Страхи мудреца. Книга 1 - Ротфусс Патрик

— Вы должны оставаться у себя в комнатах, — мрачно сообщил Джейс. Я обратил внимание, что на этот раз он не потрудился назвать меня сэром.

Я остановился, уже взявшись за дверную ручку.

— Прошу прощения?

— Вы останетесь у себя вплоть до дальнейших распоряжений, — сказал он. — И одному из нас приказано все время оставаться при вас.

Я ощутил прилив гнева.

— А Алверону об этом известно? — резко осведомился я.

Они неуверенно переглянулись.

Ага, так, значит, этот приказ отдан Стейпсом. И эта неуверенность не даст им наложить на меня руки.

— Давайте-ка разберемся с этим немедленно, — сказал я и стремительно зашагал прочь по коридору. Стражники догнали меня, звеня доспехами.

Пока я шагал по коридорам, мой гнев разгорался все жарче. Если маэр и впрямь окончательно утратил доверие ко мне, лучше покончить с этим здесь и сейчас. Если я лишен доброго расположения маэра, я, по крайней мере, предпочту вернуть себе свободу и возможность видеться с Денной, когда захочу.

Я свернул за угол как раз вовремя, чтобы увидеть маэра, выходящего из своих покоев. Он выглядел более здоровым, чем я видел его когда-либо прежде, под мышкой у него была стопка бумаг.

Когда я приблизился, он бросил на меня раздраженный взгляд. Я подумал было, что он сейчас велит стражникам уволочь меня прочь. И тем не менее я приблизился к нему так отважно, как будто у меня имелось письменное приглашение.

— Ваша светлость, — сказал я весело и дружелюбно, — нельзя ли вас на минутку?

— Ну конечно! — ответил он тем же тоном и распахнул дверь, которую закрыл было за собой. — Входите.

Я посмотрел ему в глаза и увидел в них гнев, не менее пылкий, чем у меня. Какая-то малая разумная часть моей души съежилась от ужаса, но мой бешеный нрав уже закусил удила и несся вперед во весь опор.

Озадаченные стражники остались в прихожей, а меня Алверон увел за вторые двери, в свои личные покои. В воздухе повисло грозное молчание, точно затишье перед внезапной летней бурей.

— Я просто глазам своим не верю! — прошипел маэр, закрыв за собой дверь. — Что за дерзость! Ваши безумные обвинения! Ваши смехотворные утверждения! Я не выношу публичных скандалов, так что с этим мы разберемся позднее.

Он сделал властный жест.

— Возвращайтесь к себе и не покидайте своих комнат, пока я не решу, что с вами делать!

— Ваша светлость…

По тому, как он расправил плечи, я понял, что он вот-вот кликнет стражу.

— Я не стану вас слушать, — холодно сказал он.

И тут я встретился с ним взглядом. Глаза у него были жесткие как кремень, и я увидел, насколько он на самом деле разгневан. И это не был гнев покровителя или нанимателя. Это не было негодование человека, раздраженного тем, что я нарушил приличия. Передо мной стоял тот, кто с шестнадцати лет привык повелевать всем вокруг. Этому человеку ничего не стоило подвесить кого-нибудь умирать в железной клетке, просто чтобы дать урок остальным. Это был человек, который, повернись судьба немного иначе, мог бы теперь править всем Винтасом.

Моя ярость зашипела и потухла, точно задутая свечка, и я похолодел. Я наконец осознал, что катастрофически неправильно оценил ситуацию.

Будучи бездомным мальчишкой на улицах Тарбеана, я привык иметь дело с опасными людьми: пьяные портовые грузчики, стражники, даже такой же бездомный мальчишка с «розочкой» из бутылки — любой из них может тебя убить.

Чтобы выжить, главное — понимать правила, действующие в данной ситуации. Стражник не станет избивать тебя посреди улицы. Грузчик не погонится за тобой, если ты убежишь.

И вот теперь я внезапно отчетливо осознал свою ошибку. Маэр не был связан никакими правилами. Он мог приказать убить меня и повесить мой труп на городских воротах. Мог бросить меня в темницу и забыть обо мне и оставить меня гнить в камере, умирать от голода и болезней. У меня не было ни положения в обществе, ни друзей, которые могли бы за меня заступиться. Я был беспомощен, как ребенок с мечом из ивового прутика.

