Врата Мёртвого Дома - Стив Эриксон

– Капитан Сульмар! Что бы сказали твои друзья в совете на такие проклятья?

– Худ бы побрал тебя тоже, Ченнед. Я в первую очередь солдат. Струйка превратится в огромный поток – вот что нас ожидает!

– У нас не будет ни одного дезертира, – произнес Затишье, медленно перебирая свою огненно-красную бороду. – Саперы не могли убежать. Рискну предположить, что их что-то потревожило. Нелегко управлять толпой грязных, пестрых людей, когда ты не видел ни разу их капитана... Я не думаю, что Колтайн повторит ту же самую ошибку вновь.

– У него не остается выбора, – пробормотал Сульмар. – Первые черви заполнят их уши уже к исходу дня. Это пир, который дает забвение для всех нас, попомни мои слова!

Затишье поднял бровь.

– Если подобная перспектива вызывает у вас оптимизм, Сульмар, то мне жаль ваших солдат.

– Жалость – привилегия победителей, Затишье. Вслед за этими словами раздался одинокий звук рога.

– Приготовиться, – произнес Ченнед с видимым облегчением. – Когда спуститесь вниз, джентльмены, сохраните для меня клочок травы.

Антилопа посмотрел, как два капитана Седьмых отправились обратно. Он давно уже не слышал подобных пожеланий.

– Отец Ченнеда являлся Первым Мечом Дассема, – произнес Затишье. – По крайней мере, ходят такие слухи. Даже когда официальная история не содержит имен, прошлое все равно показывает свое лицо, не так ли, старик?

У Антилопы не было никакого настроения реагировать на насмешки.

– Думаю, пора мне проверить свое снаряжение, – произнес он, отправляясь восвояси.

К полудню последние приготовления были закончены. Ситуация напоминала бунт, когда беженцы наконец-то поняли, что армия намеревается совершить переправу без них. Колтайн выбрал клан Горностая, чтобы оберегать их покой, – конники выглядели действительно устрашающе: черные татуировки, отпиленные зубы, покрытая шрамами кожа... Да, Колтайн и здесь проявил свою изобретательность, хотя Горностай был явно недоволен и выкрикивал что-то кровожадное в сторону тех людей, которых он поклялся защищать. Через некоторое время было восстановлено некое подобие порядка, несмотря на бешеные, продиктованные страхом попытки знатного Совета вернуть ситуацию на крути своя.

Когда главные силы были сконцентрированы, Колтайн дал команду для движения вперед.

День был мучительно жарким; от иссушенной земли начали подниматься клубы пыли, как только лошадиные копыта уничтожили остатки блеклой растительности. Предостережение капитана Затишья о пыли в глотке оказалось на удивление точным, поэтому историку уже не раз приходилось прикладываться к своей жестяной фляге, висевшей на портупее, чтобы промочить горевшее горло и внутренности.

Слева двигался капрал Лист, его лицо было белым, а шлем съехал в сторону, обнажив блестящий от пота лоб. Справа от историка двигался морской ветеран. Ее имя было неизвестно, однако историк и не спрашивал. Страх перед неизвестным ближайшим будущим, словно инфекция, расползался по всему его телу. Мысли Антилопы постоянно крутились вокруг кошмара... знания. «Вокруг деталей, которые напоминали о человечности. Имена лиц похожи на змей-близнецов, которые грозят самыми болезненными укусами. Я никогда не вернусь в список неудач, потому что теперь стало понятно: безымянный солдат – это подарок. А солдатское имя – мертвый, растопленный воск – требует памяти живых... памяти, которой все равно никто не может дать. Имена не несут утешения, они призывают к ответам на сложнейшие вопросы. Например, почему умерла она, а не он? Почему выжившие остаются в тени, тогда как о погибших трубят на каждом углу? Почему мы ценим только то, что потеряли, а не наоборот?

Однако единичные личности навсегда остаются в наших сердцах... Боги, сделайте так, чтобы у меня не было никакой славы, чтобы я умер забытым и непризнанным. Сделайте так, чтобы никто не мог сказать обо мне: "Он умер, предъявив обвинение жизни"».

Река П'ата делила пополам русло сухого озера на расстоянии двух тысяч шагов с севера на юг. Как только авангард достиг восточного края и двинулся вниз, к руслу, Антилопе представился панорамный вид того, что через несколько мгновений превратится в поле боя.

Камист Рело с армией уже ожидали; огромное пространство блестело металлом на утреннем солнце, городские штандарты и племенные стяги гордо реяли на ветру, а под ними простиралось море островерхих шлемов. Солдаты волновались, будто бы подгоняемые невидимым течением. Их количество было впечатляющим.

