Короли рая - Нелл Ричард

Он знал, что молод, и все же ощущал такую усталость – усталость оттого, что его используют и говорят ему, кто он есть и почему это важно, что ему лгут люди, всегда служившие только себе. Все, чего он хотел, всегда хотел, это любить и быть любимым – не на острие копья или на пьедестале пред толпой, а в дружеских объятиях.

Он почувствовал слезы, когда напускная бравада исчезла во тьме. Он позволил всем притязаниям на знание и уверенность развеяться, как рисовой бумаге на ветру. Я не стою у руля, это правда, и, наверное, не стоял никогда.

Он не понимал свою семью, свой народ, мир в целом – даже себя самого. Но не был уверен, что и кто-то другой все это понимает.

«Принять правду», говорите? Правду о том, что я блуждаю во тьме, напуганный и одинокий? Без всякой веры в то, что все имеет значение, – так же, как и все остальные?

Он чувствовал, что это испытание, как и все другие глупые проверки, которым его подвергали, скоро закончится: очередной неуспех на подходе. Но кого именно я подведу, спросил себя он, кому какая разница? И что есть успех?

Он подумал о том, как стоял вне своего тела в храме Бато, пытаясь заставить свои руки воспроизвести символы в монастыре.

«Важно, почему ты это делаешь», – услышал он голос мастера Ло и снова ощутил истину слов этого подлого старого ублюдка, точно удар колокола.

«Неужели ты одновременно мудрый и жестокий?» – подумал Кейл. Затем сжег эту мысль и сосредоточился на своем дыхании.

Лани, сомнения в самом себе, его отец – все они попадали в огонь и исчезали, пока весь мир не превратился в белый пляж и прилив. Там к братьям Кейла присоединился Андо и теперь улыбался, глядя на волны. Кейл тоже смотрел и держал мальчика за руку, пока тот не уплыл прочь в пепле.

Затем он стоял вне своего тела, и дух понапрасну моргал, такой же слепой во мраке. Он перестал пытаться видеть, вытянув руку и «ощущая» своим духом – каким-то образом воспринимая тепло и влагу, исходящие от его собственного тела, а также от священника и его света, как будто приобрел какое-то новое чувство осязания. За пределами он мог чувствовать даже тепло, исходящее от студентов снаружи, но оно было подобно солнечному свету, сияющему на воде вдалеке – так близко, что можно увидеть и запомнить его на своей коже, но не найти в воспоминании отрады.

Почему? Почему я здесь? Почему я борюсь? Он потряс головой, ощущая себя одиноким лишь из-за того, что спросил, но чувствуя, что как минимум один ответ у него, пожалуй, есть. Почему я хочу зажечь эти богом клятые свечи, Ло? Потому что никто из моих братьев на флоте не умеет читать. Потому что страдают люди, которые этого не заслуживают. Потому что другие, которые заслуживают, не страдают. Потому что, может быть, если мы с этим странным Богом сумеем просто зажечь эти дурацкие гребаные свечи, то вдруг нам удастся изменить и те другие вещи тоже?

Частички тепла придвинулись ближе, а возможно, видоизменился Кейл. Он попытался прикоснуться к этому теплу и подержать в руках – не чтобы поглотить, не чтобы уничтожить, ибо каким-то образом чувствовал, что любая вещь в состоянии лишь изменяться и преобразовываться. Ухватившись за это тепло, он почувствовал, как жар высасывается из его тела, затем из священника. Фонарь погас, как будто настежь распахнулась дверь, и каждая свеча со слышимым «вжух» зажглась.

39

Расскажи мне в точности, как все было.

Великая Священница Нуо вздрогнула от интонации Экзарха. Даже в лучшие времена Священный Зал Собраний ощущался маленьким и душным, но скверное настроение мужчины и жаркий летний воздух заставили ее вспотеть от макушки до бедер.

– Я не совсем уверен, Ваша Милость, – сказал Чунь, священник, ответственный за проведение испытаний.

– Ну, тогда расскажи мне, что ты знаешь.

Мастер-Распорядитель кивнул, совершенно невозмутимый, несмотря на впивающиеся в него взгляды.

