Настоящая фантастика – 2016 (сборник) - Дмитрий Градинар

– Но остальной платой станет обещание вести дневник, где вы будете записывать все, что…

– Я согласен.

Так начиналось их знакомство. Доктор Халенс, о котором все отзывались как о хорошем специалисте, полном энергии и знаний, лишенном спеси, что зачастую присуща людям его сословия, оказался вдобавок оптимистом, которого не остановят никакие трудности. Также, поняв уже на третьем сеансе, что он не может пока предложить сколь-нибудь эффективное лечение, врач вообще отказался принимать плату, только кивал с благодарностью, когда Лингфилд передавал пакет с торчащими из него рыбьими хвостами. Впрочем, на городских рынках цена на жирную сельдь Северного моря держалась достаточно высоко, и для врача, ведущего городской образ жизни, подарки рыбака были теми же деньгами. Но в отношении второй части платы – дневника с описанием снов – Халенс был неумолим.

Садовая калитка, туго перевитая плющом, открывалась только наполовину, и доктор сделал шаг в сторону, пропуская посетителя.

– Вас не затруднит подождать в прихожей, пока я схожу на почту? Должна поступить корреспонденция, касающаяся вашего случая, так что…

Доктор развел руками, улыбка его выглядела несколько смущенной. Неужели эскулап сдался, мелькнуло у Лингфилда. Уловив тревогу пациента, Халенс поспешил пояснить:

– В прошлом номере «Медикал ревью» я нашел статью некоего профессора Кауса, смотрителя клиники в Плимуте. Там описывался схожий случай, а профессор точно так же указал пациенту вести дневник сновидений, почему я и решился попросить коллегу об услуге и представить мне копию дневника. Возможно, это окажется полезным.

– В таком случае, я хотел бы вас сопровождать, раз уж вы беспокоитесь для меня.

– Ерунда, до почты всего несколько кварталов, а вы наверняка устали с дороги. Пройдите и подождите в прихожей. Можете выкурить трубку, а заодно освежите свою память, все-таки нам предстоит кое-какая работа, не так ли?

– Хорошо, доктор, если вы настаиваете, я…

– Замечательно! – крикнул уже на ходу Халенс, быстро перебирая длинными ногами по мостовой, ступая без разбору во все лужи, что лежали на его пути.

Лингфилд какое-то время понаблюдал за доктором, как он вышагивает, будто цапля, а после, тронув калитку, ступил на мощенную красным кирпичом дорожку, ведущую к особнячку.

Сны, сны, сны… Проклятье Лингфилда, свалившееся на него полгода назад.

Он исколесил всю округу, беседовал со множеством священников, настоятелями мелких и крупных приходов и учеными мужами вроде аббата Говарда. Но эти беседы оканчивались одинаково ничем. Разве что свечами, поставленными рукой рыбака перед ликами всех святых, какие только есть.

Сны… То, что остальным людям дарило покой и делало ночь непохожей на смерть, стало настоящей мукой для Лингфилда. Карой за неизвестно какие грехи.

Сначала, впрочем, все было не так уж страшно. Просто в обрывки сновидений вкрадывалось ощущение тревоги. Это могли быть останки коровы, валяющиеся неожиданной грудой посреди зеленого луга. Раскат грома прямо над головой. Неожиданный риф, вынырнувший из волн прямо перед носом его лодки, когда Рэю снилось море. Сон не обрывался, а тек дальше – широкой извилистой рекой, чьи берега так чудны и загадочны. Тогда Рэй еще не вскакивал с жуткими криками, из-за которых Элен перестала ложиться с ним в одну постель, а малютка Данс начинала хныкать, разбуженная отцовским криком. Это была не та тревога, когда сердце вот-вот вырвется из груди, просто какое-то неудовлетворение сном. Но вот потом мертвая корова попыталась встать на ноги, теряя из прорех в шкуре что-то черное, скользкое, будто слипшиеся водоросли, и Рэю приходилось бежать по лугу, неожиданно оборачивающемуся топким болотом, только бы оказаться подальше от жуткого кадавра. Раскаты грома сопровождались теперь вязью разноцветных молний. Единственным укрытием становилась лишь старая, опрокинутая лодка на побережье, под которой нужно было лежать, поджав колени, и глохнуть от этого грома, разрывающего перепонки, слепнуть – от вспышек света, проникающего сквозь щели. А сам ливень становился горячим, будто Творец вскипятил на небе облако.

Что до таинственного рифа, возникающего именно там, где его не могло быть никаким образом, – над глубинами за Диггер-банкой… Теперь сделать что-нибудь, уйти от удара или хотя бы попытаться его смягчить, подставив борт, – не получалось. И риф, вцепившись каменным клыком в левую скулу лодки, вспарывал ее от носа до кормы, затем Рэй падал в воду. Отличный пловец, самый выносливый ныряльщик среди артельщиков, он вдруг становился беспомощен, как бедуин – житель пустыни, видевший воду разве что в лужах чахлых оазисов. Он безропотно падал вниз, в холод, сжимая губы. Прямо перед глазами оказывались тусклые рыбьи тела, воздух таял, и легкие будто бы прилипали к спине. Тогда Рэй начинал мычать, удерживая последние пузыри, рвущиеся наружу. А когда становилось совсем невмоготу и что-то раздирало изнутри грудную клетку, он открывал рот, втягивая с первым жадным вдохом соленую воду. Вот тогда и рождался крик.

Рывком поднимаясь в постели, Лингфилд хватался за грудь, ожидая, что сейчас вода польется из него, как из щедрого дождевого стока. Внизу начинала плакать младшая дочь. Ей только-только исполнилось пять, и крепким сном она не отличалась. К малышке Данс тут же спешила ее сестра Джил, в свои пятнадцать лет снискавшая славу первой красавицы Хелмсдейла. А рядом с кроватью появлялась Элен, застывая восковым изваянием. Лунный свет делал печаль в ее глазах вовсе безмерной, но чем могла она помочь?

Сны стали змеями, кусавшими Рэя со всех сторон, и здесь ему явно не хватало умений святого Патрика.

Рэй начал пить. Вот только крепкий эль, бьющий в голову сильнее любого громового раската из сна, не спасал его. Сны оставались прежними, а выходить на лов становилось раз от раза труднее и труднее. Поэтому вскоре Рэю пришлось отказаться от такого помощника. Бессильны оказались и разные снадобья: маковые зерна, заваренные в молоке, душистый хмель, настойка из вереска. На каждую попытку Лингфилда сны отвечали большей тягостью, еще более сильными страхами. Теперь он видел, словно наяву, как на Хелмсдейл падает Луна. А в окошке верхнего этажа что-то кричали Элен и дочери, но слов было не разобрать.

Первым порывом становилось – вбежать по лестнице, схватить дочерей в охапку, подтолкнуть Элен! Но другая часть сознания подсказывала – не успеть! Ему не успеть! И вот уже каменная планета, которую он так любил рассматривать в сильный морской бинокль, заполнила весь небосвод. Лунные кратеры, моря Ясности и Спокойствия, изломанные горные цепи – все это рушилось, рушилось, толкая перед собой тугую струю воздуха.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});