Большая Игра против России: Азиатский синдром - Питер Хопкирк

В декабре 1905 года либералы отстранили тори от власти. Новый кабинет, возглавляемый сэром Генри Кемпбелл-Беннерменом, искренне стремился окончательно достичь долговременного соглашения с русскими. Вскоре после прихода к власти новый министр иностранных дел сэр Эдвард Грей начал запускать в сторону Санкт-Петербурга пробные шары насчет улаживания давних разногласий двух стран в Азии. Но предстояло еще преодолеть десятилетия взаимной подозрительности. Британское правительство и власти Индии, находившиеся под мощным давлением «ястребов», крайне подозрительно относились к любым российским предложениям; Санкт-Петербург находился под аналогичным влиянием своих англофобов, особенно военных. Действительно, после разгрома на Дальнем Востоке в некоторых российских кругах вспыхнули бурные дебаты насчет вторжении в Индию, чтобы попытаться стереть позор поражения. Многие, кстати, были убеждены, что англичане подстрекали японцев напасть на них. Главным препятствием, беспокоившим британское общественное мнение, был деспотичный характер правления Николая. Отношения несколько смягчились, когда вскоре после революции 1905 года царь созвал первый парламент России, Думу, но ухудшились вновь, когда Первая Дума вскоре была распущена. Но все же оба правительства стремились раз и навсегда уладить азиатский вопрос, который за эти годы поглотил столько их энергии и ресурсов. Несколько месяцев продолжались утомительные переговоры. Вопрос касался исключительно урегулирования всех спорных проблем в отношении трех стран — Тибета, Афганистана и Персии. Все эти страны являлись важнейшими для обороны Индии. В августе 1907 года после многократных разногласий и задержек сэр Эдвард Грей и российский министр иностранных дел граф Александр Извольский пришли наконец к соглашению.

Большая Игра покатилась к своему концу. Соглашение было направлено не только на то, чтобы решить постоянные региональные противоречия между двумя странами, но и на то, чтобы сдерживать экспансию Германии в восточном направлении (хотя про это в нем не было ни малейшего упоминания). В то же самое время Санкт-Петербург предупреждал, чтобы в будущем Британия больше не препятствовала его желанию установить контроль над турецкими проливами. Имелось в виду опять-таки противостояние немецкому присутствию в проливах, которого Британия теперь боялась больше всего.

31 августа в Санкт-Петербурге в условиях строжайшей секретности историческое англо-российское соглашение было подписано графом Извольским и британским послом сэром Артуром Никольсоном. В отношении Тибета обе страны согласились воздерживаться от любого вмешательства в его внутренние дела, не искать никаких концессии для железных и шоссейных дорог, шахт или линий телеграфа, не посылать туда никаких представителей, а вести дела с Лхасой только через верховные власти Китая. Русские формально признали, что Афганистан находится в сфере британского влияния. Они заверяли, что не станут посылать туда никаких агентов, а все политические сношения с Кабулом будут вести через Лондон, хотя вольны будут там торговать. Со своей стороны англичане гарантировали неизменность политического статуса Афганистана. Кроме того, признавая обоснованность беспокойства Санкт-Петербурга, что Британия и Афганистан выступят совместно против царского правления в Центральной Азии, англичане торжественно обещали, во-первых, что подобного никогда не произойдет, а во-вторых, что они будут сдерживать Кабул от любого проявления враждебности.

Соглашение относительно Персии было гораздо сложнее. В то время, как обе стороны заверяли, что уважают ее независимость и позволят третьим странам свободно там торговать, они согласились разделить ее на две сферы влияния нейтральной зоной. России достался север и центр, включая Тегеран, Тебриз и Исфахан, Англии же оставался юг, включая жизненно важный проход в Персидский залив. Как выразился сэр Эдвард Грей: «На бумаге это была равноценная сделка. Часть Персии, прилегающая к Индии, защищена от российского проникновения. Часть Персии, доступная России, защищена от британского проникновения». Тем не менее он убеждал, что для Британии сделка выгоднее. «Практически, — писал он, — мы не уступили ничего. Мы не собирались проводить в Персии наступательную политику. Но британское продвижение в Персии так же точно угрожало России, как российское продвижение в Персии могло стать угрозой Индии». Не удивительно, добавлял он, что графу Извольскому трудно было убеждать российских генералов, «сдающих» так много, «в то время как мы уступили то, что имело небольшое или вообще не имело для нас никакого практического значения».