Река представляла собой довольно узкую ленту, она появилась прямо по курсу на расстоянии шести сотен шагов. Торговый путь отмечал традиционное место брода, затем он поворачивал на запад к невысоким пригоркам противоположной стороны. Однако саперы Рело не дремали: они соорудили огромный склон из песчаника, напоминавший крутую скалу. К югу от ложа озера располагалась смесь базолита, щебня и обнаженной подлежащей горной породы; к югу возвышалась зубчатая кромка гор, которая белела под солнцем, словно человеческая кость. Камист Рело решил, что единственным направлением выхода оставался запад, и именно там виканов поджидали его элитные войска.

– Дыхание Худа! – пробормотал капрал Лист. – Этот ублюдок восстановил мост Гелор. А посмотрите на юг, сэр! Видите там столбы сизого дыма? Это же разрушенный гарнизон Мельма.

Посмотрев в этом направлении, Антилопа, наконец, понял, что их ожидает. На самой вершине юго-восточного берега озера располагалась крепость.

– Кому же она принадлежит? – громко поинтересовался историк.

– Из карты понятно, что она является монастырем, – ответил Лист.

– Какому всевышнему там поклоняются? Лист пожал плечами.

– Возможно, одному из Семи Святых.

– Если там еще кто-то остался, то они прекрасно видят, какая здесь готовится заваруха.

Камист Рело расположил войска с каждой стороны от своего элитного подразделения, блокировав северный и южный подступы к огромному котловану. Штандарты сиалка, халафана, дебрахлов и титанси возвышались на южных порядках, убарийцев – на северных. Каждая из трех армий значительно превосходила Колтайна по численности. Внезапно армия Апокалипсиса разразилась громким шумом; стал слышен стук оружия о щиты.

Моряки двинулись в сторону переправы в полном молчании. Устрашающие звуки противника перекатывались через них, словно волны. Однако Седьмые не дрогнули.

«Боги, что же выйдет из этого?»

Река П'ата представляла из себя грязный ручеек с теплой водой, шириной не более дюжины шагов. Галька, лежащая на дне, была густо покрыта водорослями. Небольшие скалы, поднимающиеся над поверхностью воды, белели под слоем птичьего помета. В воздухе висело огромное количество насекомых. Прохладное дыхание реки пропало, как только они ступили на противоположный берег; котлован был похож на раскаленную сковороду, и жар, словно покрывало, вновь накрыл солдат.

Пот струился по стеганому нижнему белью, которое располагалось под кольчугой; он тек вниз грязными потоками и скапливался на ладонях. Антилопа укрепил ремень, прикрепляющий щит, противоположная рука покоилась на рукоятке короткого меча. Горло превратилось в наждачную бумагу, и историку приходилось сдерживать свое нечеловеческое желание припасть руками к железной фляге. Воздух начал вонять солдатским потом, к нему примешивался запах страха. Однако это было не все. Над войском ощущалась какая-то меланхолия, которая сопровождала его неуклонное движение вперед.

Антилопа ощущал подобное гораздо раньше, несколько десятилетий назад. Тогда они не потерпели поражения, не было и отчаянья. Эта грусть носила практически физическую природу, и ее чувствовал каждый солдат.

«Мы идем принять участие в своей собственной резне. И как раз в этот момент, когда мечи еще не обнажены, когда земля не окрасилась цветом крови, а воздух не наполнился предсмертными криками, на людей нападает апатия. Благодаря своему защитному снаряжению мы проживем на несколько минут больше. Как же иначе можно трактовать несоизмеримое превышение противника в силе?»

– Наши мечи получат сегодня не одну зарубку, – произнес Лист сухим, прерывающимся голосом. – Согласно вашему опыту, что лучше – пыль или грязь?

– Пыль начинает душить, – проворчал Антилопа. – Пыль ослепляет. Однако грязь уводит мир прямо из-под ног. – «Ас грязью мы очень скоро столкнемся – когда кровь, желчь и моча насытят землю. Это одно и то же проклятье, но только выраженное по-разному». – Это твоя первая битва?

– Меня же приписали к вам, сэр, – поморщился юноша, – поэтому я так и не попал ни в одну серьезную передрягу.

– Твои слова звучат как возмущение.

Капрал ничего не ответил, но Антилопа все прекрасно понял. Все одногодки капрала уже прошли через серьезные испытания и видели кровь, в то время как для Листа эта битва была порогом страха. Воображение рисовало ему диковинные события, и для того, чтобы это побороть, требовался только опыт.