Я осознал все это в мгновение ока и ощутил, как в животе у меня угнездился грызущий страх. Надо было остаться в Севере-не-Нижнем, пока была возможность! Вообще не надо было сюда приезжать и вмешиваться в дела таких могущественных людей…

И тут в комнату из гардеробной маэра ввалился Стейпс. При виде меня его лицо, обычно такое безмятежное, на миг изменилось, на нем мелькнули ужас и изумление. Но он быстро взял себя в руки.

— Прошу прощения, господа, — сказал он и поспешно направился обратно, туда, откуда вышел.

— Стейпс, — окликнул маэр, прежде чем он скрылся, — подите сюда!

Стейпс вполз обратно в комнату. Он нервно ломал руки. Лицо его имело ошеломленное выражение человека виновного, человека, застигнутого за чем-то бесчестным.

— Стейпс, что у вас там? — сурово осведомился Алверон. Приглядевшись, я увидел, что дворецкий не ломает руки — он что-то сжимает в руках.

— Ничего…

— Стейпс! — рявкнул маэр. — Да как вы смеете мне лгать? Покажите немедленно!

Дородный дворецкий молча разжал руку. На ладони у него безжизненно лежала крохотная птичка, яркая, как самоцвет. Лицо его сделалось абсолютно белым.

Еще никогда на свете гибель очаровательного существа не приносила никому такой радости и облегчения. Я уже несколько дней был уверен в предательстве Стейпса, и вот перед нами было неоспоримое доказательство.

Тем не менее я промолчал. Пусть маэр все сам увидит.

— Что это значит? — медленно осведомился маэр.

— Нехорошо думать о таких вещах, сэр, — поспешно ответил дворецкий, — а задумываться о них подолгу — и того хуже. Я принесу другую птичку. Она будет петь ничуть не хуже.

Повисло долгое молчание. Я видел, как Алверон борется с гневом, который он был уже готов обрушить на меня. Пауза затягивалась…

— Стейпс, — медленно спросил я, — а сколько всего птичек вы заменили за эти несколько дней?

Стейпс с негодующим видом обернулся ко мне.

Но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, вмешался маэр.

— Ответьте ему, Стейпс! — его голос звучал так, будто он задыхается. — Это ведь уже не первая?

Стейпс бросил на маэра горестный взгляд.

— Ох, Ранд, я просто не хотел вас тревожить! Вы были так плохи! Потом вы потребовали птичек и после этого пережили ту ужасную ночь… А на следующий день одна из них подохла…

Он стоял, глядя на крохотную пташку у себя на ладони, и говорил все быстрее и быстрее, сбиваясь и путаясь. Его объяснения были так неуклюжи — сразу было видно, что они искренние.

— Я не хотел забивать вам голову разговорами о смерти. Пошел в сад, поймал другую птичку. Вам становилось все лучше, а они принялись помирать по четыре-пять штук в день. Как ни посмотришь, а там еще одна валяется на дне клетки, точно сорванный цветок. Но вы-то выздоравливали. И мне не хотелось об этом упоминать.

Стейпс накрыл мертвую капелюшку ладонью.

— Как будто они отдавали свои крошечные души, чтобы вам становилось лучше…

Внутри его что-то надломилось, и он вдруг разрыдался. Горькими, безнадежными слезами честного человека, который так долго беспомощно наблюдал, как его дорогой друг медленно умирает у него на глазах.

Алверон какое-то мгновение стоял неподвижно. Весь его гнев улетучился. Потом он подошел и дружески обнял своего дворецкого.

— Ох, Стейпс! — тихо сказал он. — В каком-то смысле так оно и было. Вы не сделали ничего, достойного порицания.

Я тихонько вышел из комнаты и принялся снимать кормушки с золотой клетки.

* * *

Через час мы втроем мирно ужинали в комнатах маэра. Мы с Алвероном рассказали Стейпсу, что происходило последние несколько дней. У Стейпса едва голова не пошла кругом от мысли о том, что его господин наконец выздоровел и что дальше ему станет только лучше.

Что до меня, проведя несколько дней в немилости у Алверона, я чувствовал большое облегчение, вновь обретя его расположение. Тем не менее я все еще испытывал потрясение при мысли о том, как близок я был к гибели.