарт исправлять ошибки умел. Возвратившись в Смоленск, он приказал привести к нему пленного раненого генерала.

– Какого корпуса, генерал? – поинтересовался Бонапарт у Тучкова, когда того ввели к французскому главнокомандующему.

– Второго, –