Но не каждый в Британии видел в новом соглашении смысл. «Ястребы», подобно их российским противникам, осудили его как распродажу. Их главой был врожденный русофоб лорд Керзон, который после отставки с поста вице-короля вернулся в Лондон продолжать бороться с кабинетом. Доведенный до кипения уже тем, как правительство кастрировало с трудом завоеванное соглашение Янгхасбенда с тибетцами, он осуждал соглашение: «Оно отдает все, за что мы боролись годами, и выбрасывает это оптом, поистине цинично в своем безрассудстве… усилия и жертвы целого столетия, и ничего или почти ничего взамен». Российская часть Персии, утверждал он, была слишком большой и включала все главные города, в то время как доля Англии была маленькой и экономически бесполезной. Что касается соглашения по Афганистану, то Англия не получила ничего, а уж тибетские статьи соглашения расценивались как равносильные «абсолютной капитуляции ». В своих суждениях он был солидарен с другим заядлым русофобом, теперь уже семидесятишестилетним ветераном Арминиусом Вамбери. Из Будапешта тот написал в британское Министерство иностранных дел, платившее ему небольшую пенсию за услуги короне: «Мне все это не нравится. Вы заплатили слишком высокую цену за временный мир, за такой, какой есть, и унижение не увеличит британский престиж в Азии. Вы проявили излишнюю осторожность перед лицом ослабленного, больного противника, хотя Британия в этом не нуждалась».

Не менее возмущены ситуацией были сами персы и афганцы, когда узнали, что их разделили между Лондоном и Санкт-Петербургом таким бесчестным способом, с ними даже не проконсультировавшись. Совершенно неизвестно, что чувствовали тибетцы, поскольку после ухода Янгхасбенда в Лхасе не было никого, чтобы это зафиксировать. Но независимо от позиции его критиков англо-российское соглашение 1907 года наконец направило Большую Игру к финалу. Две конкурирующие империи достигли наконец пределов своей экспансии. В Индии и Британии сохранялись вялые подозрения по поводу российских намерений, особенно в отношении Персии, на которую Санкт-Петербург продолжал оказывать нажим. Однако для руководства Индии не было достаточных оснований воспринять это как серьезную угрозу. Наконец-то российский жупел был отправлен в отставку. Потребовалась большая часть столетия, понадобились жертвы многих храбрецов с обеих сторон, но в конечном счете дипломаты все решили.

Так ли это? В августе 1914 года, когда англичане и русские сражались как союзники и в Европе, и в Азии, казалось, что так. Все оставшиеся подозрения были быстро забыты, когда два старых соперника объединили силы, чтобы изгнать немцев и турок со своих азиатских территорий и сфер влияния. Впервые сипай и казак не поглядывали друг на друга с подозрением и опаской через горы и пустыни в самом центре Азии, а сражались плечом к плечу. Их общая цель состояла в том, чтобы выбить новых соперников с Кавказа, из Персии и Афганистана — взрывоопасных регионов, от которых зависела безопасность и Британской Индии, и центральноазиатских владений царя. Но для самого Николая время было исчерпано. Невыносимое напряжение, вызванное войной, легло на его народ и на российскую экономику и дало его собственным «внутренним врагам» долгожданный шанс. В октябре 1917 года российская революция вызвала коллапс всего восточного фронта — от Балтики до Кавказа. Большевики сразу порвали все договоры, заключенные их предшественниками. Англороссийское соглашение, на которое с такой надеждой делала ставку Британия, стало вдруг ничего не стоящей бумажкой. Вроде бы уже завершенная Большая Игра была обречена начаться снова, в новом облике и с новой энергией, поскольку пламенный марксист Ленин поклялся увидеть Восток в огне. Однако это — другая история, о которой я уже рассказывал в другой книге…

* * *

Прошло более восьмидесяти лет с тех пор, как закончилась имперская борьба между Санкт-Петербургом и Лондоном. На обширной арене былого соперничества произошли важные перемены. Как показывают нынешние заголовки, политические перемены продолжаются, но они слишком запутанны и изменчивы, чтобы на них задерживаться. Изменением, которое удивило бы участников Большой Игры, стала открытость запретных регионов для иностранцев. Теперь сравнительно просто добраться до Читрала, где над речной излучиной все еще нависает серая каменная крепость, и до Хунзы, где Меннерс Смит заработал свой Крест Виктории, штурмуя вертикальную скалу. Бухару, где под площадью перед цитаделью захоронены Конолли и Стоддарт, можно посетить благодаря «Интуристу», так же как и Хиву, Самарканд и Ташкент, хотя последний после землетрясения был в значительной степени отстроен заново. Когда пишутся эти строки, китайцы также позволяют туристам посещать Кашгар, Яркенд и Лхасу, хотя как долго это продлится, никто не знает.