– Мой заместитель объяснил ритуал… Гостю Императора… и продолжил, как обычно…

– И тот не имел никаких других контактов, кроме студентов и назначенных тобой священников?

– Да, Ваша Милость, как вы знаете, подобное строго контролируется. – Чунь кивнул и воспринял молчание как сигнал к продолжению: – Через несколько минут мой заместитель почувствовал «холодок», похожий на порыв ветра. Его лампа замерцала и погасла, а когда он снова посмотрел на подношение, все свечи горели.

Некоторые из Помазанников забормотали и заерзали на своих сиденьях с толстыми подушками.

– Что ж, в таком случае остаются лишь два варианта, – промолвил Экзарх, человек, «самый близкий к Богу» во всем мире. – Либо мальчик совершил чудо, не будучи избранным… – то, как он это сказал, ясно отражало, насколько вероятным он считал подобное, – либо кто-то вмешался в испытание.

Бормотание перешло в неучтивую болтовню, и лицо Распорядителя вспыхнуло багровым оттенком. Скорее от гнева, чем от стыда, подумала Нуо.

– Это попросту невозможно, Ваша Милость. Каждый священник, связанный с испытанием, является Помазанным. Безукоризненным. И единственной персоной в испытательной комнате, кроме самого мальчика, был мой заместитель.

Заместитель, который, как все понимали, был в большей степени приемным сыном Чуня.

– Тогда логика подсказывает, что виновным является твой заместитель.

Глаза Распорядителя выпучились, как будто его душили, и Нуо чуть не рассмеялась. Теоретически Экзарх отвечал за горный храм, но только глупец давал пощечину влиятельному человеку без цели или доказательств.

– Друзья мои, – вмешалась она, – разве самое простое объяснение обычно не самое лучшее?

Высшие Священники и Магистры повернулись к ней.

– По какой причине Жу не мог выбрать этого мальчика, чтобы тот служил Ему?

Экзарх повращал глазами.

– Причина в том, что мы не выбирали его, а Жу благословил наш удачливый Совет ответственностью за подбор достойных кандидатов от своего имени.

Ты всегда был неверующим, продажным дураком, хотя бы имей порядочность это скрывать.

– И где же это записано, Ваша Милость? Вы хотите сказать, всемогущий Жу неспособен делать выбор самостоятельно?

Естественно, эта полемика была не в новинку. Но еще никогда прежде не бывало посвященного, который совершил бы чудо без «помощи» Совета, и Нуо никогда не имела доказательств, позволяющих предположить, что Экзарх и ему подобные ошибались, хотя она искренне верила, что это так. Успех иностранного принца и возможность привлечь Распорядителя на свою сторону – у нее не было выбора, кроме как действовать. В ближайшее время, конечно, ее жизнь могла бы стать весьма трудной.

Экзарх смотрел убийственным взглядом, а несмотря на его многие пороки, он все-таки был опасным человеком.

– Мы проведем официальное расследование, чтобы выяснить правду об этом… отклонении. Поскольку к нему причастен наш Мастер-Распорядитель, я выберу другого члена Совета, который возглавит дознание.

Ну разумеется – твой личный сторожевой пес терпеливо ждет на поводке.

– Великий Священник Бао, ты понесешь бремя этой задачи. Мы повторно соберемся через неделю, дабы изучить твои выводы.

– Конечно, Ваша Милость, – поклонился подхалим – квадратноголовый громила Экзарха в рясе.

Большинство остальных были слишком трусливы или безразличны, чтобы вступать в такую схватку. Как обычно, они будут сидеть сложа руки и позволят более амбициозным направлять будущее их церкви, довольствуясь тем, какую прибыль сумеют получить или какими душами руководить – в зависимости от своей набожности либо продажности.

– А что мы скажем Императору, Ваша Милость?

Нуо достаточно долго сидела молча, подобно коллегам. Но не сегодня. Губы Экзарха скривились, но он ничего не сказал.

– Если совету не удастся проинформировать Сына Неба и весть об этом достигнет его слуха каким-либо иным способом – что я полагаю вероятным, учитывая, как много студентов может быть причастно, – что ж, я боюсь его реакции, Ваша Милость.