Хельмова дюжина красавиц (СИ) - Карина Демина

…а ведь не переменилась. Не то, чтобы Себастьян так уж хорошо знал ее-прежнюю, но сколько ни приглядывался, странного не замечал.

Не ошиблась ли Ядзита?

Вышивает, словно не слышит ничего… и прочие ослепли, оглохли… нет, не оглохли, но прислушиваются к ссоре, любопытствуют.

— Да и кому интересны дела минувших дней, — Богуслава расправила руку, глядя исключительно на собственные ногти. Розоватые, аккуратно подпиленные и смазанные маслом, они тускло поблескивали, и Себастьян не мог отделаться от ощущения, что при нужде эти ногти изменят и цвет, и форму, став острее, прочнее, опасней…

…аж шкура зачесалась, предчувствуя недоброе.

— Никому, — согласилась Габрисия, мазнув ладонью по пылающей щеке. — Куда интересней, как ты с единорогом договорилась, дорогая…

Мазена закрыла книгу.

А Эржбета оторвалась от записей… Лизанька и та письмо, едва ли не до дыр зачитанное, отложила.

Интересно получается.

— Панночка Габрисия, — Клементина, по своему обычаю державшаяся в тени, выступила. — Вы осознаете, сколь серьезное обвинение выдвигаете против княжны Ястрежемской? И если окажется, что вы клевещете…

— Я буду очень удивлена, — в полголоса произнесла Ядзита. Игла в ловких пальцах ее замерла, но ненадолго.

— Я обвиняю Богуславу Ястрежемскую в обмане и подлоге. Она давно уже не невинна… — Габрисия разжала кулаки. — Четыре года тому я застала ее в постели с… князем Войтехом Кирбеничем…

— Ложь, — легко отмахнулась Богуслава.

— Как драматично! — Эржбета прикусила деревянную палочку, уже изрядно разжеванную. — Накануне свадьбы невеста застает суженого с лучшею подругой в… в компрометирующих обстоятельствах…

— Габи, не позорься, — Богуслава не выглядела ни смущенной, ни напуганной. — Тебе показалось, что ты застала в Войтеховой постели меня…

— Показалось?!

— Именно, дорогая, показалось… у тебя ведь зрение было слабым… настолько слабым, что без очков ты и шагу ступить не могла. А тогда, помнится, очки твои разбились…

— Весьма кстати…

— Бывают в жизни совпадения…

— Я узнала твой голос, — отступать Габрисия не желала. — Или ты и в глухоте меня обвинишь?

— Разве я тебя хоть в чем-то обвиняю? А голос… мало ли схожих голосов… я понимаю, — Богуслава поднялась. — Очень понимаю твою обиду… и клянусь всем светлым, что есть в моей душе, что невиновна…

…она обняла Габрисию, и когда та попыталась отстраниться, не позволила.

— Тебя глубоко ранило предательство жениха… верю, что ты застала его с кем-то…

Она поглаживала Габрисию по плечу.

— Но не со мной… Габи, ты радоваться должна…

— Чему?

Габрисия успокоилась, что тоже было несколько странно.

— Тому, что не успела выйти за него замуж. До свадьбы, после… он бы предал тебя… посмотри, какой ты стала…

Богуслава развернула давнюю приятельницу к зеркалу.

— Ты красавица… ты достойна много большего, чем то ничтожество… — она обошла Габрисию сзади и, наклонившись, прижавшись щека к щеке, смотрела уже на ее отражение. — Ты с легкостью найдешь себе нового жениха… и уж он-то сумеет оценить сокровище, которое ему досталось…

Габрисия смотрела на собственное отражение.

А то плыло, черты лица менялись…

…она и вправду была потрясающе некрасива, длинноноса и узкогуба, с близко посаженными глазами, с тяжелым скошенным подбородком, со сросшимися бровями, какими-то непомерно темными, точно кто-то прочертил по лицу ее линию.

Габрисия всхлипнула и зажмурилась.

— Это все в прошлом, дорогая… все в прошлом, — пропела на ухо Богуслава, отпуская жертву. — Мы так давно не виделись… и я готова признать, что ты несказанно похорошела! Не иначе, чудо случилось!

— А то, — громко сказала панночка Тиана. — Вот у нас, в Подкозельске, был случай один. Не, я сама-то не видела, но мне дядечкина жена рассказывала. А она хоть та еще змеюка, но врать не станет. У ее приятельницы дочка росла. Такая некрасивая, что прям страх брал! От нее кони и то шарахались… и чем дальше, тем хуже… кони-то что, скотина бессловесная, шоры надел и езжай себе, куда душе угодно. Женихи — дело иное… женихи-то с шорами ходить несогласныя были.

Лизанька громко фыркнула и письмо вытащил.

Мелькнула игла в пальцах Ядзиты… и Эржбета открыла книжицу…

— …так когда ей шестнадцать исполнилося, то родители повезли ее в Познаньск, в храм Иржены-заступницы за благословением. Много отдали! Но помогло! Кони шарахаться перестали…

— Надо же… какой прогресс.

Богуслава отступила, а Габрисия, как стояла, так и осталась, устремив невидящий взгляд в зеркало…

— А с женихами что? — поинтересовалась Эржбета, прикусывая самопишущее перышко.

— У кого?

— У дочери знакомой вашей тетки.

— А… ничего… приданое хорошее положили, и нашелся охотник.

— Приданое… приданое — это так неромантично…

— Зато реалистично, — подала голос Мазена, которая сидела с книгой, но уже не читала, гладила обложку. — Без денег никакая красота не поможет…

— Не скажи, — Эржбета вертела в пальцах изрядно погрызенное писало. — Истинная любовь…

— Выдумка.

— Почему?

— Потому, — Мазена книгу все-таки закрыла и поднялась. — Надолго ли хватит этой, истинной любви, если жить придется в хижине, а носить рванину? Работать от рассвета до заката… питаться пустой пшенкою…

— Ненавижу пшенку, — решительно вступила в беседу Лизанька. — Мне ее бабушка всегда варила. И масла клала щедро… а я масло не люблю…

— Что ж, — Мазена снисходительно улыбнулась. — Если вы по истинной любви выйдете замуж за проходимца, который просадит ваше приданое в карты, то пшенку вы будете есть пустую. Без масла.

Лизонька обиженно поджала губы.

— Я говорю об истинной любви, которая настоящая, — сочла нужным уточнить Эржбета. — Взаимная.

Но Мазену не так-то легко было заставить отступиться.

— Можно и так. Тогда пшенку будете есть оба. Взаимная любовь, сколь бы сильна она не была, не гарантирует ни счастья, ни… отсутствия у избранника недостатков. Поэтому, любовь любовью, а приданое — приданым. И желательно, чтобы в контракте оговаривалась девичья доля.

— В каком контракте?

— Брачном.

— Нет, — решительно отмахнулась от ценного замечания Эржбета. — Контракт… это совсем неромантично.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});