Настоящая фантастика – 2016 (сборник) - Дмитрий Градинар

Последнюю неделю Луна падала на Рэя четыре раза. Он долго не мог уснуть, напряженно всматриваясь в настоящую, всамделишную Луну, которая, впрочем, мирно шла своей вечной дорогой, озаряя ночное пространство – где еще гуляло эхо от крика рыбака – серебряным светом. Затем он засыпал, и все начиналось сначала.

Другие две ночи ему снилось, будто он, выполняя прихоть малышки Данс, ныряет у причала за красивыми раковинами. Вдруг верх и низ меняются местами. Тревожно гудит большой пароход с обнаженными винтами, падающий в небо. Эти винты молотят воздух, команда и пассажиры прыгают за борт, но тщетно! Скоро все становится маленькой точкой над горизонтом. Причал исчезает, вместо него виден край обрыва, куда уже никогда не выбраться рыбаку. Пальцы скребут податливый известняк, и Рэй начинает падать. Глубоко. Так глубоко, что не достанет даже самая длинная в мире якорная цепь. Позже приходит осознание, что он падает, как в колодец, сквозь Землю. Вываливается с другого края и продолжает лететь, нелепо размахивая руками. Мимо ехидной Луны, готовящейся к очередному обрушению, мимо красного шарика Марса, сквозь кольца планеты-гиганта, еще дальше – к неведомым мирам, попутно превращаясь в ледяную мумию с перекошенной от крика маской вместо лица.

Доктор обернулся за четверть часа. Рыбак не собирался угощаться трубкой, любезно предложенной Солфом Халенсом, но когда тот появился в дверях, Рэй с удивлением обнаружил, что яростно терзает мундштук, едва не давясь ароматным дымом.

– Ну, как? – с надеждой спросил он у Халенса, содрогаясь от мысли, что вскоре начнет грезить наяву, перестанет управлять собой, вот как только что с этой чертовой трубкой, и вовсе сойдет с ума.

– Совсем другой случай, я успел просмотреть записи по дороге, – доктор не выглядел ни удрученным, ни растерянным, как это бывает с людьми, ожидающими важных известий, а вместо этого получившими по почте пригласительный на ежемесячный благотворительный скрипичный концерт. – У пациента профессора Кауса выявлена травматическая патология. Это артиллерист, который получил сильную контузию при службе в Африканском экспедиционном корпусе.

– Но он тоже видит страшные сны? – уточнил Лингфилд.

– Иногда видит. Вследствие контузии ветеран страдает повышенным внутричерепным давлением, от которого, к счастью, имеются средства. Обычные ночные кошмары. Бессвязные и нерегулярные.

– То есть бедняга имеет возможность получать передышки?

– Вроде того. Пустое, давайте лучше займемся нашими проблемами.

После череды неудачных попыток исправить положение и помочь рыбаку доктор считал это общей проблемой.

– Не отчаивайтесь, дружище! Вы в порядке. Здоровье – как у быка! – При упоминании о быке Рэй вздрогнул, сразу же вспомнив поднимающуюся из травы тяжелую рогатую голову с выпученными бельмами вместо глаз. – Пока что я стараюсь найти щадящие средства, но есть ведь еще способы. Можно прибегнуть к лечению электричеством, – снова дрожь по телу, – гипноз, например…

Врач остановился напротив Лингфилда и потеребил нижнюю губу. А после принялся возбужденно мерить шагами кабинет.

– Да! Конечно же – гипноз! Я спишусь с самим Фалькруа! Если потребуется, вызову даже графа Мотеруэлла или, наоборот, отправляю вас к нему в Глазго, это уже детали… Гипноз! Посмотрим, правда ли все то, что говорят об этой дьявольской штуке!

Но Рэй молчал, потому что врач, сам того не желая, только что признался в профессиональном бессилии. У него не было ничего – ни за шиллинг три пенса, ни даже за сотню золотых гиней, – что могло бы помочь несчастному рыбаку.

– Решено! Я немедленно сажусь писать в Глазго!

В порыве Халенс даже не поинтересовался, что пережил за истекшую неделю его пациент. И Рэю оставалось спешить к пристани, потому что по всем признакам к вечеру ожидалось сильное волнение, и нужно было успеть добраться до Хелмсдейла или хотя бы к Дорноху, пока не начнется шторм.

Он опоздал. Едва баркас прошел четверть пути, как поднялся сильный встречный ветер. О том, чтобы идти в крутом бейдевинде, используя штормовой парус, не могло быть и речи. Морская гладь, ставшая вдруг свинцовой и переставшая быть гладью, задышала крупной зыбью. Верхушки волн – пока еще низких и покатых, обросли белыми барашками. Седой Эрл-Кит, шкипер баркаса, прозванный так за то, что когда-то ходил на китобое к Новому Свету, посмотрел на Рэя, но тот и сам – опытный рыбак! – понимал, что нужно идти обратно. На развороте в борт ударила первая тяжелая волна – предвестница других ударов. Глухо отозвалась обшивка, и баркас задрожал, как струна. Потом трещала парусная оснастка, когда, подгоняемый холодным попутным ветром, набравшим свежесть, баркас мчался в Нэрн. Волны вставали уже вровень с фальшбортом, и пришлось причаливать в военной гавани, откуда только что, в переливах боцманских дудок, ушел старый броненосец, сопровождаемый двумя миноносными катерами. Такой шторм военному кораблю не в диковину. Наверняка кто-то из ретивых адмиралов давно желал провести штормовые учения. И серый, похожий на гигантский утюг, корабль принялся разбивать могучей грудью вал за валом, окутываясь тучами брызг, пока его грузный силуэт не растворился в пелене дождя.

Этот броненосец позже заглянет в сон Лингфилда, только там он станет другим – израненным, черным от копоти сражения, с сорванными броневыми плитами и пожарами по всей палубе. А сам Рэй окажется заперт в тесном каземате носовой орудийной башни, где было не продохнуть из-за едкого запаха жженого тола и раскалившихся казенников морских орудий. Но сначала ему пришлось пережить кое-что похуже.

Шторм продлился двое суток. Вместе с ним с моря на берег обрушилась страшная гроза. Молнии били почти так же густо, как в кошмарах рыбака. На станции дилижансов, где он появился, кутаясь в плащ, одолженный у врача, сказали, что все рейсы отменяются. Единственным экипажем, который отправился в путь, оказался фургон фельдъегерской службы. Впрочем, королевская военная почта ушла совсем в другую сторону, в Лоу-Баки. Насквозь промокший рыбак вернулся к особняку с кирпичной дорожкой. Поэтому доктор Халенс получил возможность очно наблюдать – каковы они, кошмары его пациента, и как велико их разрушающее воздействие. Сразу после громкого пробуждения Лингфилда Халенс измерил ему давление, простукал со всех сторон, выслушивая в стетоскоп, и изумился, насколько неистовый пульс разыгрался у Рэя. Они до самого утра пили чай, за чашкой чашку, и молчали. Рэй – от неловкости, что доставил столько хлопот, а врач – оттого, что ему нечего было сказать. Потом Халенс поднялся к себе в спальню, а Лингфилд заново расположился на диване. И снова проснулся – с криком, красными кругами под веками, тяжелым дыханием…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});