Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков - Теодор Гладков

В 1947 году высшее руководство страны решило создать некий гигантский, сугубо централизованный (централизм был официальным принципом построения самой ВКП(б), известным как «демократический централизм»; демократизмом в нем, однако, и не пахло), разведывательно-аналитический орган.

30 мая 1947 года был создан Комитет информации (КИ) при Совете Министров СССР. В него вошли Первое главное управление Министерства госбезопасности СССР, Главное разведывательное управление Генерального штаба, а также куда более скромные разведывательные и информационные структуры ЦК ВКП(б), Министерства иностранных дел и Министерства внешней торговли СССР.

Разместился новый разведывательный монстр в Ростокино, вблизи закрытой еще в 1941 году Всесоюзной сельскохозяйственной выставки[157]. КИ было передано два здания: в одном, внушительном и мрачноватом, ранее размещался распущенный в 1943 году Исполком Коминтерна, во втором — трехэтажном, но зато длинном, была до войны гостиница для колхозников, участников ВСХВ.

Первым председателем Комитета информации был назначен Вячеслав Молотов, являвшийся тогда первым заместителем Председателя Совета Министров СССР и министром иностранных дел СССР.

Генерал-лейтенант Павел Судоплатов в своих воспоминаниях писал: «Оглядываясь на прошлое, я вижу, что вполне здравая идея создания единого аналитического центра для обработки разведывательной информации была реализована на практике не так, как следовало. Оперативное руководство разведывательными операциями не надо было передавать в чужие руки. Что же касается нового Комитета информации, то его задачи надо было ограничить анализом материалов разведки…

Прежнее разведуправление НКВД-НКГБ, являвшееся основным инструментом обеспечения интересов госбезопасности за рубежом, по существу превратилось в придаток Министерства иностранных дел, основная деятельность которого — дипломатия, а не разведка…

Комитет информации был учрежден одновременно с образованием ЦРУ в Соединенных Штатах. Это была попытка — глубоко ошибочная! — аналогичным образом отреагировать на происходящие изменения в Америке».

Судоплатов в данном случае абсолютно прав. В самом деле, информация, касающаяся международных дел, поступала к главному «потребителю» КИ — собственно председателю (он же — министр иностранных дел) едва ли не в тот же час после того, как подвергалась расшифровке. С другой стороны, кому в МИДе нужны были ценнейшие данные научно-технической разведки или сведения о том, что в армии такого-то государства поступило на вооружение новое орудие? В конечном итоге, эта информация все же попадала в заинтересованные ведомства, те же отраслевые министерства, или к военным. Но на это уходило драгоценное время. К тому же была в определенной степени утрачена прямая связь между, к примеру, той же научно-технической разведкой и предприятиями, как мы сегодня выражаемся, «военно-промышленного комплекса».

Александр Коротков получил в Комитете информации ту же должность, что занимал и в МГБ: начальника нелегальной разведки, которая отныне именовалась управлением. Его заместителем стал известный военный разведчик контр-адмирал Леонид Бекренев, впоследствии адмирал и заместитель начальника ГРУ.

Назначение Короткова еще на должность начальника управления «I-Б» в МГБ оказалось событием довольно примечательным в истории спецслужб. Дело в том, что руководителем службы нелегалов всегда — это правило неукоснительно соблюдается и по сей день — назначался одни из самых опытных офицеров разведки достаточно высокого ранга. Однако кроме Александра Короткова ни одним из начальников этой службы сам в «поле» с нелегальных позиций не работал, даже если прослужил под прикрытием в разных странах порой не один десяток лет. Насколько известно автору, в практике ведущих зарубежных спецслужб такой прецедент также не ведом.

Стал сотрудником Комитета информации, Коротков, однако, в громадном здании в Ростокино появлялся не часто, разве что по вызову первого заместителя председателя Петра Федотова, руководящего всей повседневной работой ведомства. Изредка бывал он и у самого председателя — Вячеслава Молотова. Для этого ехать в ростокинскую даль не требовалось: Министерство иностранных дел располагалось на Кузнецком мосту.

Как служба особо законспирированная, нелегальная разведка разместилась не в Ростокино, а в уютном старинном особняке, вернее, городской усадьбе без какой-либо вывески в Лопухинском переулке, что соединяет Пречистинку (тогда улицу Кропоткинскую с Остоженкой (тогда Метростроевской) неподалеку от станции метро «Кропоткинская» (тогда «Дворец Советов»).

С первого дня существования КИМ стала выявляться его малая жизнеспособность как организации в целом. Очень уж разные задачи выполняли традиционно две ведущие советские разведки: внешнеполитическая и военная, хотя порой действия конкретных разведчиков за рубежом в силу складывающейся обстановки, а то и случайностей, совпадали. Различались и подготовка кадров двух ранее самостоятельных ведомств, и, как бы мы сегодня сказали, менталитет сотрудников. В самом деле, офицеры и ПГУ и ГРУ являлись военнослужащими, носили порой одинаковые звания. Однако психология человека, закончившего нормальное военное училище или академию, и его сверстника, получившего образование в гражданском учебном заведении и лишь потом проучившегося от силы год в разведшколе или на краткосрочных курсах, разумеется, не могли не совпадать в каких-то весьма существенных моментах. И выходцы из ПГУ, и офицеры бывшего ГРУ подчинялись одним и тем же уставам Красной Армии (внутренней службы и дисциплинарному), однако взгляды на служебную иерархию, отношения между сотрудниками все же изначально и серьезно различались.

Да и в «поле» им приходилось работать в разных условиях, вращаться в других слоях общества, с иных позиций, исходя из своих специфических соображений, вербовать агентуру.

Спасало положение, то есть позволяло Комитету информации как-то все же выполнять свои функции высокая квалификация и опыт основного состава кадровых сотрудников, независимо от того, к какому ведомству они ранее принадлежали.

Этот не очень удачный симбиоз продолжался, впрочем, не слишком долго. Вячеслав Молотов — о чем было известно лишь в узких кругах высшего эшелона власти — фактически утратил свое положение второго лица в партии и государстве, хотя в официальных сообщениях его фамилия по-прежнему называлась сразу за фамилией Сталина. По-прежнему в таком же порядке вывешивались его портреты в праздничные дни — за портретом «Самого». Сегодня трудно судить, почему вдруг Сталин утратил доверие к своему многолетнему соратнику. Во всяком случае, кроме незаметных стороннему взгляду признаков опалы, вождь обрушил на него жестокий удар. За «связь с сионистскими кругами» была арестована жена Молотова — Полина Жемчужина, самая старая большевичка, начальник главка текстильно-галантерейной промышленности Минлегпрома, в прошлом — ближайшая подруга жены Сталина Надежды Аллилуевой. В 1949 году Вячеслав Молотов был освобожден от должности министра иностранных дел СССР. Этот пост занял печально известный государственный обвинитель на «Московских процессах» Андрей Вышинский. Он же формально возглавил Комитет информации, но всего на три месяца. Как впоследствии признался сам Вышинский, за это время он умудрился не подписать ни одного документа, касающегося разведки!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});